Рубин Карашэхра (Сборник) - Турчанинова Наталья Владимировна. Страница 14

Деревеньки, которые мы проезжали, были похожи одна на другую. Маленькие беленькие домики цеплялись огородами один за другой и прятались от жаркого солнца под высокими раскидистыми деревьями. Телеги, трясшиеся по дороге, поднимали тучи пыли, которая не спешила оседать и еще долго висела в воздухе. В лопухах на обочине копошилась домашняя живность, чирикали птицы, и весь этот человеческий мир пах как-то особенно: уютом, беззаботной доверчивостью, едой… Демоны очень хорошо умеют чувствовать такой аромат, впрочем, ангелы, кажется, тоже, но у них он вызывает только умиление, а у нас желание немедленно напасть, схватить и съесть…

Изредка я замечал вдали каменные руины. Построенные в незапамятные времена высокие замки были похожи на крепости с узкими щелями-окнами и крутыми скатами крыш. Демоническая архитектура – монолитная кладка, острые зубцы, хищные морды горгулий, украшавшие карнизы. Дух захватывает, когда видишь эти величественные сооружения, пусть даже наполовину лежащие в развалинах Сколько веков прошло с тех пор, как в них никто не живет и они стоят разоренные, покинутые, мертвые.

Не останавливаясь, мы ехали до самого вечера. Наверное, Буллфер мог проскакать так еще долго, но Энджи, сидящий впереди, начал дремать, и мне пришлось придерживать его, чтобы он не свалился на землю, да и мое человеческое тело начинало уставать.

Хозяин пару раз оглянулся на нас и в следующей деревне решительно направился к таверне. Значит, он тоже устал и мечтает о тихом, теплом стойле… в смысле комнате. Ангелок тут же проснулся.

– Буллфер, может быть, не надо?! – он повернулся ко мне. – Он хочет, чтобы мы переночевали здесь. Считает, что мы утомились, но я не устал. Правда.

– Он прав, – сказал я. – Нам всем нужно отдохнуть и поесть…

Я широко распахнул дверь и, не обращая внимания на заинтересованные физиономии посетителей, направился прямо к стойке. Энджи скромно держался за моей спиной.

– Хозяин! – гаркнул я, бросая на стойку золотой. – Вина, жареного мяса, молока, хлеба, в общем, тащи все, что есть, овса для моей лошади и лучшую комнату!

Трактирщик подхватил золотой, угодливо кланяясь, проводил меня с мальчиком в самую спокойную часть зала и даже протер полотенцем стол, что должно было означать его особое к нам расположение. Как только мы сели, перед нами появилась гора провизии, которой можно было накормить не менее пяти голодных человек и одного слегка проголодавшегося демона. Посетители с молчаливым уважением наблюдали за тем, как я управляюсь с бараньей лопаткой. Трактирщик смотрел на меня, словно на родного, подсчитывая чаевые, которые с нас можно содрать, а хорошенькая служаночка перелетала от нашего стола на кухню с пустыми тарелками, возвращалась обратно с полными, одновременно успевая строить мне глазки. Хорошо, что хозяина нет с нами, хоть расслабиться можно, не выслушивая едких комментариев по поводу моего обжорства и отвратительных манер. Посмотрел бы на своего Энджи. В человеческом облике он вел себя совсем молодцом. Аппетит у мальчишки был как у голодного щенка, хотя, конечно, он умел управляться с ножом и вилкой одновременно и не ел ничего мясного.

Все-таки человеческий образ многое упрощает, снимает ограничения, помогает расслабиться. Никакой ответственности, никаких условностей. Можно сидеть за одним столом с человеком и ни разу не вспомнить, что тебя вообще-то бесит их слабость и беспомощность. Сам такой же!

Люди вокруг, все еще поглядывая на нас время от времени с любопытством, продолжили прерванный разговор. Я прислушался. Обсуждали будущий урожай и пришли к выводу, что просо в этом году ничего себе, а пшеница не уродилась, и если Хозяин не снизит налог на зерно, то, чего доброго, можно зимой и без хлеба остаться.

– А если ИМ вместо пшеницы овсом отдать… – говорил маленький курчавый человек, по виду зажиточный, потому как, несмотря на жару, вырядился в хромовые сапоги. Демонам-то все равно. Главное – насыпано в мешках чего-то, и ладно. Они только в мясе разбираются, положено к Хозяйскому столу столько-то говядины в месяц, так говядиной и расплатись. У НИХ за этим строго следят.

Эх, услышал бы я его во времена правления Буллфера, показал бы ему овес…

– Так ведь у нас теперь вроде не Хозяин, а Хозяйка, – отозвался рыжий шебутной мужичок, который успевал не только принимать участие в разговоре, но и заговорщически перемигиваться с трактирщиком. – Господин Маркус вчера на ярмарке был, так там объявляли, что прежний Хозяин низложен и подвергнут анафеме, а теперь следует поклоняться Высочайшей Хозяйке.

– Нам-то все равно, кому поклоняться, – сказал первый. – Главное, что теперь наверняка налоги вдвое поднимут или войну какую затеют…

Крестьяне покосились в мою сторону, и тот, что предлагал заменить пшеницу овсом, покашлял и почтительно осведомился, не знает ли благородный господин, то есть я, будет война или нет, потому как видно, что господин едет издалека и наверняка слышал что-нибудь по дороге о грядущих переменах.

Я поморщился и пробормотал с набитым ртом, что войны никакой не намечается, а вот налоги повысят. Собрание успокоилось и радостно зашумело о том, что если налоги повысят, то это ничего, путь повышают, на то они и демоны, чтобы с людей деньги собирать, главное, чтобы войны не было. А там уж они как-нибудь приспособятся.

Мне почему-то стало тошно. Наверное, оттого, что Хул уже везде раструбила о своем счастливом воцарении. Хорошо, что Буллфер не слышит этих разговоров…

Через некоторое время, когда я, заглушив первый голод, приступил к осознанной дегустации и стал замечать, какие аппетитные формы у крутящейся рядом служаночки, а Энджи начал дремать, дверь в очередной раз распахнулась, и в таверну влетел еще один смертный. Выглядел он так, словно на улице с ним встретился Буллфер во время своей боевой трансформации. А может, и правда встретился. С него станется… Человек подбежал к стойке, навалился на нее грудью и что-то невнятно прошептал. Трактирщик почтительно покосился в нашу сторону и вполголоса забормотал в ответ. Я услышал: «Жеребец это ихний… того господина… и мальчик с ним…»

Так, что дальше?! Энджи мгновенно проснулся, тоже услышав странный разговор, и тревожно посмотрел на меня. Я же на всякий случай незаметно проверил, легко ли достается клинок из ножен. Любитель лошадей, наконец, отклеился от стойки и решительно направился к нам, без приглашения уселся за стол, уставился на меня безумными глазами и спросил:

– Твой конь?

– Мой, – ответил я спокойно, почти равнодушно.

– Продай!

Энджи едва не подавился пирожком, а я сумел сохранить высокомерно-невозмутимое выражение лица, хотя внутренне обомлел от этого предложения.

– Не продается.

– Хочешь пятьсот?!.. Нет, тысячу?

– Милейший, я же сказал, жеребец не продается.

– Полторы! Полторы тысячи!

А забавно было бы согласиться. Нет, Буллфер убьет меня, если узнает, что я хотел продать его всего за полторы тысячи. Он хоть и бывший Хозяин, но стоит дороже.

– Я сказал – нет.

Любитель лошадей побагровел и заорал, выкатив глаза:

– Да за эти деньги ты сможешь купить себе десяток лошадей!

– А мне нравится этот.

– Зачем он тебе?! Ты же его за год заездишь! Тебе что деревенская кляча, что скаковой жеребец! Хоть бы подковал его, олух! Или денег на новые подковы нет?!

Я представил себе, как этот несчастный ведет Буллфера в кузницу и вылетает оттуда с новенькими подковами на заду.

– Ну что, согласен? Берешь деньги? – заметив на моем лице улыбку, с надеждой спросил покупатель.

– Нет, жеребец не продается. Ни за полторы тысячи, ни за десять.

Лошадник презрительно плюнул, обозвал меня длинным, замысловатым ругательством и выскочил из таверны. Энджи улыбнулся:

– А я уже подумал, что ты не удержишься и продашь ему Буллфера.

– Была у меня такая мысль.

Ангелок рассмеялся, а потом зевнул и потер глаза.

– Гэл, я что-то устал…

– Понятно, ваша светлость. Сейчас провожу вас отдыхать.