Латинские королевства. Трилогия (СИ) - Рюриков Алексей Юрьевич. Страница 21

Думы были простые, но стратегические, исчерпывающиеся вопросом «что дальше?»

Вопрос стоял остро, один раз тщательно собранную армию король уже бесприбыльно растратил под Бильбейсом, а уверенности в возможности собрать в один кулак такие силы в третий раз, у него быть не могло. Следовало принять решение, куда двинуть победоносные отряды прямо сейчас, пока вассалы по домам не запросились. Вариантов снова имелось лишь два — Египет и Дамаск.

Вторая попытка покорения Египта показалась нерасчетливым риском. В преграждавший путь Бильбейс как раз добежали остатки войск визиря, усилив гарнизон, флота у франков не имелось, особенно в сравнении с собранным и не понесшим урона египетским, а в случае ухода практически всех латинских сил из Леванта, оставалась опасность удара из Дамаска. А вот остающийся единственным не франкским центром силы в Леванте Дамаск, смотрелся очевидным кандидатом на поглощение.

Дамасский эмират состоял не только из собственно города, но включал контролируемые окрестные территории, и объектом был лакомым. С развитым агрокомплексом в округе, ремесленниками производящими высоколиквидные сталь, оружие, стекло и ткани, и — last but not least — традиционно одним из крупнейших торговых и международных финансовых центров. Город давно никто не захватывал, отчего у жителей скопились золотовалютные резервы в количестве заманичивом даже для привыкших в Леванте к виду богатства франков «первых призывов».

Последнее виделось вещью важной, так как прежние трофеи уже как-то из казны рассосались (крепости, наемники, пожертвования, двор и прочие мелкие хозяйственные нужды), да и войску требовалось подзаработать. Бонусом виделось сухопутное расположение города, не требовавшее делиться с не участвующими в штурмах, но необходимыми в случае портов моряками.

Стратегически же, присоединение эмирата завершало покорение Леванта и (с учетом эдесского завоевания Харрана) окончательно переводило контроль над всем левантийским отрезком Великого шелкового пути в руки латинян.

Кроме всего прочего, у короля имелся свой претендент на трон Дамаска — Бекташ, у которого были пусть явно малочисленные, но сторонники.

Поглощение разумеется, не могло быть дружественным, но его хозяйственно-экономический смысл был очевиден, а потому Балдуин I развернулся с войском назад, назначив сбор и отдых в Назарете, откуда через некоторое время и выступил на Дамаск.

Как писал хронист «он вышел из Назарета, дабы направиться к Дамаску и овладеть им. Он собрал в королевстве кого только смог из франков и стал наступать на эмира. С королем было было около 10 тысяч всадников и пехотинцев из его людей, а также из Антиохии и Триполи, а несколько сотен рыцарей только что пришли из страны франков». Такой армии, в Утремере (без учета пилигримов из Европы) не собирали после этого еще долго.

Выступил король отнюдь не с захватническими целями, а дабы вернуть трон законному, но обиженному беззаконным атабеком принцу Бекташу и отомстить Тугтегину за недавнее неспровоцированное нападение на латинян вместе с египтянами. Бекташ ехал с войском, его люди служили проводниками и источником знаний о местности, на большее, как выяснилось, они не годились.

Тугтекин был опытным и умным человеком, знал правила игры как немногие, в том числе старую истину «крепость берется, своя и чужая». Потому узнав о готовящемся рейдерском захвате, на стены полагаться не стал, тем паче, при Дукаке о них заботились не так чтобы сильно, а безотлагательно начал принимать другие меры.

Первым делом, он «вооружил кого только мог на земле Дамаска, даже юношей», а еще «призвал на помощь несколько кочевых турецких и арабских племен, пообещав им щедрое вознаграждение». Затем, отринув былые сомнения, немедленно отписал в Багдад, что искони преданный и покорный повелителю правоверных Дамаск, нынче просит помощи — очень срочной.

Султан не то чтобы удивился внезапно проснувшейся преданности — оно у всех бывает, как прижмет, но помощи не послал. Для Багдада имел значение Средний Восток (особенно Ирак и Иран), «сердце суннитского ислама оставалось в Месопотамии». Именно там, в Багдаде и Мосуле, можно было добиться сказочных богатств и власти. Сражения в Леванте, тем более, фактически потерянном много лет назад, были сродни пограничным конфликтам и представляли небольшой интерес. Тем более, султан прекрасно понимал, что как только он отбросит франков — Дамаск тут же утратит покорность и его придется завоевывать, причем эмир не приминет обратится за союзом к крестоносцам… и эта музыка будет если не вечной, то долгой.

Лишних войск у Мухаммеда на тот момент не имелось, да и дорог к Дамаску для большой армии после потери Харрана осталось всего две, обе из Ресафы — на Алеппо и пустыней, через заброшенную Пальмиру. К тому же полыхала вообще вся его западная граница. Как раз, напомню, погиб Данишменд, византийцы добивали Сивас, эмир Мосула сражался с графом Эдессы, а в самом халифате еще отнюдь не все успели признать султаном именно Мухаммада.

Других союзников у Тугтегина тоже не нашлось.

Эмир также отправил гонца к Балдуину с предложением выкупа сразу и регулярной дани в будущем. Король предложение не принял, рационально полагая, что, либо он заберет все — либо позже цена увеличится.

В конце июля 1105 года, франки подошли к городу через густые, хорошо орошаемые сады на юго-западе Дамаска. Проходимые только по узким тропинкам, сады служили первой линией обороны города. Воины эмира, пытаясь остановить продвижение латинян устраивали внезапные нападения, вели обстрел из луков со сторожевых башен и выгодных позиций среди деревьев, но впусте. Королевские части овладели предместями, и разбили лагерь на открытой площадке перед городом, у реки Барада.

В отличие от Антиохии, Иерусалима или Тира с Сидоном, Дамаск не имел мощных укреплений, его защищала низкая внешняя стена и путаница окраин. Тугтегин приказал забаррикадировать улицы, для поднятия духа, в мечети Омейядов провели внеурочную службу, показывая толпе одно из самых почитаемых сокровищ Дамаска — копию Корана халифа Османа, и осада началась.

Эмир знал, что долго полагаться на кочевых наемников нельзя. К осадам они не привыкли и имели обыкновение дезертировать и грабить окружающих. Поэтому он хотел поскорее запустить их в сражение. Вылазки диктовались и еще одним соображением, упомянутыми плохими стенами. Вскоре часть королевских войск — «несколько тысяч франков» по словам арабского хрониста, реально по-видимому, значительно меньше, заняли примыкающий к Дамаску оазис. Тугтекин немедленно вывел всю свою дружину на вылазку, застигнутых врасплох, латинян окружили и большую часть уничтожили, оазис отбили.

Балдуин I, тем не менее, первым поражением не смутился, методично распределил войска и окружил город.

Эмир неустанно совершал вылазки, атакуя осаждающих и не подпуская их к стенам. Первый приступ франки смогли осуществить лишь в конце августа, не добились ровно ничего, и отступив принялись ладить осадные орудия, благо дерево в округе росло. В начале сентября на регион обрушился проливной дождь. Лагерь латинян превратился в огромную лужу грязи, в которой люди и лошади застревали бесповоротно. Впусте — король уперся.

Уже второй раз ему мешала в осаде вода. В Бильбейсе из каналов, тут с неба! Неизвестно, действительно он расценил повторность как знамение, сочинил об том речь ради агитации, или вообще это придумали позже, но по свидетельствам, Балдуин заявил подчиненным всуе, что дождь — «это знак!» Разумеется, положительный. Высшая Сила второй раз насылая воду, просто испытывает тем самым крепость духа франков. И если в первый раз они смутились и Египта не взяли, то теперь никто никуда не идет, все сидят на месте и берут Дамаск, которая крепость — если крепость духа проявить — непременно падет.

Что подумали подчиненные неизвестно, но на месте остались.