Спасибо. Вы смогли... - Михалев Алексей Михайлович. Страница 18
В просторном кабинете у окна стоял, сложив руки за спиной, невысокий, но статный, крепкого тело- сложения мужчина лет сорока, в безупречно чистом и отглаженном немецком полковничьем мундире. Во всей его позе читались величие, ледяное спокойствие и уверенность. Он был подтянут, внимателен к мело- чам и выбрит до синевы. Неподалеку в углу испуганно переминался с ноги на ногу Подтынный.
Хайль Гитлер! — вытянувшись в струнку и вски- нув правую руку вверх, прогорланил Соликовский.
Хайль, — холодно бросил ему в ответ полковник Ренатус, и едва заметная гримаса отвращения при виде начальника полиции промелькнула на его камен- ном лице. Помолчав некоторое время, Ренатус начал жесткий и совершенно неприятный для Соликовского разговор на ломаном русском языке с сильным ак- центом: — Что ви здэсь дэлать, господын начьяльник полиции?
Работаем, трудимся, арбайтен, ваше благородь, за порядком следим! — залепетал перепуганный Со- ликовский с видом провинившегося школьника, ста- раясь, чтобы слова его звучали убедительно.
Порядок?! Где есть порядок?! Убыйство немец- кий зольдатен есть порядок?! Здэсь порядок, гос- подын начьяльник полиции?! — голос полковника звенел от гнева. Он резко кивнул в сторону рабочего
стола, на котором лежали очень странный, как заме- тил Соликовский, нож и листок с надписью на рус- ском и немецком языках, некогда приколотый к трупу фашиста.
Начальник полиции застыл, боясь даже шелохнуть- ся. Ренатус неспешно прошелся по кабинету, сверля мужчину тяжелым взглядом. Приблизившись к замер- шему Соликовскому, он вдруг брезгливо поморщился:
«Ви опять пьян?!», — и лицо его побагровело от злости. Полковник схватил начальника полиции за пуговицу петлюровского мундира, затем наотмашь ударил от- крытой ладонью по лицу, выругавшись сквозь зубы:
Besoffener russischer Schwein!*
Удар оказался такой силы, что даже более чем стокилограммовая туша Соликовского пошатнулась и отступила назад. Начальник полиции вновь принялся лепетать оправдания, чуть ли не заикаясь:
Все исправим, ваше благородь, господин полков- ник! Переловим всех повинных до единого, никому пощады не будет! Вы ж меня знаете… За все ответят коммуняки!
Ренатус окинул Соликовского промораживающим до костей взглядом, а затем продолжил разговор уже более спокойно, мгновенно взяв себя в руки, словно ярость не касалась его:
Конэшно, знать, господын начьяльник поли- ции. Я дать вам три нэдэля. Это очэнь много время! Понимайт?! Фсе, слышать? Фсе до единый партизан, бандит, коммунист быть здэсь! Арэстован, сидэть
Пьяная русская свинья! (нем.)
в камера полиции. Понимайт? Три нэдэля! Если хоть один партизан остаться, ви лично, господын начьяль- ник полиции, будэте висеть на висэлица в парке. Как говорат у вас, я дать вам слово. Обэщать. Слово офи- цьер вэликий Гэрмания!
Соликовский слушал, ощущая, как внутри все сжимается от страха. Договорив, полковник Ренатус вышел из кабинета, даже не взглянув в сторону на- чальника полиции и напоследок громко хлопнув за собой дверью. Некоторое время в кабинете стояла абсолютная тишина — такая звонкая, что было практи- чески слышно, как снежинки ложатся на подоконник застеклом.
Слыхал? — побледневший Соликовский, про- чистив горло, обратился к не менее перепуганному, окаменевшему Подтынному. Тот едва успел кивнуть, когда мужчина продолжил, дрожащей рукой отирая пот со лба: — Бегом в парк! Всех, кого еще не выгнали. Чтоб без единого нарекания больше! Хватит уже на сегодня.
ГЛАВА 18
Народу в парке собралось множество. Полицаи и жандармы цепью со всех сторон окружали огром- ную толпу. Некоторых наотмашь били прикладами, грубо толкали, чтобы поторопить; для устрашения стреляли в воздух. Жителей Краснодона гнали к большой деревянной, наскоро сколоченной сцене. Эта сцена чем-то, возможно, даже напоминала бы наши праздничные быстровозводимые театральные подмостки — для дня города, например, или про- чих массовых народных гуляний. Если бы не одно зловещее, чудовищное отличие. Через всю сцену буквой «П» были сколочены массивные деревянные балки. К верхней горизонтальной перекладине на- дежно крепились веревки, которые заканчивались самозатягивающимися петлями.
К этой гигантской виселице и сгонялось местное население. В большинстве своем здесь были старики, женщины и дети. Толпа монотонно гудела. Слыша- лись испуганные восклицания, детский плач, изредка раздавались резкие окрики полицаев и жандармов на русском и немецком. Ропот толпы вдруг мгновенно затих, когда к деревянной сцене медленно подъехал
и остановился приземистый черный «опель». Один из немецких солдат услужливо открыл правую пассажир- скую дверь, и из машины неторопливо и надменно вышел полковник Ренатус. Поблагодарив фашиста едва заметным кивком головы, он так же неспешно поднялся на подмостки — каждое его движение было спокойным, уверенным иточным.
Над парком повисло тяжелое молчание, почти звенящее напряжением. Высокомерно оглядев толпу, полковникподнескгубампростенькийметаллический рупор и начал свой зловещий монолог. Говорил он громко и четко, старательно подчеркивая каждое слово. Сначала Ренатус произносил несколько пред- ложений на ломаном русском языке, затем — то же самое на чистомнемецком.
Внимание! Гражданье освобождьенный от ком- мьюнистский зараза Краснодон! Achtung! Ihr seid von der kommunistischen Infektion befreit, Bewohner von Krasnodon!
Германское командование дать вам новый жизнь и свобода! Die deutsche Regierung gibt euch Freiheit und Leben!
Ви не благодарить Вэликий Гэрмания, а покры- вать и пратать бандит, партизан, коммунист, который прэступно бороться с наш порядок, убивать доблест- ный немецкий зольдат! Ihr bedankt sich aber bei dem großen Deutschland nicht, sondern verbergt Verbrecher, Partisanen und Kommunisten, die gegen unsere Ordnung verstoßen, tapfere deutsche Soldaten ermorden!
Я умэть говорить ваш язык! Слэдовательно, и вам фсем должно учить нэмьецкий! Язык Вэликий
Гэрмания! Ich spreche eure Sprache. Deswegen seid ihr alle verpflichtet, die Deutsche Sprache zu lernen. Die großartige Sprache von Deutschland!
Доблэстный нэмецкий армия наводыть порядок ваш город! Сейчас вы будэте стоять длинный ряды по росту! Tapfere deutsche Armee bringt diese Stadt in Ordnung! Alle sind nach der Größe anzutreten!
Нэмэцкий зольдат вас считать до дэсять. Каждый дэсятый будьет повэшен здэсь и расстрэлян! Каждый! И нам нэважно, будэть это жьенщина или старик, дэвочка или мальчик! Der deutsche Soldat zählt euch jetzt. Jeder Zehnte wird jetzt aufgehängt und erschossen. Jeder! Egal ob Frau, Alter, Mädchen oder Junge!
Затем полковник повернулся к стоящим рядом жандармам и выкрикнул на немецком:
Den Befehl ausführen!*
Немецкие солдаты охотно принялись выполнять приказ. Орудуя тяжелыми прикладами, они выстраи- вали всех подряд в длинные шеренги по росту. По- лицаи, подгоняемые Соликовским и Подтынным, кинулись активно помогать жандармам. В это время возмущенный ропот вновь поднялся над толпой, и отголоски испуганного детского плача взлетали над кронами деревьев, разбивая тишину морозного ясного дня. Вскоре один из фашистов подошел к пер- вой шеренге и, энергично жестикулируя, начал свой ужасный отсчет:
Eins, zwei, drei, vier, fünf, sechs, sieben…**
* Исполнять! (нем.)
** Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… (нем.)
Полковник Ренатус, жандармы и полицаи были абсолютно убеждены в своей безраздельной и безус- ловной власти. Никому и в голову не могло прийти то, что метрах в семистах от них, заняв удобную позицию на крыше, давно уже пристально наблюдали за всем происходящим. Я — в оптический прицел трехлинейки, а затаившийся рядом Сережа Тюленин — в старенький армейский бинокль.