Латинские королевства. Трилогия (СИ) - Рюриков Алексей Юрьевич. Страница 47

Из пределов Римской же империи несториан удалось вытеснить после кровопролитных, но краткосрочных схваток. Основные дискуссии с применением колюще-режущего оружия начались позже, когда при монголах несториане пошли обратно на запад. Но тут снова помог ислам… впрочем, это уже потом.

4. Халкидонский Собор принял догмат, который до сих пор лежит в основе веры католиков и православных, аннулировал II Эфесский Собор (где победили монофизиты), и собственно, создал монофизитскую версию христианства — от противного. Делегаты Собора объединились против Александрии, до того лидировавшей в Церкви. Лидерство вернул Рим, поддержанный и Антиохией (разгромленной ранее александрийцами за несторианство), и Константинополем.

Монофизитов осудили идеологически, а император выдвинул позицию «решения Собора — в жизнь!», и повелел монофизитов сажать или высылать, их подрывную литературу сжигать, а за ее распространение казнить разнообразно.

На церковной почве возник и светский раскол, часть Малой Азии, Сирия, Палестина и Египет фактически откололись от империи. Следующие императоры усугубили ситуацию, порой вставая на сторону монофизитов, так что еще век даже на государственном уровне верх брали то сторонники Халкидона, то монофизиты, что влекло все новые витки репрессий и реабилитаций, а также локальные войны в провинциях, где не все колебались с линией партии.

Императоры стали последовательными сторонниками Халкидона лишь в середине VI века, но монофизитов еще оставалось достаточно. Победили все же халкидонцы, но лишь по причине завоевания монофизитских провинций мусульманами, до того схватки продолжались.

Монофизиты и поныне существуют и вполне многочислены.

На этом же Соборе закрепили лидерство Константинопольского патриархата на востоке и второе место в иерархии Церкви — «представили равные преимущества святейшему престолу новаго Рима, каковой имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет вторый по нем». Сие прописали в высшем церковном законодательстве прямого действия — так что, повторюсь, претензии Рима на лидерство и главенство, в Расколе на католиков и православных, формально не так уж не обоснованы.

А еще появился пятый (и в классической версии последний), патриарший престол — Иерусалимский. Епархия считалась «Матерью церквей» и основана была апостолом Иаковом, братом Господним, но ранее высшего статуса за ней не признавали. Впрочем, несмотря на сакральную значимость, внутрицерковным авторитетом престол особо не пользовался.

Далее случились еще три общепризнанных Собора, но там уже последствия были более локальными. На идеологическом содержании останавливаться не будем — оно достаточно тонко. Разница между ортодоксами и монофизитами — в одной букве (в греческом языке), арианство скорее вообще было не совсем христианством, несторианство и монофизитство — радикально противоположными (вроде как левый и правый) уклонами, а ортодоксы-халкидониты схоластически выглядели «умеренным центром».

Причем, порой думается, что без Вселенских Соборов — не возникли бы и расколы. Не смогли бы сформулировать общую идею разграничения версий, в каждом случае. И возможно, остались бы единой Церковью с поместными субъектами федерации…

Глава III. Снова Алеппо

После смерти Иль-Гази и начала войны за трон Мардина между его сыновьями, в Алеппо оставался еще один претендент на наследство, племянник покойного эмира Балак. В оставшемся бесхозным эмирате он имел личный удел, считался восходящей звездой ислама, вождем мардинцев и кумиром мардинок, а оттого наилучшим кандидатом в наследники Иль-Гази. Появись Балак в эмирате, и вопрос о троне становился делом решенным. Именно по этой причине, наместник Алеппо после смерти сюзерена мгновенно стал опасен всем заинтересованным правителям.

Сыновья Иль-Гази прекрасно понимали, что кузену уступают оба. Восточный сосед, наместник Мосула аль-Бурсуки, строил на управляемых землях личный, хоть пока и вассальный султану, эмират, в который предполагал включить Алеппо, а со временем и Мардин. Отчего предпочитал видеть правителем последнего слабого соперника.

Франки придерживались того же мнения, так что отправиться с дружиной в Мардин из окруженного латинянами и Мосулом Алеппо, у Балака не получилось. Прорыв выглядел слишком рискованно, да и город оставлять просто так было жалко — актив все же.

При этом ближайшее будущее Алеппо сомнений ни у кого не вызывало — переход под власть Мосула или Антиохии. Сил на суверенитет блокированный город не имел.

Горожане теряли из-за «кольца врагов» деньги и их выбор, с учетом недавней измены и избиения христиан, был очевиден — они предпочитали уйти под руку аль-Бурсуки. А вот относительно своей судьбы, Балаку срочно требовалось сделать выбор.

Сам наместник хотел в Мардин и там на трон, продолжать политику Иль-Гази. Вариант вассальной независимости для него отпал сразу — ни аль-Бурсуки, ни регент Антиохии Балдуин II, идей автономии не разделяли.

Переход под власть Мосула выезд в Мардин закрывал окончательно. В лучшем случае, Балак оставался в Алеппо наместником, на срок, определяемый эмиром и не факт, что долгий. Да и идея дальнейшей службы равному по статусу сопернику не привлекала. В худшем случае, свежеобретенного вассала могли и быстро ликвидировать, дело житейское.

Время уходило, в городе росли промосульские настроения, что, по недавнему опыту, легко могло кончиться открытием ворот перед подошедшим аль-Бурсуки. Удержать город за собой Балак не рассчитывал, поскольку союзников не имел, а подкреплений ждать было неоткуда. Но получив, после потери Алеппо, трон Мардина, он сам стал бы заинтересован в ослаблении соседей. И если наместничество перейдя к Мосулу усиливало аль-Бурсуки, вновь становясь караванным узлом и торговым центром, то при возвращении крепости латинянам следовало ожидать их мести жителям за прошлую измену и разорения города, что Мардину выходило на руку.

Потому в начале 1123 года Балак вступил в переговоры с королем Иерусалима. Пока шли переговоры, в городе внезапно, и очень вовремя для выигрыша времени, разоблачили заговор низаритов, «замысливших предать город франкам».

В Алеппо между суннитами, умеренными шиитами и исмаилитами низаритского толка напряженность существовала давно, и последние имели сильные позиции. Правивший до латинян эмир Ридван разрешил им иметь в городе легальный пропагандистский центр, князья Антиохийские вообще ко всем мусульманам относились одинаково. Но после возврата власти ислама низаритов стали обвинять в пособничестве латинянам, так что разоблачения 1123 года легли на подготовленную почву.

Насколько слухи, а тем более прямое обвинение в измене, были правдой — неизвестно. Франки стремились вернуть город, и вполне могли попробовать использовать рознь между мусульманами, к этому времени в нюансах они ориентировались. Низариты не отличались лояльностью тюркам, так что вероятность заговора имелась, а доказательств, если они вообще были, история не сохранила. Но реакция горожан последовала ожидаемая — сунниты и шииты, забыв разногласия, начали громить низаритскую ячейку, благо ее легальность тому способствовала.

В первые же дни, под предводительством раиса (приблизительный аналог мэра) и кади (городской судья), арестовали около трехсот и убили около пятидесяти активных легальных исмаилитов.

Ответ последовал моментальный и жесткий, ночью ассасины зарезали кади в его доме, убийцы скрылись. Публика затихла в испуге, одно дело, толпой хватать и терзать еретиков — совсем другое ответный визит их боевиков как-нибудь ночью.