Восстание ягда Кропора (СИ) - Демидов Андрей Геннадиевич. Страница 35

Уже ближе к вечеру, после того, как ещё раз коротко и зло отшумел ливень, а Паратка закончила выпекать пшеничные коржи, вернулся Айуб с тремя арабами. Они оставили изнемогших от долгого пути крутого подъёма к монастырю лошадей у коновязи и вошли в башню Повелителя. Им в нос ударил запах горелого дёгтя от горящих очагов факелов, мочи и старой пыли. После подьъёма по узкой лестнице, стало видно большое помещение с очагом посередине. В дальнем углу, среди тюков, бочек и корзин, видны были тюки, две девушки с распущенными волосами, перебирали какие-то тряпки, раскладывая их в разные сундуки. Рядом, на бочке дремал араб, в плоской сирийской шапочке и восточном халате. Сквозь ресницы он вяло смотрел на вошедших. Фен Хунн выслушал Айуба, несколько раз переспрашивал его, не всегда понимая значения слов. Потом он шурша пластинами своего панциря поднялся по каменным ступеням, ведущим на верхние ярусы башни и остановился. Лестница уходила ещё выше, но он оглянулся и стукнул рукоятью плети в доски низкой двери. После короткого лязга запоров дверь открылась внутрь. На пороге возник араб в кожаном панцире поверх плаща. Он лениво махнул широкой ладонью:

— Заходи.

Каменный колодец зала был десять шагов в длину и семь в ширину. Сверху виднелись мощные балки, справа, через окна-бойницы, бил оконный свет. Слева виднелись ниши, завешенные шерстяными тряпками. В углах лежали корзины, отрезы шёлка, льна, меха, белёсые мешки с драгоценной солью, бочки с рыбой, связки факелов, щиты, копья, связки стрел, луки, арбалеты. Под окнами на скамье примостился раненый стрелой молодой араб и было видно, что его бьёт дрожь. Посредине зала, за низким столом, покрытым объедками, кувшинами, оружием, друг напротив друга, сидел ещё один араб и ягд Стикт. У глухой стены, на уступе, возвышался большой деревянный трон, украшенный резьбой. Опершись на спинку трона, в тени, стоял один ягд Тантарра. По обе стороны от него на железных треногах горели жировые светильники. Справа в дальнем углу, на узких железных ящиках, полу лежали ещё двое арабов. В очаге, устроенном в нише стены, горели дрова. Дым, не полностью попадая в дымоход, висел под потолком. Когда Фен Хунн вошёл, никто не шелохнулся. Только раненый, прооперированный у Ольмоутца ягдом Тантаррой, помахал ладонью, отгоняя мух. Фэн Хунн почесал рукоятью плети свой расплющенный нос, перешагнул через лавку у стола и бесцеремонно сел. Он положил изогнутый меч на колени и покосился на ягда Стикта.

— Что там слышно? — по-тюркски спросил его ягд Тантарра.

Он уселся на подлокотник трона. Светильники осветили его длинные, угольно-чёрные волосы, прижатые ко лбу золотой полосой, напоминающей корону. Его узкая борода на широких скулах срослась с усами, большой нос блестел от пота. Глаза его были воспалены от бессонницы и вина.

Надменное безбородое лицо гунна, разрезанное надвое тенью, приняло почтительное выражение. Он хрипло сказал:

— Мы объявили твою волю в Стотне и Либе. Там сказали, что епископ был самозваным, но хоронил, изгнал чуму, оберегал их от авар. Себе много не брал. Говорили, что зря его убили пришельцы, зря отняли алтарь, убили.

Гунн, чуть помедлив, добавил:

— Было несколько недовольных.

— Дальше, — ягд Тантарра скрестил руки на груди.

— Они не против нового короля, они просили, чтоб ты не жёг домов, не убивал. Просили не заставлять идти с тобой в военные походы и не грабить торговцев. В солнечный месяц надо ухаживать за огородами, выпалывать хмель, в первый раз стричь овец.

Фен Хунн развёл руками, блеснули перстни на его пальцах.

— Они хотят забрать и похоронить тело епископа и его воинов, а ещё разрешить молится Священному Дубу.

— А ещё они хотят жить как их предки, выбирая старейшин и жрецов, а вовсе не неограниченной монархии без свободных тайных выборов, — сказал на кумите ягд Стикт, глядя в стол.

— Этих наглецов нужно убить, — сказал ягд Тантарра, словно не слыша замечания товарища.

Он наклонил голову. Продолжил говорить на тюркском, закатывая глаза:

— Это как с Ли Ши Минем, я помню. Пока он не убил братьев, он не стал императором.

— Не знаю, как у китайцев, но сестра лже-епископа была замужем за крупным торговцем солью из Зальцбурга, большим другом баварского герцога Гарибальда II. Это, конечно, не святой Максим, убитый а Зальцбурге варварам, баварцы этого нам не простят.

Ягд Тантарра сел на трон и некоторое время сидел неподвижно, уставившись в пространство. Затем резко встал, медленно приблизился к бойнице, сощурился на свет. Тусклое пятно солнца, укрытое серыми облаками, нависало над синими зигзагами гор.

— Зачем только я согласился захватить эту дыру? — тихо сказал он, — теперь у меня кругом враги, а прошёл только один день. Если двигаться к золотым дворцам, как этого требует Еза, меня или отравят подкупленные врагами свои же арабы или из леса стрела прилетит в спину. А ради чего? Устал я…

— Хватит, — вдруг резко сказал он.

Низкий его голос отразился от сводов и каменных стен. Задумавшить на мгновение он продолжил:

— Я недоволен тобой, Фен. Завтра, как просохнут дороги, должны быть готовы лошади и вы все. Мы поедем в Стотню и Либу, и я буду говорить с ними. А Сидоний обещал найти проводника через перевалы и леса. Но не иудеев, они лживые все, их нужно вешать на Воротной башне. На обозрение. Под видом торговцев ходят по селениям, а сами наводят за долю от добычи, банды грабителей. Где Сидоний? Сюда его!

— Слушаюсь, мой господин, — Фен Хунн быстро выскочил на лестницу и было слышно, как забренчало его оружие и панцирь.

Очень быстро на пороге зала появился бледный Сидоний. Его оловянный крест плясал в его ладонях, прижатых к груди. Увидев ледяной взгляд короля он начал, было, пятиться, но гунн толкнул его внутрь.

— Что в Стотне слышно, грек, чего рабы говорят? — спросил его на ломаном греческом Фен Хунн.

— Осмелюсь передать ропот семей из юеревни Стотния. Госпожа велела утром взять оттуда себе в услужение десять девственниц. Все боятся, что воины повелителя их обесчестят, — тихо сказал грек.

Фен Хунн каркающие засмеялся, заулыбались арабы, понявшие смысл происходящего по общеупотребительным греческим словам, широко используемым на всем византийском востоке.

— Завтра я им скажу, что девствениц отдавать не нужно, — кивнул король, — пришли женщину, пусть уберёт со стола и принесёт ещё вина.

Сидоний задержав дыхание попятился, и в этот раз гунн выпустил его, и закрыл дверь изнутри металлической щеколдой.

— Хитрая сволочь, — сказал на кумите ягд Стикт, — понимает, что если с нами что-то случится, его местные моравы, или баварцы на куски разрубят и свиньям скормят. Профессиональный предатель. Тут выживает не самый сильный или умный, а самый приспосабливаемый.

— Пока он нам нужен, — сказал ягд Тантарра, — он говорил, что у какого-то византийского стратега был секретарём, у аборигенов это крупный чин. Хотя, если на Зиеме кто-то знает грамоту, он уже крупный чин.

— Еза мне высказала претензию… — ягд Стикт уставился в объедки на столе, — она говорит, что ей здесь не нравится. Говорит, что это каменная нора. Подниматься в крепость долго, в крепости все ходят по нужде где попало, блохи, клопы, мыши, кухарка рук не моет, всё вонючее и пыльное.

— Знаю, что она хочет золотые дворцы, — ягд Тантарра вдруг качнулся телом вперёд, упёрся ладонями в край окна-бойницы и почти засунул в неё голову, — слышите гул? Что это, штурмовики ягда Реццера к нам летят?

Некоторое время все прислушивались. Потрескивали фитили факелов и масляных светильников, урчало в животе арабов от забродившего вина, раненый скрипел зубами, перекликались во дворе женские голоса.

— Это камни падают в горах — дождь сильный был — оползень — и гудит эхо, клянусь Солнцем, — наконец сказал Фен Хунн по-тюркски.

— А ты подумал штурмовики летят к месту твоей ночной стрельбы из штралера? — спросил ягд Стикт, по-прежнему глядя а стол.