Казаки. Между Гитлером и Сталиным
(Крестовый поход против большевизма ) - Крикунов Петр. Страница 8
Генерал П.Н. Краснов неоднократно выступал со своими проектами решения казачьего вопроса в России (особенно на Дону), и, хотя эти предложения были заведомо невыполнимыми, они только усиливали его популярность среди простых казаков-эмигрантов, измученных лишениями и страданиями на чужбине. „Если казаки, — рассказывает об одном из таких предложений, изложенных П.Н. Красновым в очередном открытом письме от 17 октября 1921 года, умеренный казак И. Лунченков, — всецело доверятся ему и „низложат“ Богаевского, передав власть ему, Краснову, то он обещает в течение двух месяцев со дня вступления в атаманство возвратить всю казачью массу к родным станицам. И, раззадоривая истосковавшихся людей, приподнимает чуть-чуть завесу своей тайны — у него, Краснова, уже заключен договор с Северо- Американскими Соединенными Штатами, по каковому Америка немедленно вступает в переговоры с Советской Россией об оставлении советской властью территории Дона. Советская власть для прекрасных американских глаз, конечно, принимает предложение Америки и покидает Дон, а последний образует нечто вроде самостоятельного государства во главе с Красновым. Опытный шулер Краснов, понимая казачий практицизм, предусматривает в своем обращении даже мелочи: так, освободители — янки вместе с беглыми донцами и атаманом привезут Дону многие тысячи земледельческих орудий, самые лучшие отсортированные семена, породистый племенной американский скот и даже… настоящих американских наседок с настоящими американскими яйцами“ [26].
Вот еще одно очень характерное свидетельство о деятельности П.Н. Краснова в эмиграции в начале 20-х годов: „Огромным влиянием на казаков продолжал пользоваться инициатор создания станиц генерал Краснов. Он посылал циркулярные письма в станицы, намечая планы борьбы с большевиками, по преимуществу, фантастического характера, абсолютно невыполнимого. Но истерзанные последними испытаниями казаки верили в них. Краснов становился кумиром и в то время мог повести за собой казачью массу. Было желание у многих казаков избрать его Походным атаманом и поставить таким образом во главе зарубежного казачества“ [27]. Однако, несмотря на такую поддержку простого казачества, ему так и не удалось стать Походным атаманом Войска Донского, хотя и было несколько моментов, например в конце 1922-го — начале 1923-го гг. на Пловдивском съезде, когда П.Н. Краснов был очень к этому близок. Многие опасались, что П.Н. Краснов может ввергнуть казаков в авантюру, к которой призывал в своих многочисленных открытых письмах и статьях.
Кроме сторонников П.Н. Краснова, среди казаков- монархистов за границей существовало течение врангелевцев во главе с командующим Донским корпусом, генерал-лейтенантом Донского казачьего войска Ф.Ф. Абрамовым. Монархизм этой группы был прикрыт лозунгом великой неделимой России, основные законы для которой должно было дать Учредительное собрание. У врангелевцев не было разработанной программы по казачьему вопросу, казаков они рассматривали лишь как слуг России, как свою военную силу, и будущее казачества как отдельного сословия с множеством привилегий их мало интересовало.
Умеренным политическим течением среди казачьей эмиграции, противостоящей как монархистам, так и демократическому крылу, являлись сторонники Донского атамана А.П. Богаевского, Кубанского и Терского Войсковых атаманов (В.Г. Науменко и Г.А. Вдовенко), Казачьего союза во Франции и Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, созданного 19 января 1921 года в Константинополе. Их политическая платформа строилась на началах народоправия, то есть в соответствии с волеизъявлением казачества и конституцией (по типу конституции Всевеликого Войска Донского 1918 года). Казачьи края должны были сохранять определенную автономию, самостоятельность, но в рамках единого Российского государства. Многие сторонники этого политического течения были федералистами.
Данное течение среди казачества за границей формировалось в обстановке нарастающего противостояния выборных атаманов Дона, Кубани и Терека с врангелевцами и монархистами. Суть противостояния заключалась в следующем. В 1920 году все атаманы признали П.Н. Врангеля Главнокомандующим русской армией, которому на время борьбы с советской властью добровольно подчинялись все казачьи части. Естественно, что Врангель крайне негативно воспринял создание Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, расценивая это как шаг к сепаратизму. Эти разногласия в дальнейшем только усиливались, исключая всякий шанс на консолидацию и объединение.
Политическую линию умеренного крыла казачьей эмиграции наиболее полно и четко выражали в своих взглядах и выступлениях А.П. Богаевский, В.А. Харламов и И.Н. Ефремов. Самый авторитетный член Объединенного совета Дона, Кубани и Терека А.П. Богаевский писал в одном из своих писем из Франции в Болгарию в мае 1924 года: „Живется мне здесь не очень весело. Все портят политика и недоброжелательное отношение людей, думающих, что можно повернуть судьбу на свой лад и возвратить все, что было потеряно в дни революции. Люди не желают слышать голоса здравого смысла“ [28].
В.А. Харламов во время эмиграции работал в парижской газете П.Н. Милюкова „Последние новости“ и редактировал орган Общеказачьего сельскохозяйственного союза в Чехословакии „Казачий путь“, был одним из руководителей этого союза, членом Ученого совета при Русском историческом архиве Министерства иностранных дел в Русском народном университете (Прага), возглавлял студенческое „Демократическое объединение“, близкое по идеологии к кадетской партии. Свою политическую позицию В.А. Харламов точно определил на заседаниях Константинопольской группы кадетской партии. 27 апреля 1921 года он заявил: „Врангель оказался роковым человеком для десятков тысяч людей, вверивших ему свою судьбу. Не одна сотня казаков расстреляна в Советской России в результате интриг…
Мы никогда не возражали против вооруженной борьбы, сознавая, что против большевиков можно бороться лишь оружием, но мы себе даем также отчет, что решающее для свержения большевиков — происходит в России, в Красной армии, в широких массах населения, и что освободить народ против его желания немыслимо…“ [29]А 26 мая 1921 года он подчеркнул: „Ни Богаевский, ни Харламов, ни Объединенный совет вообще не собираются строить самостоятельного государства, по образцу Грузии, Эстонии или Петлюры. Мы добиваемся лишь самостоятельности в отношении Советской России; мы хотим создать наше государство в нашем районе“ [30].
Донской казак-эмигрант И.Н. Ефремов был членом кадетской партии, бывшим членом Государственной думы, министром Временного правительства и Российским посланником в Швейцарии. В 1928 году, в ответах на анкету Казачьего союза в Париже, он писал: „При сколько-нибудь нормальном развитии России мне представляется единственно возможным республиканско-федеративный строй, в котором казачество должно найти простор для автономного развития своих краев на началах былого народоправства. Но сами эти начала, в особенности в современном углубленном понимании, требуют равенства не только гражданского, но и политического, не только как управляемых, но и как участвующих в управлении. Перед законом казаки и иногородние должны быть равны.
Нельзя отстоять свои права, лишая прав других. Но большее развитие казаков, как общее, так в особенности политическое, их сплоченность, их традиции надолго сохраняют за казаками преобладающее значение в управлении казачьими краями“ [31]. Далее Ефремов подчеркивал, что „казаки имеют несомненное право, если пожелают, предоставить иногородним полное равенство перед законом, остаться обособленными в частной жизни, иметь свои обособленные сословные собрания, учреждать по подписке свои казачьи стипендии, избирать станичными атаманами только казаков, выдвигать из своей среды наилучших кандидатов на все должности по местному самоуправлению, суду, народному образованию и т. д.“ [32]