Приманка - Чиркова Вера Андреевна. Страница 63

— Держись, сейчас будет еще сильнее, — тихо пробормотал Кэрдон, и я вдруг почувствовала, что просто обожаю его.

Нет, не люблю так нежно и преданно, как Танрода, и не уважаю так глубоко, как Луизьену. И даже не сопереживаю так искренне, как Гили. Но точно теперь знаю, что он самый надежный друг нашей семьи и вообще самый лучший из всех мужчин, после Рода, конечно.

Наступающее на нас войско начало редеть. Сначала замирали с самым потрясенным видом женщины, потом и мужчины. Да и камни ползли все медленнее, как будто теряя последние силы.

Не останавливались только чистокровные желтоглазые, хотя и они шагали с каждым мгновением все тяжелее и неувереннее. Самым сильным оказался поймавший нас шпион, он уверенно двигался вперед, неустанно подгоняя ползущее впереди себя оружие.

И оно уже было в пяти шагах от нас, надвигаясь несущей ужас волной.

— Кэрд… — не выдержав, дернула его за рукав, но маг, не оглядываясь, оттолкнул мою руку:

— Подожди…

А железки вдруг словно услышали его слова или почуяли тепло и устремились вперед с неожиданным рвением. С невероятной быстротой оказались рядом с магом, оплели его ноги и поползли выше, связывая стан и плечи, притягивая руки. Цепи оказались проворнее — опутали Кэрда как веревками, стиснули горло, заставив захрипеть. И одновременно они же были более безвредными. А вот прутья, гнувшиеся с видимым трупом, наносили болезненные раны, когда в попытке связать пленника покрепче царапали и протыкали его кожу и рвали одежду.

Маг скрипел зубами и молчал, а я взирала на это зрелище, все с большим трудом сдерживая закипавшую в груди ярость. Однако приказа ставить щит все не было, и я терпела до того мига, пока не обнаружила рядом с собой злобно ухмыляющуюся окаменевшую рожу гоблинского магистра.

— Иди ко мне, — грубо дернул он меня за рукав, и этот наглый хозяйский жест, живо напомнивший мачеху, стал последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.

— Пошел вон! — рявкнула на гоблина и поставила щит, на который питала особые надежды.

Как только мне стало известно о необычной чувствительности гоблинов к боли, вспомнился еще один случай из раннего детства.

Однажды в начале лета родители привезли меня в расположенное южнее поместье и в первый же день отпустили погулять, с няней, разумеется. Бегала я к тому времени значительно быстрее ее и вскоре оказалась у изгороди, за которой обнаружила сказочный городок гномов. На цветущем лугу стояли маленькие разноцветные домики, невероятно привлекательные издали, и при виде их я забыла обо всех запретах и правилах. Как вскоре выяснилось, жили в них вовсе не добрые старички, а злые пчелы, и они без предупреждения напали на меня целым роем.

От жгучей боли я орала во все горло и бежала куда глаза глядят. Как рассказывали позже родители, на моем пути очень кстати оказался пасечник, он и спас меня, накрыв своим белым балахоном и унеся в шалаш, возле которого курился дымарь. Особого вреда, как выяснилось, несколько укусов мне не принесли, но пчел я с тех пор не переношу и даже мед ем с опаской.

Вот этот щит и обрушился на гоблина и всех окружающих нас врагов острой, жалящей болью укусов невидимых пчел, и желтоглазое войско дрогнуло, отступило, однако никто не побежал, зато начали падать, как сраженные оружием. Упал и Кэрдон, и меня больно резанул по сердцу вид крови, обрызгавшей чистые плиты двора.

Но помочь магу я пока ничем не могла, гоблин и не думал сдаваться, хотя больше не разговаривал, лишь шипел сквозь зубы, как рассвирепевшая змея.

Желтоглазый мерзавец умудрился вцепиться в мою руку еще крепче и, притянув к себе, пытался ухватить за косу. Магию он почему-то не использовал, но думать об этом мне было некогда. Ненависть плеснула жаркой волной, рука сама сделала повелительный жест, и гоблин пушинкой отлетел прямо на кучу замерших камней.

Не дожидаясь, пока он поднимется, я склонилась к нечаянному напарнику, пытаясь привести его в чувство. Но Кэрдон не отзывался, лежал, неудобно подогнув ногу, и его лицо становилось все бледнее. Причем скверной синеватой бледностью, заставляя мою душу сжиматься от самых плохих предчувствий.

Нам нужно продержаться целых полчаса, и как подсказывает мне опыт, пока еще не прошло и половины назначенного срока. А у меня с собой только ладанка на шее, в которой несколько маленьких пилюль, сваренных неизвестно из чего. И нет ни капли воды, чтобы сделать из этих сухих шариков питье для Кэрдона. Но я все же решилась: растерла одну крохотную пилюлю между пальцев и всыпала в рот не подающему никаких признаков жизни магу.

Занявшись им, почти забыла про врага и едва не пропустила момент, когда серая статуя подобралась почти вплотную и подняла над собой огромную глыбу, готовясь опустить ее на наши головы.

В этот раз я его больше не жалела, от гнева и отчаяния совершенно забыв предупреждение магистров не калечить необходимых для переговоров ценных заложников. Отшвырнула гада с такой силой, что он с глухим стуком ударился спиной о столб рассыпавшейся ограды и уронил себе на ногу свой булыжник.

Яростный, полный боли и ненависти вой сделал то, чего не смог мой щит, — желтоглазые, словно опомнившись, начали отступать. И только настырный гоблин снова упорно полз к нам с Кэрдоном, подвывая и подволакивая пострадавшую ногу.

А на меня вдруг нахлынула невероятная усталость, задрожали руки и ноги, и пришлось поспешно опуститься на плиты, чтобы не упасть.

В вое гоблина послышалась торжествующая нотка, отчетливо открывшая непреложную истину: если он до нас доберется, то на пощаду можно уже не надеяться. После тех ударов, которые мы ему нанесли, в живых гоблин нас никогда не оставит, и значит, пришло время использовать самый последний, запретный шанс.

Стянув с пальца невзрачное костяное колечко с янтарем, я вытащила самый маленький камушек и, сунув в рот, разгрызла, как орешек. Он поддался неожиданно легко, хотя иначе и быть не могло. Именно для этого его и делали полым, поместив внутрь сигнал, который могло получить лишь одно-единственное существо в мире.

Гоблин замер, молча следя за мной подозрительными желтыми щелками. Молчала и я, ответно не сводя с него взгляда. И не заметила, в какой момент рядом появился наш спаситель.

Поняла это лишь по потрясенно приоткрывшемуся рту гоблина да по тому, как испуганно, по-черепашьи втянулась в плечи его голова.

— Шандирсах? — насмешливо произнес над моей головой мелодичный, как хрустальные колокольца, голос. — Так вот кто нарушает священный запрет возвращаться на этот континент!

Подняв голову, я с изумлением рассмотрела величественного беловолосого мужчину, несомненно, не молодого, но и далеко не старика. Причем он был совершенно не похож на фантом, который показывали незваным гостям пикси. Скорее на эльфа, какими их изображали в старых книгах.

Этот эльф, абсолютно не обращавший на меня внимания, окинул беглым взглядом Кэрдона, едва заметно махнул рукой, и маг исчез, оставив после себя только алые лужицы.

— Еще и воруешь людей, пользуешься запретными здесь заклятиями, вмешиваешься в дела империи и Саркана, — ледяным перезвоном продолжал эльф отчитывать гоблина. — Или забыл, какое наказание за это положено?

— Пощади… — рухнул на каменные плиты желтоглазый, и его панцирь треснул, посыпался серой крошкой.

— Назови трех людей, которых пощадил ты, и я подумаю.

Гоблин упорно молчал, и во мне снова начала подниматься жгучая ненависть к этому бездушному существу.

— Значит, будем судить. Но сначала расскажи, о чем написано в письме, которое старший эльф оставил вам с просьбой отвезти людям. Как ты можешь теперь догадаться, это была проверка, и сейчас я хочу лишь убедиться в твоем желании исправиться.

— Там было написано не открывать и не читать, — явно попытался схитрить гоблин, и его смуглое лицо вдруг побледнело до синевы. — Прости… но я сам не читал.

— Еще одна ложь, и ты лишишься второй руки, — холодно заметил эльф.

Переведя взгляд на врага, я с ужасом рассмотрела замшелый осколок камня, торчащий у него из правого плеча. Все остальное осыпалось вместе с панцирем.