Анархист (СИ) - Бесфамильный Николай. Страница 13

- Ты... Тебя, мужик, реально разопрело. Нам идти осталось - десять минут. Не теряйся.

Он подал руку, засовывая за пояс «ТТ». Ошарашенными глазами Леший осмотрелся. Не было никакого памятника. Не было ничего кроме разрушенного пейзажа.

Анархист медленно пошёл за челноком.

«Я не сбрендил... я не сбрендил... - твердил он самому себе. - Как... Как можно видеть то, что нельзя? Я не знаю. Я не выжил из ума...»

- Вот и Турген, - проговорил Гудрон. - Только ты очко не разжимай, здесь хуже вещи происходят. Караван прошёл один - не вернулся. За ним второй ехал - никого не обнаружили, тишь да гладь.

- Снизу пойдём? - спросил Леший у челнока. Тот кивнул.

- Фильтры нах тратить. Лучше под землёй, там воздух свеже, хе-хе.

«А ведь могло обойтись все по-другому... Любой человек, встречающийся на пути несёт помощь, урок, который извлекаем лишь после безумного события...»

Мрак и паутина. Тургеневская - не станция, не транзит. Её просто не существует в обычном понимании. Ни людей. Ни живой души.

- Когда я был тут последний раз... - говорил Гудрон. - У меня крышу знатно снесло. Прикинь, видел чёрный вихрь, да?

Челнок рассмеялся. Леший не знал как отреагировать на его слова. Простояв на месте, Гудрон неожиданно снял противогаз.

- Ты че творишь, а если я перну? - съехидничал он, но противогаз снимать не стал.

- Этот воздух... Он наполнен болью людей. Их слезами... - убрав противогаз в рюкзак, говорил челнок. Он резко накинул лямки на плечи и заладил старое: - Надо спешить, нельзя задерживаться... Надо спешить.

Он пошёл быстрее прежнего. В мыслях Леший давно проклял его.

«Закинулся дурью, теперь бегает с батарейкой в заднице...» - думал он.

- Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый... - не с того ни с сего начал петь Гудрон. Не вспомнив слова, шедшие дальше, он переключился на новую:

Я перепутал ночь и день,

Весну и лето,

Жар и холод;

Смешались все колоды,

Стёрлись перекрёстки судьб;

Я так хотел бухать и развлекаться пока молод,

Пока не знал как молодость

Меняют на гробы!

Зачем, скажи зачем?

Точить ножи, искать проблем?..

Он пел, под его голос тем временем анархист стащил с лица противогаз. Воздух. Он отличался даже тут, в перегоне между Китай-Городом и Тургеневской от домашнего, анархистского. Ничего опасного Леший не чувствовал, только какое-то умиротворение. Хотелось лечь спать прямо тут. Песнь Гудрона прервалась зевком. Затем, он зевнул ещё раз.

- Бля, Леший, пой че-нить, токо не колыбельную, вишь я спать хочу.

- Херня тут творится. Иди быстрее. - ответил анархист и удивился тому, что челнок впервые назвал по кличке.

- Пой с-ка-а-зал. - настоял на своём тот.

- Ладно. - ответил анархист. - Щас спою.

Он начал петь. Леший знал много песен, но любил всего одну. Это как быть бабником - постоянно вертеться за юбками, но на утро приходить к единственной, которая ждет.

В прадеда в сарае, саблю откопал я,

Пулемет, патроны, хоть руби дрова,

А еще нашлось боевое знамя,

Где на черно-белой краске череп и слова:

Анархия-мать порядка, свобода или хана!

Анархия-мать порядка, весёлая страна!

Страшный сон приснился, будто я напился,

И врагов отечества, безжалостно стрелял,

А потом погоня, и летели кони,

И когда отстреливались радостно орал:

Анархия-мать порядка, свобода или хана!

Анархия-мать порядка, весёлая страна!

Сколько идиотов, что стрелять охота,

А система типа чтоб тебя поработить,

И порядка нету, и свободы нету,

Остается только эту песню голосить:

Анархия-мать порядка, весёлая страна!

Анархия-мать порядка, свобода или хана!

Он пел до конца, пока челнок не дошёл до отметки.

- Видишь мелок? Хе-хе, сколько лет прошло, а привычки у Ежи все те же.

- Вы там ежиков жрете что ли?

- Да не, там пацан угарной был. Каждый двухсотый метр помечал мелом. Надеюсь, жив ещё громила.

«Опять громилы... когда это кончится...» - думал Леший.

Они дошли, с виду старый анархист и бандит челнок, чем не лучшая парочка? На Китай-Городе их встретил патрульный. Гудрон отошёл с ним в сторону. Что-то шепнув, пересыпал патроны ему в карман. После, Гудрон прошёл дальше, а жирдяй, стоящий на посту продолжал лыбится от обломившегося ему куска.

- Вот сука, каждый встречный мне патруль... - говорил Леший челноку. - Ну такие твари жирные...

Гудрон оглянулся на него.

- Ты это, потише веди себя. Тут местный провинциал на два фронта разделился уже давно. С белыми можно разговаривать, а другая часть... Вообще невменяемая. Усек?

- А срут они в один толчок, или у каждого свой?

Гудрон вновь взглянул на него.

- Я тут это... Снарягу должен купить, ну, патроны там, фильтры... в общем, свои дела порешать. Ты пока поброди по станции.

- Кинешь опять?

Гудрон ничего не ответил.

«Может он глухой?» - подумал Леший, смотря на то, как челнок расспрашивает у местных какуюто информацию. Анархист осмотрелся. Народу было... не счесть. Какие-то двухэтажные постройки; люди с явно обделенным умом сидели с автоматами около бочек, в которых полыхал огонь. Нет, тут находились самые настоящие звери. Это не было похоже на анархию, хотя распущенность местных очень походило на родной дом Лешего. Но одно дело иметь совесть, а другое... Быть отморозком.

Анархист прошёл по узкому коридорчику. Старый музыкант играл мелодию, пока два бугая забирали у него из картонной коробки деньги - патроны.

«Это не твоё дело... - внушал себе Леший. - Это не твоё дело...»

Ужас творился на станции, беспредел, и это было хуже, чем смерть. Леший не терпел быть подстилкой под кем-то, отдавать заработанное, или делится без собственной выгоды. Бандиты брали налог за землю, на которой честно трудились рабочие.