Закон подлости (СИ) - Риз Екатерина. Страница 80

- Я недостаточно хорошо её знаю. Но, думаю, что вы правы.

- Это не всем даётся, - закончил он с особой интонацией, и снова принялся наблюдать за родственницей. Смотрел внимательно, пристально и улыбался. А Маша вдруг поняла, что в его взгляде присутствует некоторая смущающая её нежность. Конечно, можно смотреть так на родного человека, но не столь пристально и настойчиво, откровенно наслаждаясь тем, что видишь. Маше даже захотелось головой качнуть, сбрасывая с себя ненужные фантазии, но вместо этого решила отвернуться. И не задумываться о чужих страстях и тайнах.

Но как не задумываться?

- Дима, а Люся Борису Николаевичу близкая родственница? – Маша совершенно не собиралась лезть в чужую семью и расспрашивать, понимала, что это неправильно, но было любопытно. И с этим любопытством бороться было сложно, и поэтому на обратной дороге в город, Маша решила у Харламова осторожно поинтересоваться. Но осторожно не получилось, потому что вместо банального ответа, Дима неожиданно весомо хмыкнул.

- Маня, ты становишься очень наблюдательной, - вроде бы похвалил он её.

Маша на него посмотрела.

- Ты говоришь это странным тоном.

- Ничего странного. Но ты поймала чёрную ворону за хвост. И тебе для этого потребовалось не так уж много времени.

- Та-ак, - протянула она, отворачиваясь. – Наверное, мне лучше ничего не знать. И больше на эту тему не говорить.

- Чтобы продолжать ловить неосторожные Борины взгляды?

Маша всерьёз нахмурилась.

- Ты хочешь сказать…

- Ничего я не хочу сказать. Потому что ничего нет. Посмотри на Люсю, это святая женщина. Какие дурные помыслы могут быть на её счёт?

- Но о Борисе Николаевиче ты так хорошо не думаешь, я правильно понимаю?

- Почему? Боря занимается благотворительностью, радеет за сирот, что-то строит, кому-то что-то отчисляет. Взывает поступать также всех знакомых, и меня в том числе. Но если бы не Люся, он ни об одной сироте даже не подумал бы, это факт. Так что, Люся – его совесть. Во всех смыслах.

- Они ведь брат с сестрой? – уточнила Маша.

- Насколько знаю, троюродные. Это считается роднёй?

- Наверное.

- А вот Люся уверена, что это родня близкая. – Дима кинул на Машу выразительный взгляд. – И это единственное объяснение тому, что в доме хозяйка моя сестра, а не она.

Маша помолчала, обдумывала. После чего в лёгком удивлении переспросила:

- У них были… отношения?

Вот тут Харламов пожал плечами.

- Это было до его знакомства с Нютой, до их женитьбы. Но я уверен, что да. И Боря до сих пор дышать ровно в одной комнате с Люсей не может. Я это вижу, Аня это видит, ты заметила. Люся его вдохновляет, мне так кажется. Я знаю, что факт их пусть и дальнего, но родства для Люси сыграл когда-то значимую роль. Настолько, что она вышла замуж за непонятного для семьи человека и сбежала в деревню. В гости приезжать стала лет десять назад, когда они обосновались неподалёку. И когда, видимо, посчитала, что все успокоились. Но могу сказать, что Боря после этого буквально выдохнул. Он когда её видит, у него лицо меняется.

- Я заметила, - негромко проговорила Маша.

Харламов с усмешкой покивал.

- Вот-вот. Это так странно. Но в его отношение к сестре даже Аня давно не вмешивается, она смирилась, так что же беспокоиться другим?

Маша молчала и смотрела за окно. Видимо, молчала достаточно долго, потому что Дима в какой-то момент тронул её за плечо.

- Ты что?

- Пытаюсь представить, ничего не могу с собой поделать. – Маша развела руками и улыбнулась.

- Не надо представлять, - покачал головой Харламов. – Это чужая жизнь, нам её не понять.

- Знаю. Но он так на неё смотрит, Дима.

- Вот и пусть смотрит на Люсю и вдохновляется, а не бегает по бабам, как раньше было. – Дима неожиданно хмыкнул. – Всё же стареет Боря. Становится сентиментальным.

Маша кинула на него недовольный взгляд.

- А ты непробиваемый чурбан. Это такая история… я даже не думала, что такое бывает в жизни.

- В жизни, Маня, чего только не бывает, - наставительно проговорил он. – А с нашей профессией порой рот от удивления не закрывается.

Через несколько минут подъехали к дому. Маша про себя вздохнула, порадовалась этому обстоятельству, день был весьма насыщенным, и хотелось банально отдохнуть, принять ванну и полежать у Димки под боком. Но было ещё кое-что, что неизменно занимало её мысли в последнюю неделю. Сам факт того, что дом Дмитрия Харламова теперь стал и её домом. Как сказала Анна Александровна сегодня: официально. Да, именно так, вот уже неделя, как Маша официально переехала к Димке жить. Перевезла свои вещи, простилась со съёмной квартирой, которую два года делила с Наташкой, и, наверное, можно сказать, что стала дамой семейной. О браке не говорили, честно, не до подобных размышлений было, но она отныне жила с мужчиной, заботилась о нём, и они даже строили какие-то совместные планы. И странность состояла не в том, чтобы жить с мужчиной и что-то планировать, заглядывая в будущее хотя бы на неделю вперёд, а в том, что всё это ей надлежало делать с Дмитрием Харламовым. Это обескураживало, удивляло и вызывало восторг одновременно. Маша ещё не могла относиться спокойно даже к тому факту, что в его шкафу висят её вещи. К тому же Димка, по-своему справляясь с изменившейся реальностью, не уставал подшучивать, но не над Машей конкретно, а над ситуацией в целом. Подшучивать, а ещё ворчать по поводу того, что закончилась его вольная жизнь, и он теперь даже не в праве самостоятельно решить, чем и в какое время ему питаться. Маша отчаянно контролировала этот процесс, а Харламов не понимал зачем. И бесполезно было объяснять это заботой о его здоровье, и Маша изъяснялась короче: любовь. Вот такое странное, непонятное мужской логике проявление женских чувств – чтобы мужчина всегда был сыт. После того, как Маша смогла это сформулировать и озвучить, Харламов стал ворчать куда меньше, если только впадал в раздражение по какому-то поводу, и поворчать становилось необходимой психологической потребностью. С ним и такое бывало, Маша уже выяснила.

- Всё-таки родственники – это особенные люди, - проговорил Харламов с оттенком насмешки и недовольства, когда они переступили порог квартиры, и он с чистой совестью запер дверь, отрезая их от остального мира, по крайней мере, до утра. – Только им удаётся выматывать меня настолько, что я начинаю хотеть в отпуск.

- А когда ты был в отпуске последний раз?

- Не знаю. В институте были каникулы.

Маша кинула на Харламова взгляд, полный ужаса.

- Дима!

- Что? Я много работаю. Тебе же это нравилось.

- Мне нравишься ты, а не твоя работа. То есть, мне нравишься ты на работе. Но когда ты отдохнувший и бодрый.

Харламов пиджак снял, и устало потянулся. Зевнул и проговорил:

- Я всегда бодрый.

Маша засмеялась, обняла его и ненадолго прижалась щекой к его плечу. Сказала:

- Хочу принять ванну. Присоединишься?

- Ещё бы. Только для начала выпью.

- Не увлекайся, - попросила она.

Просьбу не увлекаться Харламов, по всей видимости, пропустил мимо ушей, потому что даже в ванную пришёл с бокалом коньяка. Он о чём-то думал, молча лёг в горячую воду, положил голову Маше на плечо и коньяк цедил. А Маша обнимала его ногами и поливала ему на грудь тёплую воду. Понимала, что Димка молчит не просто так, он что-то задумал, она ещё днём это поняла, но мешать и расспрашивать пока не осмеливалась. Говорила себе, что любопытство в данный момент излишне, надо дать Димке расслабиться, всё осмыслить, и тогда он расскажет всё сам. А ей можно насладиться этими минутами, ощутить тяжесть его тела на себе, понежиться в тёплой воде с пеной, и, как Дима говорит, иногда побыть просто женщиной, которую любят, а не адвокатом. Не офисной стервой.

Почему Стас назвал её стервой? Она ведь совершенно не такая…

- Завтра я запрошу разрешение на выезд, - сказал Харламов, и Маша отвлеклась от своих мыслей. Ткнулась подбородком в его ухо.