Казаки. Между Гитлером и Сталиным
(Крестовый поход против большевизма ) - Крикунов Петр. Страница 98

Помимо жгучей ненависти партизан, казаки снискали себе дурную славу и у мирного местного населения. Передислокация в Югославию пагубно отразилась на дисциплине дивизии, резко упавшей после «спартанских» условий лагеря формирования в Млаве. Командованием дивизии, естественно, предпринимались меры против распоясавшихся казаков. Вот, например, выписка из приказа командира 5-го Донского казачьего полка И.Н. Кононова: «Категорически запрещаю на марше или при выполнении боевых задач употребление спиртных напитков. Я отдельных лиц наказал, и впредь буду наказывать… Быть исключительно внимательными и дисциплинированными по отношению к местному населению, а также к усташам, домобранам [569], и местным хорватским властям, чтобы не было никаких недоразумений. Буквально избегать ненужных трений и споров» [570]. Однако все эти приказы, директивы и прочее были совершенно бесполезными по двум причинам. Во-первых, действие всех дисциплинарных приказов нивелировалось тем, что частям было разрешено заниматься самоснабжением, и казаки постоянно «реквизировали» лошадей, продовольствие и фураж у местного населения: «Согласно приказам командования, мое соединение, — рассказывал после войны генерал фон Паннвиц, — должно было добывать себе пропитание у местного населения. Лошадей и фураж мы также должны были доставать себе сами. В соответствии с этим приказом я и давал распоряжения — отбирать у местного населения лошадей, скот, продовольствие, фураж» [571]. Все это, естественно, выливалось в постоянные конфликты с коренными жителями Сербии, Боснии и Хорватии, которые нередко заканчивались тем, что недовольных просто-напросто уничтожали. Во-вторых, озлобленность казаков достигла такой степени, что они начали мстить местному населению не только за помощь или мнимую помощь партизанам, но и за простое проявление недовольства. А как можно «наказать» мирных жителей? Естественно, только расстрелами и насилием. В результате в последний год войны даже самый невинный протест местных жителей против бесчинств, творимых казаками, приводил к тому, что «убийства и насилия над мирными жителями проводились не только за помощь партизанам, но и за сопротивление грабежу и насилию» [572]. Недаром югославские крестьяне ненавидели казаков, боялись их больше, чем немцев и даже усташей, не считали русскими (разве «русские бра- тушки» могут убивать и насиловать?) и презрительно называли «черкесами». Все это привело к тому, что в конце концов казаки оказались в абсолютно враждебной среде, где у них не было ни друзей, ни союзников.

Любопытно, что многие оставшиеся в живых бойцы казачьей дивизии после войны писали, будто все зверства и насилия по отношению к местному населению творились не настоящими казаками, а внедренными в дивизию спецагентами НКВД. «Еще в момент формирования 1-й казачьей дивизии, — писал в своих воспоминаниях казак А. Сукало, — в Млаве дивизионной контрразведкой был раскрыт ряд заговоров, имевших целью взорвать дивизию изнутри, внести в нее деморализацию и разложение. Организация заговоров производилась группой агентов НКВД, просочившихся в дивизию под видом рядовых казаков. Самый серьезный заговор имел место в 6-м Терском полку. Двадцатого сентября один из осведомителей сообщил дивизионной контрразведке и дивизионному суду, что в упомянутом полку организована коммунистическая ячейка, имевшая своей целью захват 21 сентября оружия, находившегося в дивизионном складе и еще не розданного казакам, уничтожение офицерского состава и вывод дивизии из лагеря на соединение с оперировавшими в районе Млавы польскими партизанскими коммунистическими бандами, руководимыми советским офицером-энкаведистом. Заговорщики, в числе семи человек, будучи арестованными, после короткого запирательства, под давлением неопровержимых свидетельских показаний, сознались и показали, что они командированы Москвой в дивизию для совершения диверсионных актов и шпионажа. Все семь заговорщиков оказались офицерами, начиная с полковника и кончая младшим лейтенантом. В полку же они прикинулись неграмотными и просили при получении жалованья и обмундирования подписываться за них других грамотных казаков. Второй случай деятельности энкаведистов под видом казаков имел место уже в Хорватии. На одном из участков фронта к женщине, матери трех малолетних детей, жене железнодорожника, зашли два вооруженных „казака“. Она угостила их прекрасным сытным завтраком. Но вместо благодарности посетители пристали к ней с гнусными предложениями. Женщина упала перед ними на колени и просила, ради детей, пощадить ее. Но насильники были неумолимы. Борясь с ними, женщина вырвалась и бросилась бежать. Но один из бандитов со словами: „Нет, шалишь! От нас не уйдешь!“ — выстрелом из винтовки убил ее. Потом оба надругались над ее телом. Следствие выяснило, что оба они были подосланы большевиками-провокаторами, из которых убивший женщину был уроженцем Вологодской губернии и членом коммунистической партии, по фамилии Парфенов. Был случай изнасилования трехлетней девочки, другой — восьмидесятилетней старухи. Во всех упомянутых случаях следствием, произведенным дивизионным прокурором лейтенантом К. Седиковым, точно установлена принадлежность преступников к коммунистической партии и факт засылки их в дивизию органами НКВД» [573].

Несмотря на кажущуюся правдоподобность, подобные «версии» не имеют под собой основания по двум причинам. Во-первых, агенты НКВД в казачьей дивизии, конечно же, присутствовали, но главной их задачей были не провокации подобного рода, а сбор и отправка в «центр» важной разведывательной информации. Во-вторых, еще в апреле 1944 года генерал фон Паннвиц на официальной встрече с послом Хорватии признался, что в действиях его подчиненных чувствуется озлобленность не только по отношению к партизанам, но и к местному населению. «Еще приходится слышать, — сказал тогда генерал, — о зверствах казаков, то позвольте мне, господа, высказать относительно этого особое мнение. Вы знаете, господа, что казак в течение 25 лет воспитывался по-большевистски и только около двух лет находится в рядах немецкой армии. Конечно, и в моей дивизии, хотя и немного, но есть такие казаки, у которых тяжело искореняется насильственно привитый им большевизм. Но такие элементы в дивизии выявляются своими же товарищами… Я не имею никакого повода к защите своих же казаков. В охваченной войной стране, где мы сейчас находимся, не всегда возможно перед каждой военной операцией определить заранее, что можно и чего нельзя. Что же, лес рубят — щепки летят… В отношениях казаков к хорватскому населению постоянно чувствуется, что запуганный вражеской агитацией хорватский крестьянин либо избегает казака, либо относится к нему пренебрежительно… Поэтому совсем неудивительно, и так было бы при данных обстоятельствах и с солдатом всякой другой нации, что казаки иногда прибегают к алкоголю и в состоянии опьянения обнаруживают свое озлобление… С глубоким чувством я преклоняюсь перед жертвами, — закончил свою речь командующий 1-й казачьей дивизией, — принесенными людьми моей дивизии. В боях сложили свои головы 18 офицеров, среди них 6 командиров эскадронов, 41 унтер-офицер и 328 рядовых. 18 офицеров, 63 унтер-офицера и 398 рядовых получили ранения» [574].

Свой боевой путь [575] (см. также Карту 1) на Балканах 1-я казачья дивизия генерала фон Паннвица начала в первых числах октября 1943 года, когда провела первую антипартизанскую акцию в районе местечка Фруска-Гора (южнее Дуная), недалеко от Белграда.