Советская психиатрия
(Заблуждения и умысел) - Коротенко Ада Ивановна. Страница 40

Суицид был крайней формой такой разрядки, т. е. сознательным уходом от собственной беспомощности, с которой личность не хотела мириться и не смогла справиться. Малоадаптивные и неконструктивные формы поведения тоже дождались своих жертв. Несдержанность, конфликтность, попытки снять душевную тяжесть употреблением спиртного… Иногда на помощь приходил… внутренний голос. «Ты унижаешь сам себя!», — говорил он, и человек пытался рациональнее осмотреться вокруг. Это способствовало пусть незначительному, но все же снижению эмоциональной напряженности.

Однако в целом жизненная ситуация не менялась или менялась очень медленно. Поэтому психологически болезненная острота переживаний не исчезала. Когда государство созрело для гуманной акции реабилитации, моральное удовлетворение выглядело ничтожно малой крупицей эмоционального позитива, легко затерявшейся среди социальных, телесных и психологически травмирующих «наград», которыми тоталитарный режим насильно отметил людей, принужденных им к участию в эксперименте под секретным грифом «психиатрическое лечение в политически исправительных целях».

Эмоциональные негативные следы прошлого не так легко исчезают из памяти. Для одних они становятся незаживающей раной, психологической травмой, которая либо сама по себе как бы консервируется в спасительной оболочке времени, либо сознательно выдворяется человеком из его теперешней жизни, чтобы он мог продолжать жить дальше. Для других эмоциональный травматический след прошлого очень сложно определяет весь последующий процесс жизни, для третьих — сдерживает его, препятствуя проявлению резервных возможностей, личностного потенциала, у четвертых эпизодически провоцирует проявления малоконструктивного и малоадаптивного поведения, у пятых — оказывает необратимое регрессирующее влияние на весь ход жизнедеятельности…

Природа человека и социальные санкции

Между человеком и социумом существует сложная взаимосвязь. Они способны и взаимосозидать, и взаиморазрушать друг друга. Это обусловлено как природой человека, так и природой общества.

Если терпимые отношения друг к другу, основанные на взаимопонимании и взаимоуважении человека и человека, личности и социума, государства и личности, оттеснены куда-то на периферию человеческого сознания и отправлены государством в длительную социальную ссылку, то индивидуальные проявления в поведении и альтернативные точки зрения всегда будут считаться недозволенным отклонением от принятых социальных стандартов, строптивцы и отступники будут подвергаться прессингу различных социальных и политических санкций, а позитивная взаимоинтеграция личности и социума (государства) станет крайне проблематичной, невозможной.

В замкнутом кругу нетерпимости нежизнеспособны даже абсолютно созидающие типы социальных организаций. Например, такие, где нет преступников и старожилы не помнят, когда в последний раз использовались существующие тюрьмы. В этих идеальных социальных оазисах нет убийств, физических нападений, поджогов и всяких других преступлений, нет разводов, сексуальных извращений, нет даже индивидуумов с психическими отклонениями.

Такой земной социальный рай обнаружили в 1955 г. на территории США. Ученые, исследовавшие его, установили, что это реликтовая (очень древняя) форма общественной организации, существующая по принципам «религиозного коммунизма».

Главной заповедью членов сообщества, предки которых в давние времена эмигрировали из Германии в Америку, являлось неприятие каких-либо форм борьбы и насилия, уничтожение всякой агрессии в человеческих взаимоотношениях, культивирование и внедрение идеи братства всех людей.

Жила община обособленно, так как старейшины считали, что такая изоляция служит условием сохранения и поддержания существующей гармонии такого образа жизни, оберегает ее от негативных влияний современной цивилизации.

В силу этого попытки внедрить что-то новое (даже, например, использовать научные знания в практике медицинской помощи населению) терпели поражение, т. к в этой закрытой системе любые нововведения считались вредными и отвергались. В лучшем случае, они проверялись, перепроверялись, дополнялись, подвергались правкам и цензуре со стороны авторитетных старейшин рода, которые обыкновенно не имели элементарной осведомленности в области специальных медицинских знаний. Несмотря на то, что эти правила столь идеального социума часто являлись прямой причиной непоправимых последствий для здоровья его обитателей, специалиста лишали права голоса. Старания сведущих и прогрессивных лиц преодолеть опасные для жизни их сородичей издержки царящей в сообществе косной гармонии оканчивались их изгнанием. Издавна установленный и господствующий там жесткий порядок диктовал соблюдение даже мельчайших деталей — в поведении, одежде, еде. Нарушители регламента беспрекословно удалялись из сообщества.

Изгнание инакомыслящих (!), ведомых благими целями и посмевших выразить свое индивидуальное начало неравнодушным отношением к проблемам социума (то есть изгнание как социальная санкция поддержания общего, но обезличенного (!) состояния гармонии), заставляет усомниться в реальной возможности взаимопозитивного развития человека и общества. Трудный опыт, трагический для многих людей и для самой истории, доказывает, что социальная толерантность (терпимость) к проявлениям индивидуального (личностного) начала, к его свободному волеизъявлению является непременным и существенно необходимым условием для того, чтобы и социум, и личность содействовали развитию и поддержанию психологических особенностей, конструктивных (по форме и по содержанию) и для самого человека, и для его государства.

Устойчивая ситуация социального плюрализма, предусматривающая равноправие и суверенитет каждого человека, могла бы пригодиться для создания и поддержания таких условий. Правда, саму ее тоже еще надо создать, и для этого, опять же, понадобится очередная реабилитация. Реабилитация уже самого понятия «плюрализм», возвращающая и постепенно восстанавливающая в сознании людей его подлинный смысл, — поскольку когда-то он был искажен или сокрыт заидеологизированным обвинением в отстаивании ложных мировоззренческих позиций.

В гносеологии, этике, аксиологии и философии, социологии и политике плюрализм означает взгляд на мир как на множество самостоятельных духовных сущностей, которые лежат в его основе, как на множественность истин, которые дает независимое научное знание, как на признание уникальности каждой личности, свободы ее воли и творчества, многообразия ценностных ориентаций, которые мотивируют ее поведение, как на признание легитимности индивидуальных картин мира и утверждение возможности рациональной конкуренции альтернативных и равноправных идеологических убеждений.

В эту группу органично включается и смысловое содержание психологического плюрализма, т. е. множественность личностно-поведенческих проявлений человека, его индивидуальная вариативность. Признание факта ее объективного существования, с которым следует считаться (!), позволит осознать и обеспечить принципиальную несводимость индивидуально-психологического своеобразия человека к психиатрическому диагнозу. Это можно назвать уже психиатрическим плюрализмом.

Психиатрический и психологический плюрализм способны оказать помощь в решении достаточно сложных задач социальной политики, если, конечно, она действительно направлена на устранение взаимодеструктивных отношений социума и личности. Прежде всего, это относится к правовым последствиям любых социально-нормативных оценок проблемных личностно-поведенческих проявлений человека, так как последние одновременно могут оказаться чувствительными к психологическим и психиатрическим диагностическим оценкам.

Понятно, что происходящая сегодня демократизация государственной политики Украины устранила санкционирование политико-психиатрических репрессий. Однако это не означает автоматического устранения угрозы быть заклейменным психиатрическим диагнозом, если в силу ряда причин чьи-либо индивидуальные особенности и поведение приобретут социально проблемный характер.