Доблесть воина - Мазин Александр Владимирович. Страница 5

Опять-таки – будущие данники. Пусть таят обиду на прошлого князя, а не на нового.

Илья поравнялся с лекарской телегой. Улыбнулся Лагодке, а та – в ответ. Хорошо. Нравится она Илье. Он поначалу к ней особо присматривался: вдруг – суженая? Понял: нет, не она. Мужское в нем не играет, а вот в груди при виде лекарки тепло делается. Есть в ней родное что-то.

Воинство русов растянулось на полпоприща, не меньше. Ежели ворог на задних нападет, до головных весть дойдет далеко не сразу. Потому и курсируют непрерывно вдоль колонны дозоры и разъезды. Войско на марше чем больше, тем уязвимей.

– А правду говорят, Илья Серегеич, что матушка твоя однажды мертвого ромея оживила?

Это уже не Лагодка, а Чаруша.

Красивая девка. И нрава вольного. С первого взгляда видно: совсем не прочь с Ильей на попонке поваляться, в купальные игры поиграть.

– Кто ж такое говорит, Чаруша? – усмехнулся Илья.

– Люди, кто ж еще. Будто батюшка твой ромея сначала прибил, а потом матушка оживила и дружить с князем киевским зачаровала? Правда иль нет?

– Ну раз люди говорят… – Илья ухмыльнулся еще шире.

– Илья Серегеич…

– Говори, Лагодка, не бойся. – Он взял девушку за руку. Маленькая ладошка в его лапище как теплый трепещущий птенчик. – Спрашивай, что хочешь.

– А можно я спрошу? – ревниво вмешалась Чаруша.

Илья глянул строго. Умолкла.

– Илья Серегеич, а в битве страшно?

– Страшно, Лагодка. И весело. От страха, знаешь, еще веселее бывает. Как мальцом с обрыва в речку.

– А если убьют? – опять влезла Чаруша.

Илья глянул на нее еще раз, оценивающе: может, всё же взять ее разок? Девка справная: груди тугие, губки алые, задок округлый. Увести в лесок, задрать подол и пахтать, пока не охрипнет…

Видать, что-то такое у него и в глазах мелькнуло, потому что Чаруша облизнула губы, взгляд – с поволокой:

– А я б не испугалась…

Это она уже не про битву, понятно. Хочется ей. Вон как ноздри раздувает. Будто кобыла, готовая в галоп сорваться.

– А мне страшно, – вздохнула Лагодка. – Вот вы сейчас такие храбрые, веселые, а потом…

Окинула взглядом пустые пока что телеги и снова посмотрела на Илью.

Он видел то же, что и Лагодка: десятки раненых, беспомощных, искалеченных, страдающих. Илья и сам хорошо знал, каково это. Только что ты был силен и непобедим, а потом входит в тебя обжигающая холодом сталь, и вместо могучего воина – истерзанный болью человеческий обрубок. И Лагодка никогда не поймет, что от этого страшного знания, от понимания того, что между силой и беспомощностью, между жизнью и гибелью – лишь посвист стрелы или промельк клинка, от понимания этого – еще острее, еще шибче кипит в тебе обычная жизнь. А битва… В битве об этом не думаешь. В битве ты чувствуешь над собой руку Бога. Ты сам почти бог, а смерть не против тебя, а над тобой летит. И враг, видя ее, визжит, бежит и гибнет, потому что с тобой не только сила, но и Правда.

– Ты не бойся, Лагодка, – проговорил Илья ласково. – Мы вас в обиду не дадим.

– Спаси Бог, – еле слышно прошептала девушка. – Я ведь в первый раз на войну-то.

– Я тоже, – Илье захотелось ее обнять, погладить по голове, – в первый раз.

И сам смутился. Ведь правду сказал. Бился-то много. В степи, в лесах, на палубах. Но не с тысячным войском. Не так, как батюшка о своих походах с великим князем Святославом рассказывал. Или братья о том, как с нынешним князем Владимиром бились за Ярополка.

– Ты?! – изумилась Лагодка. – Ты же – гридень! Ты страшного Соловья поймал! Говорят, в одиночку целое войско хорватское разгромил! Обманываешь меня, да? – И засмеялась звонко, как жаворонок.

– Это не война была, – Илья выпустил ее руку, выпрямился в седле, улыбнулся еще шире. – Так, стычки.

И ускакал вперед. Будто почувствовал, что нужен сейчас воеводе.

И действительно оказался нужен.

– На полпоприща впереди развилка будет, – сказал Варяжко.

– Так и есть, – подтвердил Илья. – Дорога на Гнезно. Ну и к чехам. Их земли – по ту сторону реки. Это главная дорога. Но нам – не туда. Собеслава там нет.

– Знаю, – кивнул Варяжко.

Это Илья допрашивал пленников наспех, а великий князь расспросил всерьёз. И Варяжко при этом, понятно, присутствовал. Как и другие воеводы, Сигурд и Претич.

– Собеслава там нет, но всё равно хочу, чтоб ты, княжич, со своими пробежался по этому тракту на пару поприщ. На всякий случай.

– Сбегаем, – кивнул Илья. – Сейчас?

– Попозже. Поешьте горячего перед дорогой. Может, тебе еще людей дать?

– Ни к чему, – отказался Илья. Если там такое войско окажется, что нам не под силу, я уж как-нибудь дам знать, не сомневайся!

– Вот и хорошо, – одобрил Варяжко. – Правильно мыслишь, Серегеич. И действуй так же, ясно? В драку не лезь! – Голос воеводы построжел. – Меня твой отец особо просил пыл твой воинский в узде держать.

– Да ладно! – махнул рукой Илья. – Куда этим цаплям против степных соколов!

– Ну смотри, – проворчал воевода.

Может, вспомнил Варяжко, как взял его, убежавшего от Владимира к печенегам, брат Ильи Артём. Как сокол цаплю взял. Вместе с малой ордой копченых. Илья – той же породы. Такого сдерживать – только портить. А уж удачи княжичу на десятерых хватит.

Так подумал воевода, белозерский княжич Вольг Варяжко, глядя вслед Илье, еще не зная, что через пару дней этот удачник вляпается по самые плечи.

Глава 2

К задаче, поставленной воеводой, Илья отнесся вдумчиво. Скакать галопом навстречу неизвестности не стал. Оставив коней при обозе, двинули через лес на своих двоих, не спеша, время от времени засылая вперед разведчика, а в особо важных местах даже двух.

Мост через тронутую у берегов первым ледком реку показался Илье местом важным.

Разведка, однако, вернулась ни с чем, и посему было решено устроить привал – пообедать.

Правила поведения на чужой земле крепко вбил еще старый Рёрех, а потому Илья вел себя, будто враг где-то рядом. Лагерем встали в низинке, костер развели так, чтобы дым рассеивался, а не поднимался столбом; на макушку самого высокого дерева отправили дозорным Миловида.

И только-только поспела каша, как дозорный скатился с дерева.

– Княжич! Там – дымы!

Сами по себе дымы ничего не значили. Может, это караван купеческий на обед встал. Хотя, учитывая время года и состояние дороги, вряд ли это обычные купцы.

– Шесть больших костров!

Илья прикинул: если это воинский отряд, то численность у него солидная. Шесть костров, шесть котлов – это от пятидесяти до ста человек, а то и больше, ведь на одном костре можно и два котла установить, и каждый на большой десяток.

Надо бы глянуть. Очень хотелось самому и немедленно. Да неправильно это.

– Викула! Теперь ты на дерево лезь. Миловид, Рулав, сбегайте, поглядите, что там. Но сначала поешьте.

Сбегали поглядели.

– Полторы сотни конных оружных, – сообщил Миловид. – По виду – не ополченцы, дружинники. Стоят, спешившись, за взгорком, отсюда не видать.

– Кто?

– Видел знамя с башнями, – сообщил Рулав. – Похоже, германцы.

– Чего тут надо германцам? – удивился Гудмунд. – Ничего не перепутал, варяг?

– Пойди сам да глянь! – обиделся Рулав.

– И пойду!

– Довольно! – прекратил спор Илья. – Кто куда идет, я решаю. И посмотрю тоже сам. Рулав, ты со мной. А вы ждите.

– Больше сотни конных. Чего ждать-то, княжич? – проворчал Загрёба.

– Нас, – отрезал Илья.

– Ну, что скажешь? – спустя некоторое время поинтересовался Илья.

Они с Рулавом уютно расположились на пригорке, с которого открывался замечательный вид на неприятеля.

Неприятель обедал. И тоже наскоро, потому что лошадей не расседлывали. Сотни три воев.