Северное буги - Пушкарев Яков. Страница 6

— Вот спасибо, дорогая, — делая вид, что расстроился, сказал я. — Буду сушить сухари.

— Ну, а я что сделаю, — якобы виноватым тоном, но с легкой иронией ответила она. — Заключение твое или, может быть, ловушка будет, скорее, приятное. В общем, выберешься. Да, кстати, встреча с той девушкой, ну, на которую ты рассчитываешь, пройдет как-то мельком, но вместо нее тебя будет ждать «сурпрыз».

— Прямо-таки «сурпрыз»?

— Ага. Не спрашивай какой, а то потом неинтересно будет. Подожди-ка, подожди-ка, это что такое? — Она нахмурилась, потом удивленно посмотрела на меня, как будто я отчебучил нечто совершенно невероятное. Удивление на ее лице сменилось смесью любопытства и чисто женской иронии. Она еще посмотрела в чашку, потом на меня и сказала: — Это уж вряд ли.

— Что вряд ли? — недоверчиво спросил я.

— Да это я о своем, о женском, — немного смутившись, ответила она. Ее голос был таким, что я вспомнил свои недавние мысли в ее ванной, и мне стало неловко. Впрочем, кто его знает, что у нее там за гуща в чашке и какие мысли в голове. Поживем — увидим.

Аня добавила еще несколько мелких подробностей, в основном денежного характера. Время тянулось, метель не утихала, мы слегка разогрели вино, распили его, закусывая сыром, и я остался на ночь. Меня всегда поражала эта возможность женщин создать странный, можно сказать, архаичный уют. Аня зажгла пару свечей и глиняную ладанку, выключила электрический свет, и обычная комната преобразилась в нечто совершенно очаровательное, повисшее вне времени, между небом и землей. Она пошутила, что, как раненному гриппом, мне полагается лежать и делать как можно меньше движений. Ее постель пахла сиренью, похоже, какой-то ароматизатор, и этот запах обрушился на меня как совершенное обаяние волшебства. Я лег на живот, и она принялась втирать мне в спину что-то теплое и вязкое, приятное. Она что-то говорила на манер ворожей, которых показывают по телевизору, но в ее словах чувствовалось столько интима и личной вовлеченности, что, слушая ее, я впал в легкий транс, а она наклонилась к моему уху и шепотом спросила:

— Эй, ты там не уснул?

Я перевернулся на спину и увидел ее. Если бы сейчас мне предложили променять эти воспоминания на американское гражданство и пару миллионов их денег в придачу, я бы вежливо отказался. Я видел, как ее тело сияет золотом и, казалось, отдает света больше, чем свечи, но ее черные волосы поглощали свет. Голубые глаза на их фоне стали синими, как лесные озера, совершенно невероятный цвет глаз. Она устроилась на мне сидя и начала водить своими длинными волосами по моему лицу, шее, груди, животу. Это было очень приятно и немного щекотно. Грудью она касалась то моего лица, то груди, губами я ловил бруснички ее сосков, они ускользали, и я ловил ее шею и подбородок, щеки и губы со вкусом вина. В движении, в ее горячем, тесном плену хотелось остаться, погрузиться в него до конца, быть только в ней, ощущать ее вкус. Ее язык касался моего нёба по-девичьи нежно, по-женски страстно. Потом ее лицо уплыло от меня, и остались только движение и мои руки на ее бедрах.

Она наклонилась лицом к моему, и что-то случилось, совершенно невероятное, не поддающееся описанию — очень нежное ощущение близости. Мы долго смотрели друг другу в глаза, понимая, двигались.

Потом она ушла в душ, а я смотрел на дымящуюся ладанку и вспоминал, что в Библии соитие именовалось словом «познать» (Адам познал Еву, Авраам познал Сару). Поделиться с ней этими мыслями отчего-то показалось мне тогда не вполне уместным.

Она вернулась уже в пижаме, а я так и лежал нагишом. Она юркнула под одеяло. Я почувствовал запах курева.

— Ты когда это успела покурить?

— Отвечу завтра, — сонно сказала она.

Глава 3

В ночь перед отъездом я просмотрел почту, отослал несколько уведомительных электронных писем о том, что некоторое время не смогу поддерживать переписку, в Интернете заглянул на один вялотекущий форум, зашел на www.livejournal.com, написал в дневнике, что уезжаю в Хабаровск и чтобы без меня не очень шалили, пожелал всем счастливого Нового года и стал собирать вещи.

Билет был куплен на восемь утра, поэтому, не засиживаясь перед телевизором, я лег спать.

Проснулся я в ужасном расположении духа, часы показывали семь, а в темноте за окном только-только накапливалась малиновая слеза. Было холодно, пока я сидя искал тапочки, постель моя остыла. Я забрался в ванну и сильным напором горячего душа попытался выбить из головы остатки сна. Пока я брился, заправлял постель, отжимался от пола, одевался, завтракал, время до моего отправления стремительно утекало. Без пяти восемь я вышел на улицу и поспешил на остановку. По дороге я думал, что если автобус уходит в восемь, а до остановки идти семь минут, то я неизбежно опоздаю на две минуты. Аня была права, я уезжал в суете. Уже в ста метрах от цели я увидел, как мой автобус плавно разворачивается на перекрестке и набирает скорость. Это было неприятно. Дойдя на остановки, я подошел к пятачку таксистов. Они курили.

— Поехали, — сказал я.

Один из таксистов бросил окурок и открыл дверцу старенькой «Волги».

— Куда едем? — без интереса спросил он.

— За триста первым.

— Сто пятьдесят, если до поста догоним, дальше не поеду.

— Ну, тогда пятьдесят, если не догоним.

— Добро.

Мы ехали по утреннему Комсомольску, окна домов загорались и гасли, светлело небо, вокруг торопились люди. Я закрыл глаза и попытался вспомнить свой сон, но получались только бессвязные картинки. Тогда я стал представлять себе варианты возможной интересной встречи, предсказанной мне Аней. Я подумал, что «интересная встреча», возможно, произойдет на остановке. Может быть, встречу старого знакомого. Вообще «интересная встреча» могла произойти либо на Лидоге, либо на Маяке, только в этих селах останавливается автобус, чтобы пассажиры перекусили и справили нужду. На Лидоге подают вкусные пончики со сгущенным молоком, но чай там отвратительный, все остальное есть вообще нельзя. К пончикам приходится брать пиво. На Маяке хорошая восточная кухня.

По радио Марина Дороган — местный диджей «Европы Плюс» — своим пряничным голосом издевательски рассуждала о пользе утренних обливаний, а потом, после рекламы, заявила свое вечное «доброе-доброе утро всем, кто уже проснулся и включил свои радиоприемники». Когда я открыл глаза, мы уже были за городом, проезжали Мылки — замерзшие озерца, тальник в зыбучем снегу, кубические километры морозного воздуха.

— Вот-вот он, родимый! — весело сказал водитель. Впереди показался мой автобус.

Когда мы его нагнали, таксист языком фар попросил водителя остановиться. Автомобиль и автобус встали у обочины трассы, я расплатился, поблагодарил таксиста, залез в автобус и предъявил билет. Пассажиры смотрели на меня с интересом. Когда автобус тронулся, я пробрался к своему месту, оно было у окна. Мне пришлось быть осторожным, чтобы не задеть спящую рядом женщину. Теперь я тоже мог спокойно поспать шесть часов. Признаюсь, мне нравится ездить бизнес-классом. Всего на сотню дороже, но зато широкие удобные кресла, спинки которых могут опускаться чуть ли не горизонтально, полноценные подлокотники (а не один на двоих), тепло, народу поменьше. Задернув штору, я помолился перед сном, но, пролежав какое-то время, понял, что не усну, и решил думать о чем-нибудь отвлеченном.

Я думал о том, что если смотреть схематично, трасса Комсомольск — Хабаровск соединяет один электротепловой комочек в теле тайги с другим и четыреста пятьдесят километров вообще даже не расстояние. Вместе с тем выбраться из Комсомольска и добраться до Хабаровска — довольно значимое событие в жизни комсомольчанина. Комсомольск — город-труженик, сад камней и заводов, спальных районов, техникумов и тюрем. Хабаровск — парк развлечений, красивой тротуарной плитки, бутиков, фонтанов, цирков и вузов. Относительная близость городов может даже настроить на понимание их в категориях «инь и ян», «Эрос и Танатос» и т. п. Забавно, что некоторые мыслят их в категориях: «Петербург — Москва». С их точки зрения, это сравнение возможно в соотношениях архитектуры, криминализации, миграции и прочего. Разумеется, эта точка зрения имеет право на существование, однако здесь не следует забывать, что в Хабаровске нет кремля, а в Комсомольске и его предместьях Петропавловских крепостей хоть пруд пруди. Потом мои мысли закрутились вокруг Аниного гадания. Я все думал о «забубенной» встрече. Ведь если допустить возможность довольно точного предугадывания событий, то вся картина мира представляет собой нечто совершенно предрешенное.