Бэйсд (ЛП) - Хамел Б. Б.. Страница 4
А потом была сцена на балконе в огромном доме её отца, после свадебного приёма, когда все разошлись по домам.
Её кожа при лунном свете. Её губы, раскрывшиеся, когда я подошёл к Бри совсем близко.
Я прыгал с самых опасных строений в мире. Я провёл месяцы в тюрьме. Но ничто не сравнится с тем чувством, которое возникло в тот момент. И вот она снова вернулась в мою жизнь, такая же шикарная, как и тогда.
— Доброе утро, Бри, детка, — сказал я.
Она удивлённо посмотрела на меня, прищурив глаза.
— Доброе утро, дедуля. Милая трость.
Я засмеялся и поплелся в её сторону. Она сидела на табуретке с противоположной от меня стороны.
— Ну что ж, зануда, милые очки.
— Я в них не похожа на зануду. — Она встала, и неосознанно их поправила.
— Ага, а это не трость. Это вспомогательное устройство для ходьбы.
— Мне больше напоминает трость.
— Твоя ошибка. Как Индиана?
— Отлично. А как это прыгать с высоток и переломать ноги?
Я снова засмеялся. Люди избегали этой темы, но к Бри это не относилось.
— Вообще-то, чертовски здорово.
— Ну да. Ты сейчас действительно «приземлён», не так ли?
Я кивнул. Бэйсджампинг был стилем жизни, состоянием духа. Один рэпер, Лил Би, прославил его. Это значит, ты делаешь то, что пожелаешь и тебе плевать на мнение окружающих. Ты крут, потому что чувствуешь свободу.
В начале карьеры мне дали ник «Бэйсд». Через некоторое время он превратился в бренд и включал в себя кучу всякой хрени, от одежды до снаряжения.
— Наверно. Наверняка лучше, чем быть маленькой занудной школьницей.
Она закатила глаза.
— Так классно снова встретиться.
— Согласен. А почему ты здесь?
— Ну, это мой дом. Я здесь выросла, помнишь?
— Ты проводишь каникулы дома?
Она замолчала и покачала головой.
— Обычно нет. Я первый раз приехала, честно говоря.
— Надо же. У нас есть что-то общее.
— А ты что здесь делаешь? Развлекаешься с симпатичными девушками?
Я засмеялся и покачал головой.
— Не всегда. Иногда с красотками.
Она фыркнула.
— Ты ни капли не изменился.
— Неужто ревнуешь?
— Даже не думала. Как долго будет длиться съёмка?
Я ухмыльнулся. Она пыталась сменить тему.
— Точно не знаю. Зависит от того, как скоро я смогу прыгать.
Она помедлила и вскинула брови.
— Ты собираешься снова прыгать?
— Конечно. Именно это я и собираюсь делать.
— Мне показалось, или ты раздробил обе ноги так, что с трудом ходишь?
Я засмеялся.
— Как я уже говорил, именно так, Бри, детка.
— Не называй меня так.
— Почему? И вообще, какое тебе дело, даже если я прыгну?
Она покачала головой, пытаясь найти причину. Я бы сказал, что Бри расстроилась, и мне это нравилось. Она, определённо, относилась к той группе людей, которые были против того, чтобы я прыгал снова. И, скорее всего, за всю свою жизнь не сделала ничего рискованного. Обри — папочкина маленькая принцесса, круглая отличница, светлый ум. Полная стипендия в Нотр-Даме плюс высшие баллы за все дисциплины, соприкасающиеся с биологией, которые она изучала. Несомненно, девушка была лучшей из лучших. Наверно, ей было довольно просто судить свысока о том, чем я занимался, но ей никогда не понять тех чувств, которые обуревали меня, когда я в первый раз оттолкнулся от твёрдой поверхности и упал в пустоту, а ветер свистел у меня в ушах.
Я был словно окутан коконом ревущей свободы. Или чем-то вроде этого.
— Откровенно говоря, мне всё равно. Просто это глупо.
— Легко сказать, зануда. По сравнению с тобой, все вокруг глупцы.
Она растерялась:
— Я не могу решить, чувствовать себя оскорблённой или нет.
Я снова засмеялся и медленно встал, пытаясь не выказать боль.
— И да, и нет, — сказал я.
Она молча смотрела, как я поковылял к холодильнику, взял молоко и залил хлопья. Затем похромал обратно и сел на табуретку. Меньше всего я хотел, чтобы Бри видела, как мне больно, но не мог ничего поделать. Курс физиотерапии помогал, но мне нужно было ждать ещё несколько месяцев перед тем, как снова нормально ходить.
— Сильно болит? — спросила она, прерывая молчание.
Я покачал головой. Так похоже на Бри, говорить именно то, что она думает.
— Иногда. Но я могу контролировать её.
Я отправил ложку хлопьев себе в рот, пока она наблюдала за мной. Мне казалось странным сидеть с ней за одним столом после стольких лет. Хотя мы и не проводили много времени вместе до свадьбы наших родителей, мы быстро нашли общий язык. А потом события той ночи изменили всё, или, по крайней мере, прояснили то, что происходило между нами.
— Что говорят врачи?
— Много чего.
— Я имею в виду о твоём восстановлении?
Я перестал есть, и посмотрел на нее.
— К чему все эти вопросы?
— Наверно, любопытство.
— Ну, так усмири его. Я в порядке.
Она выглядела удивлённой, и я сразу пожалел о своей грубости. Я знал, что Бри просто хотела разговорить меня, возможно, даже на свой лад выразить обеспокоенность, но я ненавижу жалость. Ненавижу больше, чем что-либо ещё, именно поэтому мне было невыносимо находиться в коляске. И меньше всего я хотел, чтобы меня жалела Обри.
Прежде чем я смог извиниться, может даже загладить своё поганое поведение, заговорив о курсе физиотерапии, на кухню, как обычно вовремя, зашла моя мать.
— Доброе утро, дети, — почти пропела она, захватив йогурт из холодильника и прислонившись к столешнице.
— Доброе утро, Джулс.
Я кивнул.
— Мама.
— А что вы двое собираетесь делать сегодня?
— Как обычно, — сказал я, прежде чем Обри успела ответить. — Разминать мои искалеченные ноги, пока какие-то чуваки тычут камерами мне в лицо.
Мама неуверенно улыбнулась, и мне стало гадко. Я знал, что она не понимает сарказм, и мне следовало промолчать. «Какого чёрта со мной происходит этим утром?» — подумал я. Возможно, я вёл себя отвратительно из-за нарастающей боли.
— Вот и славно, Линкольн, — сказала она.
Обри посмотрела на меня.
— Он какой-то раздраженный этим утром, — объяснила девушка.
Я засмеялся.
— Раздражённый? Я само веселье.
— Когда прибудет съёмочная группа? — спросила мама, не обращая внимания на то, что должно было стать невероятно остроумной шуткой Обри.
Я посмотрел на неё.
— Через сорок минут или около того.
— Мне нужно прихорошиться.
Обри засмеялась, а я улыбнулся. Мама говорила абсолютно серьёзно, но, тем не менее, смотрела на нас с глупой улыбкой.
— Кстати, — продолжила мама, — что касается благотворительных акций.
Я взглянул на Обри, предположив, что она знает, о чём идёт речь.
— А, да, — сказала Обри.
— Я уже придумала задание для тебя, но сначала нужно ещё прояснить детали. Ты ведь подождешь?
Я приподнял бровь. Обри помогала маме с одним из многочисленных благотворительных проектов? Это становилось интересным.
— Без проблем. Всё, что угодно.
— Огромное спасибо, дорогая.
— Между прочим, а где папа?
Мама замолчала, что было странно. Мне тоже было интересно, однако хватило ума не спрашивать.
— Он в Лос-Анджелесе, работает над новым сценарием.
— О, ладно. Когда он вернётся?
— Скоро. Я думаю, очень скоро.
Обри замолчала, и я пожал плечами.
— Я ничего не знаю, так что не смотри на меня.
Она насупилась, но ничего не сказала.
— Ну что ж, ещё раз доброго утра, — сказала мама и ушла к себе в комнату, чтобы, возможно, заняться другими делами.
Я взглянул на Обри.
— Мне показалось, или она тормозила больше, чем обычно?
Обри улыбнулась, вновь концентрируясь на мне.
— Нет, всё как обычно.
— Клянусь, колесо её хомячка вращается в два раза быстрее, чем шестеренки у неё в голове.
Девушка засмеялась.
— О, не будь так груб по отношению к своей матери.
Я вскинул руки.
— Я не бываю грубым. А просто говорю правду.