Мистер Инкогнито - Дикинсон Френсис. Страница 2

Роберт – о боже, мисс Шеппард, где вы откопали Роберта! – жил и работал менеджером по продажам в соседнем городке. Именно географическая близость и разумное присутствие в его посланиях здравого смысла и склонили Линду согласиться на свидание. Они договорились встретиться в ресторане «Три луны».

Столик Линда заказала еще три дня назад. Теперь в ее распоряжении оставалось два часа, чтобы привести себя в порядок.

Двухэтажный домик, в котором прожили уже несколько поколений семьи Шеппард, встретил Линду тишиной. Захлопнув за собой дверь, она торопливо поднялась в свою комнату, бросила на кровать сумочку и распахнула платяной шкаф. Платья и костюмы, юбки и брюки, блузки и жакеты, копившиеся здесь на протяжении доброго десятка лет, занимали все узкое пространство, но на самом деле выбор был ограничен. Что-то безнадежно состарилось, что-то требовало мелкого ремонта, что-то – увы! – уже не соответствовало фигуре. Перебрав наряды, Линда остановилась на синей с зеленым отливом юбке и атласной блузке кораллового цвета. Получилось довольно строго, но именно этого эффекта она и добивалась. Туфли на высоком каблуке, с ремешком – слава богу, с ногами ничего страшного пока еще не случилось, а те самые лишние килограммы притаились в других местах.

Линда повертелась перед зеркалом – ну не так уж и плохо. И все же она вздохнула: время жестоко и несправедливо, мужчинам оно придает солидность и уверенность, а женщин только старит.

Теперь украшения – самый минимум. Цепочка с кулоном – на шею, серьги – в уши.

Кажется, все. Принять ванну, выбрать духи – это нетрудно, потому что их у нее всего два флакончика, но зато дорогие, – и вперед. Часы на стене пробили три четверти шестого.

Она наполнила ванну, вылила в воду целых два колпачка душистой пены и хихикнула, вспомнив наставления Клэр.

Вечерами, если позволяла погода, Линда всегда работала в саду. Мать говорила, что лет ему примерно столько же, сколько и дому. За многие десятилетия этот клочок земли видел разных хозяек, переживал как периоды расцвета, так и времена забвения, но все же выжил, выстоял, не сдался.

Линда взялась за него три года назад. Взялась то ли от нечего делать, то ли в момент отчаяния, чтобы отвлечься, и незаметно для себя увлеклась, втянулась и теперь уже не представляла, как бы обходилась без него.

Отвечая ее планам и усилиям, сад преображался, менял форму и обретал нужные ей очертания. Начала Линда с того, что решила заняться доставшимися в наследство лужайкой и бордюром, но постепенно в ней созрела решимость подвергнуть его полной реконструкции, превратить в нечто более интересное. Она установила сетчатые подпорки для растений, так что теперь пространство окружала стена плюща, потом безжалостно уничтожила лужайку, проложив петляющие дорожки, выложенные камнем, обсадила сад высокими кустами, зеленью и саженцами фруктовых деревьев. Понемногу сад разросся, окреп и превратился в уединенный, невидимый из соседних домов зеленый уголок.

Приходя сюда, Линда как будто попадала в иной мир, где в каждом углу было что-то интересное. Горшки самых разнообразных расцветок и форм стояли тут и там, и в них красовались кустики, розы, альпийские цветы. Свободного места почти не осталось: везде, где только можно, она старалась посадить что-то, что со временем дало бы всходы, ожило, расцвело.

У нее не было четкого представления о саде. Розмарин, мята, петрушка, салат, брюссельская и обычная капуста – все это существовало в опасной близости друг от друга, теснясь, прижимаясь, выживая. Летом у солнечной стены, рядом с кустами роз, появлялись помидоры, подсолнухи и неукротимые, почти дикие кабачки.

Осенью во все свободные клочки земли втыкались луковицы, из которых уже в марте пробивались крокусы и тюльпаны, а затем лилии и пионы.

В дальнем конце сада было что-то вроде крохотного патио, окруженного зеленью и укрытого пологом из переплетающихся стеблей ломоноса. Здесь весь год стояла удобная деревянная скамейка, а с наступлением тепла Линда приносила плетеные стулья и большой круглый стол, украшенный выложенной ею собственноручно мозаикой. Остальное пространство занимали розовая герань и прочая душистая мелочь, так что, когда погода позволяла, они с Клэр устраивали ужин прямо здесь, под романтично мигающими фонариками, гирлянды которых были искусно вплетены в нависающую зелень.

Линде не просто нравилось работать в саду – поливать, рыться в земле, обрезать засохшие, омертвелые веточки и стебли, выпалывать сорняки, – ей нравился сам сад. Это было место, придуманное ею самой. Здесь можно было посидеть, поговорить с друзьями. Сад являлся волшебным дополнением, продолжением ее жизни, сотворенным практически полностью ее руками.

Клэр заглянула в начале девятого с бутылкой какого-то приторно-сладкого ликера. Линда за неимением ничего более подходящего выставила к нему печенье из купленной пару месяцев назад жестяной коробки и сыр.

– Значит, все-таки решилась, – заметила Клэр, потягивая ликер. – Молодец, давно пора.

Линда пожала плечами.

– Не уверена. А вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг он окажется моложе лет на десять? Или, наоборот, стариком со вставной челюстью?

– Почему это ты ему не понравишься?! – возмутилась подруга. – Посмотри на себя! Будь я мужчиной, проходу бы тебе не давала!

Представить пышнотелую брюнетку мужчиной было довольно трудно, а потому Линда только улыбнулась. Много лет назад Клэр пришла к выводу, что если уж ей не суждено быть худенькой, то это вовсе не означает, что она не может быть сексуальной. Она без всяких сомнений влезала в обтягивающие водолазки и свитера, бесстрашно носила «вондербра» и нисколько не смущалась тем, что кое-где что-то не помещалось. Клэр красила волосы в кирпичный цвет, предпочитала топы со смелым вырезом, никогда не застегивала блузки на все пуговицы и отважно заковывала себя в чересчур тесные юбки и джинсы. За последние десять лет Линда ни разу не видела ее без макияжа, с лиловыми губами или с неподведенными глазами. Единственное, чего Клэр не могла себе позволить, это длинные накрашенные ногти. «Ничего не поделаешь, – печально вздыхала Клэр, – профессиональное ограничение».

– Главное, не скромничай и не умничай, – продолжала поучать она Линду. – Сама знаешь, больше всего на свете они не любят теплое пиво и умных женщин.

– Так что же мне делать, притвориться идиоткой?

– Идиоткой не надо, это внушит ему необоснованные надежды. Просто постарайся избегать своих любимых тем. И воздержись от шуток – их не все понимают. Пусть говорит он. Дай ему возможность излить наболевшее. Знаешь, в потоке сознания можно поймать ценную рыбку…

– А если у него не получится? Если он идиот?

Клэр развела руками.

– Ты же не собираешься рожать от него детей? И вообще мужчины созданы не для разговоров.

– А для чего? – полюбопытствовала Линда, едва не поперхнувшись ликером.

– У них есть только одно полезное качество: каждый следующий помогает забыть предыдущего.

Дорога от Денвера до Блэкфилда пролегает через унылую, необжитую пустошь, оставшуюся практически неизменной с тех пор, когда единственными ее обитателями были индейцы. Июнь приносит летнюю сухость, уже наложившую свой отпечаток на безрадостный пейзаж, и постоянно дующий в этих местах ветер упорно высасывает из всего живого оставшуюся влагу, словно это и было единственной целью, определенной для него природой. Человек, едущий по автостраде, не встретит ничего такого, что нарушало бы однообразный ландшафт. Ни городов, ни поселков, ни туристических достопримечательностей. Ничего. А стоящие у дороги знаки сообщают только о том, сколько еще миль осталось до того или иного пункта.

– Черт, – пробормотал Кайл Уоррен, когда заднее колесо мотоцикла нашло на дороге очередной камень. – Тебе надо быть внимательнее, приятель, а то как бы…

Выскочивший из-за поворота «бьюик» не дал ему закончить мысль. Человек, сидевший за рулем автомобиля, по-видимому, имел весьма туманное представление о правилах дорожного движения или же относился к жизни, как курильщик к сигарете. Не снижая скорости, незнакомец пронесся перед самым носом успевшего сбросить газ Кайла, резко вывернул руль и помчался дальше, не обращая внимания на такую мелочь, как разделительная полоса.