А в воздухе кружил снег (СИ) - Шавлюк Светлана. Страница 33

Милорад ушёл порталом, а я вошёл в дом. Вокруг царила тишина. Мёртвая. Даже слуг не было слышно. Родители наверняка в своих комнатах. Потёр лицо руками и глубоко вздохнул. Нужно было устроить похороны жены. Нужно было брать себя в руки. Но как это тяжело. Драконов сжигали в огне, чтобы проводить в мир мёртвых, Веренея же была ведьмой. Она — дитя природы, и её нужно предать земле.

Через два дня были похороны. Горыныч, как и обещал, привлёк иллюзионистов, и моя ведьмочка лежала в деревянном гробу словно живая. Лишь мёртвенная бледность говорила о её гибели. Сине-зелёное платье обтянуло хрупкую фигурку. Она была прекрасна. Я не мог оторвать от неё взгляда. И она была мертва. Мы хоронили её за холмом от моего дома. Здесь собрались все, кто её знал и любил. Белые траурные одежды пришедших попрощаться сливались с белоснежным полотном снега. С тяжёлых свинцовых туч падал снег, ещё больше создавая ощущения сна. И я так хотел проснуться. Ко мне кто-то подходил, что-то говорил. Какая-то ведьма читала заговор, чтобы природа приняла своё дитя после смерти, вокруг плакали люди и нелюди. Со мной рядом были друзья и родители. Я слышал, как плакали подруги Веренеи. Дана несколько раз теряла сознание, Дарину напоили успокоительными, потому что она была на грани. А я стоял на коленях перед своей девочкой и просил прощения. Целовал холодные губы и ненавидел себя. Мутная пелена застилала глаза. Кто-то увёл меня от Веренеи, и маги земли опустили гроб в подготовленную яму, а после засыпали. Навсегда. Теперь моя девочка ушла в мир мёртвых, а дочь, как и полагается дракайне, погибла в огне. Но не по моей воле.

— Ты, — раздался крик Дарины, когда последний ком земли упал на маленький холмик, — это ты виноват! — Женщина билась в руках своего мужа и кричала на меня. — Если бы тебя не было, она бы осталась жива! — я стоял молча, не в силах что-то ответить. Да и ответить было нечего, Дарина была права. Она имела права на эти слова. Но как же было больно их слышать. Каждое слово словно удар. — Мы доверили тебе самое ценное, а ты не сберёг её. Они погибли из-за тебя. Это была месть тебе! Ты подставил под удар наших девочек, — кричала Дарина. Виктор пытался её успокоить, но разве можно успокоить убитую горем мать. — Я ненавижу тебя, Будимир. Всем сердцем ненавижу за то, что погибла моя дочь! — она уткнулась в грудь мужа, вздрагивая от рыданий.

Я принял её слова и не был зол из-за них. Я был согласен. Сам себя ненавидел. Но не мог ничего поделать. Постепенно все стали расходиться. Лишь я оставался стоять, глядя на тёмную землю могилы жены. Снег мягко укрывал холмик, скрывая от глаз. Словно одеялом укрывал навсегда заснувшую ведьму.

— Идём, сынок, — ко мне подошла бледная мама. — Идём, это был тяжёлый день для всех. Тебе нужно отдохнуть.

Они увели меня, напоили усыпляющим зельем и уложили спать. Это не день был тяжёлым, а вся жизнь теперь будет тяжёлой.

Я не понимал, что сплю. Веренея была в огне, но я крепко держал её в своих объятиях, руки, грудь и лицо обжигало пламя. Моя ведьмочка билась в объятиях, плакала и бесконечно шептала одну и ту же фразу.

— Отпусти, отпусти меня, — по её щекам лились слезы, испаряясь в огне. Она упиралась в грудь руками, пытаясь оттолкнуть меня, — отпусти меня. Отпусти!

А я сжимал её хрупкую фигурку в своих объятиях. Боялся и на секунду отпустить. Знал — если отпущу, она исчезнет. А она повторяла снова и снова свое "отпусти". Огонь причинял боль, но я не собирался разжимать объятия.

— Отпусти, — закричала она мне в лицо, — слышишь? Отпусти! — ударила кулачками меня в грудь. От неожиданности разжал объятия. Впервые я видел её такой злой. Её образ начал растворяться в огне.

— Ты должен жить! — твёрдо произнесла она, — и не смей замараться местью! Не смей! — эхом разнеслось по заснеженной поляне. Попытался ухватить её, но поймал только воздух.

Девять дней каждую ночь меня мучил один и тот же кошмар. Веренея умоляла меня отпустить, но я не желал этого, а под утро она просила не мстить. Нет, не просила, а даже требовала. Каждое утро я просыпался в холодном поту и с болью в сердце. И каждое утро шёл к ней на могилу. Она просила отпустить, но я был не способен это сделать. А на десятую ночь она не пришла. Мне было плохо каждое утро, но я ждал ночь, чтобы увидеть её. И вот её не стало даже во сне. Болото боли и ощущения безысходности затягивало с каждым днем всё сильнее. Это было какое-то сумасшествие. Вскоре родителям нужно было возвращаться на работу. Они долго уговаривали меня ехать с ними, но я отказался. Я не хотел жить. Жил только, чтобы не лишить их магии. Но я хотел остаться рядом со своей женой. Они уехали. Мама плакала, просила и умоляла не сходить с ума от горя, я обещал. Но не мог сдержать своего обещания. Я остался один. Слуги редко заходили в мои комнаты. Я не хотел видеть друзей, которые норовили навестить меня. Я закрылся ото всех. Упивался своим горем. Я больше ничего не мог. У меня не было магии, не было ипостаси. Был тенью самого себя. И решил, что буду доживать свою жизнь в своём замке. Я часами смотрел в окно или на картину, которую подарила нам Лида. Подруга Веренеи после свадьбы заставила нас одеться в свадебные наряды и позировать. Теперь я смотрел на свою ведьмочку и каждый день просил прощения. Наверное, я сошёл с ума, но мне казалось, что сначала она смотрела на меня с холста с невыносимой болью, но с каждым днём я видел в её глазах всё больше упрёка. Сколько прошло времени в таком существовании? Не знал. Снег за окном растаял, а значит пришла весна.

В один из таких дней я сидел в кресле, глядя в окно и вспоминая наше свадебное путешествие. Открылась дверь. Даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто вошел. Мне было всё равно. Окно загородил мужчина. Поднял глаза. Милорад.

— Идём, — протянул мне руку. — Для тебя есть сюрприз.

— Милорад, уходи. Оставьте меня в покое, — устало ответил ему.

Дракон опустил руку. Достал кристалл портала и активировал его. Рывком поднял меня с кресла и впихнул в портал. Я даже удивиться не успел или не сумел. Мы перенеслись во дворец Горыныча. В огромном зале стояла вся моя бывшая группа. На полу, склонив голову, на коленях сидел мужчина. Перед ним расхаживал сам Горыныч.

— Наконец-то, — вздохнул главный дракон. — Я думал, тебе не удастся привести его, — обратился он к Милораду.

— Я же сказал, что приведу его, чего бы мне это ни стоило, — ответил Милорад, — это тебе, как дань уважения и скорби твоему горю, — подтолкнул меня в спину к сидевшему на полу мужчине.

Обошёл пленника и посмотрел на него. Мне не понадобилось много времени, чтобы узнать Святослава. Дракон был в ссадинах и царапинах. Он поднял на меня взгляд и побледнел.

— Не рад встрече? — спросил я спокойно. Ненависть поднимала свою голову внутри меня. Не жгучая и яростная, а жуткая, холодная, спокойная ненависть. Такая, какую я не испытывал никогда.

— Ты жив! Но как? — охрипшим, дрожащим голосом спросил он.

— К сожалению, да, — улыбнулся я. Мужчина побелел ещё больше. Видимо, моя улыбка была ужасающей.

— Он твой, Будимир, — сказал Горыныч. — Это твоя месть, об этом никто никогда не узнает. Все присутствующие согласились, что будет справедливым, если смерть он примет от тебя.

Я смотрел в полные ужаса глаза Святослава. Смотрел на того, кто убил мою душу. Убил то, что было для меня самым ценным в жизни. Он уничтожил меня. Уничтожил все чувства во мне, кроме ненависти к нему. Рука сжалась на его шее. Я смотрел в его глаза, чувствовал, как он брыкался в моих руках, видел, как тухнет в его глазах жизнь. А он наверняка видел в моих выгоревших глазах свою смерть. Я молчал, молчал и смотрел, как он умирает, ничего не видел вокруг, перед глазами полыхал огонь, унёсший жизнь моих девочек. Видел тёмные глаза моей Веренеи, огненные глаза Агнии, маленькой девочки, которые оставили в душе только чёрный провал пустоты.

— Не смей! — будто наяву услышал голос Веренеи. Вздрогнул и отпустил шею Святослава. Только сейчас понял, что Веренея бы не одобрила мои действия. Не захотела бы, чтобы я убил его вот так, когда он связан.