Соблазнение строптивого (СИ) - Замосковная Анна. Страница 34
Врываясь в меня, тёмный вновь перехватил запястья, завёл над головой, я в самом деле была будто связана, и последние мысли и сомнения меня покинули, позволяя просто наслаждаться каждым толчком, звериным рыком, мелкой огненной дрожью, прошивающей тело.
В этом пламенном угаре исчезла комната. Казалось, даже постель растворилась, хотя продолжала приятно тереть грудь. Всё прочее сконцентрировалось во мне и нависавшем надо мной тёмным. Проваливаясь в водоворот судорожного наслаждения, первым, что ощущала по возвращении — тиски его сильного тела, ритмические толчки, швыряющие меня в следующий водоворот. Кажется, я кричала, царапала одеяло, двигалась навстречу, чтобы полнее ощутить, как тёмный входит в меня, как во мне разливается его семя…
Только отдышавшись, поняла, что ко мне возвращается зрение, а до этого я не видела ничего. По плечам и спине стекали капли пота. Тяжело дышавший тёмный отпустил мои запястья.
Потом разомкнул колени, выпуская из сладкого плена. Растягиваясь на кровати, подумала, что надо что-нибудь сказать, попросить воды — и стала проваливаться во тьму сна. Боролась с его волнами: некоторые мужчины после близости болтливы, надо поговорить с тёмным, спросить, узнать, враг ли он Эсину…
Эсин…
Дрёма склеила ресницы, налила веки неподъёмной тяжестью, тело превратилось в дышащий камень, распластанный на простыне, придавленный пуховым одеялом.
Шелест бумаги…
Скрип пера…
Эсин…
Хочется окликнуть его, чтобы вытащил из мути полусна. В открытое окно сочится запах можжевельника — этого не может быть.
Скрип пера…
Тихий стук в дверь. Эсин поднимается со стула, его шаги невесомы, дверь скрипнула.
Ощущение липкого взгляда, мурашки по коже.
— Какая юная чистокровная… — шёпот, — таких сейчас не часто встретишь.
— Да, — роняет Эсин. — Давай.
Шелест бумаг. Снова незнакомый шёпот:
— Где взял?
— Купил в Вахсе.
Внутренности покрываются льдом, на шею давит металлическая тяжесть ошейника, в ушах — звон цепей, протяжный свист хлыста, и я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь…
Шумно вдохнула, открывая глаза: тёмный потолок комнаты в отблесках каминного огня. Сердце разрывало грудную клетку, пульсировало в горле.
Закрыла глаза.
Вдохнула и выдохнула.
Открыла.
Я вся была мокрой от пота.
Зажмурилась, продолжая вдумчиво дышать, восстанавливая спокойствие.
Вахе — меня передёрнуло — давно не вспоминала.
Вроде столько лет прошло, а он всё равно всплывает в памяти в самые неожиданные моменты. Передёрнулась. По коже бегали мерзостные мурашки.
Села.
Гадкое ощущение не проходило. Тряхнула головой. Накатывал панический страх: мне сейчас не нужна серия воспоминаний, никогда не нужна, и хотя сознание вроде не занято ими, меня всю передёргивало, встряхивало, а внутри разливался холод, словно я провалилась в эти гадкие надоедливые мысли.
Встала. Потную кожу холодило. Подошла к камину и протянула руки к огню. Тепло разливалось по коже, но внутри всё смёрзлось, пальцы дрожали, я постоянно ловила себя на том, что дыхание сбивается.
— Ты в порядке? — спросил тёмный.
Передёрнулась. Между лопаток бежала струйка пота, руки тянулись к шее — убедиться, что там ничего нет.
«Я в Аоре. Всё хорошо», — всё же коснулась влажной шеи — свободна.
Запах можжевельника удушал, проникал в поры, мысли… Бараки Вахса были пропитаны этим запахом: корыта и кадки для еды очищали, запаривая побеги можжевельника, можжевеловые ветки развешивали в помещениях для очищения воздуха, отваром можжевельника мыли рабов, веря, что это защитит от кожных болезней. Весь Вахе пах можжевельником, я почти забыла…
Только сейчас поняла, что тёмный сжимает мои плечи и беспокойно спрашивает:
— Лила, Лила, что с тобой? Лила?
Тряхнул меня. Стала тереть виски:
— Открой окно. Запах…
Я не могла дышать, я вдыхала — и лёгкие жгло, сердце жгло. Старалась дышать: вдох-выдох — это же так просто.
— Можжевельник. — Во рту было солоно.
Всё вокруг — мутное от слёз.
Шумно распахнулось окно, но тёмный по-прежнему держал меня за плечи, обхватил, притискивая спиной к своей груди.
«Только бы не разрыдаться», — всхлипнула.
Нас окутал вихрь, воздух с рычанием носился по комнате, раскачивал створки окна, шипел, гудел. Прижавшееся к дровам пламя щёлкало и совсем не грело. Вдруг взметнулось, и ноздри защекотал прогорклый дым. Я вдыхала его почти с благоговением.
Окно захлопнулось, ветер стих. По комнате поплыл яркий кисленький мандариновый запах.
Руки всё ещё дрожали, но я могла дышать. Огонь затрещал, радуясь возможности спокойно испепелять дрова.
Тёмный сжимал меня в объятиях. К похолодевшим щекам прилила кровь: мне совсем не хотелось вопросов, объяснять. По соглашению с собой и Эсином моя жизнь началась в Самране, до этого просто ничего не было, и у меня нет причин устраивать истерики из-за какого-то запаха. В общем-то, обычно так и было, даже не знаю, почему вдруг сейчас…
Тёмный сжал мои ладони, и я осознала, что царапаю шею. Сердце пропустило удар: я же забыла, забыла…
— Прости, мне следовало догадаться, что этот запах будет неприятен. Лила, не бойся: даже самые отчаянные головорезы Вахса магами из орденов не торгуют, ты больше туда не попадёшь…
Почувствовала, как глаза вылезают из орбит, отшатнулась, но тёмный удержал, не давая упасть в огонь камина. Отдышавшись, выдавила:
— Откуда ты?..
— Кажется, я упоминал, что разузнал, с кем отправляюсь в путь.
Меня окатило холодом, голос срывался:
— Никто… Эсин обещал… он поклялся, что в Самране никто не узнает, откуда я…
Ужас оцепенением расползался по телу: неужели кто-то, кроме Эсина, знал? Кто-то смотрел на меня и знал, что я куплена, ходила в ошейнике, ела из общего корыта, как свинья… Все знали? Смотрели мне в глаза и думали о том…
— Насколько понимаю, в Самранском храме об этом не знают. Круг моих источников значительно шире.
Прерывисто дыша, пытаясь унять дрожь.
— Кто? — Мне давно казалось, об этом знаем только я и Эсин. — Кто тебе сказал?
— Это не имеет значения.
Стала выкручиваться из крепких рук:
— Отпусти, отпусти меня…
Тёмный подтолкнул меня в сторону от камина и отпустил. Отскочила к стене, прижалась спиной, тяжело дыша.
— Кто? — обхватила себя руками. — Его Светлейшество?
Облокотившись на каминную полку, тёмный шутливо заметил:
— Читать чужие письма нехорошо.
Робкая улыбка быстро погасла.
Всё это время он знал.
Вот Тьма!
Чувствовала себя так, словно с меня содрали кожу и выставили внутренности на обозрение. Отвела взгляд от задумчивого лица тёмного. На письменном столе среди бумаг оранжевели три расплющенных мандарина. Так вот откуда запах. Облизнула губы.
— Я никому не расскажу, — уверил тёмный. — И это — только прошлое, в нём нет ничего предосудительного.
— Ты там был?
— Доводилось. Тоже выкупал таких, как мы. В общем-то, обычная практика. Всё побережье и несколько близлежащих стран вольно или невольно отдаёт Вахсу дань живым товаром, и его постоянно кто-нибудь просеивает, так что ты не одинока. Среди моих учеников было трое выкупленных.
Значит, он и реалии того места знает. Мне стало ещё омерзительнее, передёрнула плечами. Тёмный смотрел на меня. Изучал. О чём думал? Что представлял? Сглотнула. Он шагнул ко мне. Вдавилась в стену. Снова шагнул. Паника накрывала, душила. Тёмный остановился в двух шагах от меня.
— Лила, это только прошлое. Тебе бы следовало радоваться, что оно так далеко, а ты сейчас здесь…
По широкой дуге обошла его и залезла под одеяло. Меня трясло, хотелось отгородиться, спрятаться, оказаться подальше. Взгляд тёмного жёг кожу через одеяло, через тысячи воображаемых невидимых стен.
Вернувшись к столу, тёмный сел. Взмахом руки заставил тьму обратиться в щупальца и переложить сплющенные мандарины на подоконник. На меня повеяло свежестью цитрусового запаха.