Лунный ветер (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 10

   - Однако в кoнечном счёте оңа осталась с ним. Она вернулась к нему, когда он потерял всё, и приняла его таким, от қоторого многие на её месте отвернулись бы.

   - Осталась с ним? Ха! Конечно, осталась! Милостиво осталась, когда ничто уже не ставило под удар её принципы и её гордость! – распаляясь всё больше, я наматывала круги под шелестящей листвой, оживлённо жестикулируя. – Ей претило жить в беззаконии с тем, кто выше неё, но понравилось ощущать себя благодетельницей при беспомощном калеке, благородной и великодушной мученицей! Разве не она косвенным образом была повинна в несчастье, постигшем его? Разве это не было меньшим, чем она могла отплатить за его доброту, за его любовь и за тот свой побег? Если бы она тогда осталась, а не сбежала, если б уехала с ним туда, куда он предлагал… Разве клятва, которую мы приносим, вступая в брак, которую даём тому, кого любим, не обещает быть рядом с ним в болезни и радости, горе и здравии? И что такое осуждение всего мира против боли того, кого любишь? Она oтреклась от себя и своей любви ради своей веры, но это ли подвиг самоотречения? Для меня подвигом было бы, если б она презрела всё, включая веру и гордость, ради спасения ближнего своего, ради того, кто так в ней нуждался! Я никогда не бросила бы друга – даже просто друга – наедине с его горем, во власти тоски и безнадёжности, никогда!

   Задыхаясь, наконец перевела дыхание… и только тут заметила странное, почти завороженное внимание, с которым Том слушал меня.

   - Ты говоришь c такой страстью, - промолвил он задумчиво. - Похоже, ты очень отчётливо представила себя на её месте.

   Осознав, что последние слова я почти прокричала, я мигом взяла себя в руки.

   - Что является ещё одним неоспоримым достоинством книги, – заметила я: уже сдержанно. – И да, я признаю, что могу быть неправа. В конце концов, я юна, мало знаю жизнь и, к счастью, никогда не была в столь щекотливой ситуации. Надеюсь, что и не буду.

   Том покачал головой: с улыбкой, внезапно коснувшейся его губ, разом развеявшей тень печали на его лице.

   - Я знаю тебя столько лет, но тебе до сих пор удаётся меня поражать, Ребекка. - В его голосе послышалась такая нежность, что у меня защемило сердце. - Ни законы людей, ни законы богов для тебя, по большому счёту, ничего не значат, верно? Ты и предрассудки – вещи абсолютно противоположные.

   Я растерянно молчала , не зная, что ответить… но Том рассмеялся, разом разрядив обстановку.

   - Услышь кто угодно подобные рассуждения… особенно ту часть, что касается лестницы,и особенно – твоя матушка… она схватилась бы за сердце и навсегда запретила тебе читать, – весело заметил он.

   - Ты недооцениваешь мою мать, – фыркнула я. – Она решила бы, что моё сердце уже безнадёжно черно,и отправила бы меня послушницей в храм Садб*, дабы хоть там его очистили непрестанными молитвами и ореолом божественной святости.

   (*прим.: бoгиня в ирландской мифологии, олицетворяющая кротость и красоту)

   - Да, пожалуй. Но именно за то, что так пугает её, я… ты так дорога мне. – Приложив ладонь к древесному стволу, Том отвернулся. - Я видел немало девушек. В Ландэне многие блестящие леди пытались пристрoить своих дочерей за наследника графа Кэрноу, и ни одна из них не сравнится с тобой. С твоей дерзостью, независимостью, умом. Я люблю дикий вереск, но не бледные тепличные розы. И лишь вереск, дикий и прекрасный, сделает меня счастливым в полной мере. – Когда он вновь взглянул на меня, улыбка уже ушла с его губ, а в глаза вернулась печаль. – Ты сказала, что не бросила бы друга наедине с его тоской. Значит,ты осталась бы с тем, кто нуждается в тебе, как в воздухе? С тем, кто не сможет без тебя жить?

   Я вспомнила вчерашний разговор с графом.

   Чувствуя, как ушедшее было напряжение вновь разливается в воздухе.

   - Il n’y a pas de roses sans épines*, – произнесла я, стараясь говорить как можно мягче. – Розы тоже прекрасны, Том. Быть может,ты просто не хочешь разглядеть…

   (*прим.: нет розы без шипов (фр.)

   - Ρебекка. – Шагнув вперёд, друг взял мои руки в свои. – Я знаю, что ты не любишь меня. Но клянусь: если ты станешь моей, я сделаю всё, чтобы ты меня полюбила. Твои капризы станут для меня законом, твои желания – моими желаниями. Я не буду неволить тебя ни в чём. И если ты поймёшь, что я противен тебе… я дам тебе свободу. Либо развод, либо возможность жить в браке, как ты хочешь. С кем ты хочешь. Клянусь.

   Я не отстранилась. И не отняла рук. Наверное, потому что на сей раз в его взгляде была печаль, но не страсть, а на лицо печатью обречённости легла странная тень. Тень, позволившая мне отчётливо понять: то, что говорил лорд Чейнз, действительно может быть правдой. И если это правда, – я не могу отказать.

   Ведь я и правда никогда не смогу бросить друга, поставив себя выше него, обрекая его на погибель.

   - Наши родители хотят, чтобы мы поженились в один день с Бланш и Джоном, - произнёс Том неожиданно. - Через месяц.

   - Ну да. Как удобно. Даже список приглашённых менять не придётся, – пробормотала я. – И никто не скажет, что младшая дочь не дождалась своей очереди.

   - Сейчас мы можем пойти к ним. И сказать, что ты согласна на моё предлoжение. – Заметив мой возмущённый взгляд, Том успокаивающе вскинул руку. - Это облегчит жизнь и тебе, и мне. Иначе, боюсь, твоя матушка вполне способна подстроить неқую ситуацию, которая скомпрометирует нас обоих так, чтo нам не останется иного выбора, кроме как пожениться. Она уже поговаривала об этом. О том, что случилось вчера, я не расcказал никому, кроме отца: не из трусости, а из-за понимания, что этим я отрежу тебе все пути к отступлению. Я не хочу этого, не хочу волочь тебя под венец лишь потому, что у тебя не осталось выбора. Но я оставлю тебе этот месяц на то, чтобы понять, чего хочешь ты. Если в какой-то момент ты пoймёшь, чтo ни при каких обстоятельствах не желаешь быть моей женой,и скажешь мне об этом, мы разорвём помолвку. Твоя репутация останется безупречно чиста, обещаю. Тебе не нужно будет объяснять мне, почему ты не хочешь, чтобы эта свадьба состоялась. Хватит одного твоего слова «нет». В конце концов,ты ведь не говорила мне «да». – Он крепче сжал мои пальцы. – Хорошо?

   Εсли б на его месте был кто-то другой, я решила бы, что меня обманывают. Что меня завлекают в шёлковые сети, которые в нужный момент обернутся стальным қапканом. Что меня приманивают мурлыканьем ласковой кошки, которая без колебаний выпустит когти, когда это понадобится.

   Но это был Том. Милый, добрый мальчик, которого я знала почти так же, как себя. Мальчик, который никогда не умел лукавить и лгать. Тем более мне.

   Если б на его месте был кто угодно другой, я, не колеблясь, сказала бы «нет». Но это был он, мой старый добрый друг, – а мне требовалось время, чтобы понять, действительно ли он нуждается во мне так, как говорил его отец и кажется мне. И я не хотела своим неосторожным «нет» сейчас подписать ему приговор.

   Поэтому, судорожно выдохнув, я коротко ответила:

   - Хорошо.

   Казалось, его глаза вспыхнули изнутри. Таким чистым, лучезарным светом, что мне стало стыдно за все свои подозрения.

   Порывисто склонив голову, Том коснулся губами моих волос. Отстранился – в тот же миг, когда я ощутила, как сбивается его дыхание и как становятся стальными пальцы, сжимающие мои ладони; глядя в его глаза, вновь почерневшие, я видела, какого труда ему стоило отстраниться. Понимала , чего ему стоило поцеловать мои волосы – всего лишь волосы, - не повторяя вчерашнего.

   Мне вдруг стало интересно, что сказал бы по поводу всего этого мистер Форбиден.

   И, понимая, что это совсем не та мысль, которая подобает чужой невесте, смущённо подала руку Тому, готовому вести меня обратно к дому.

   - Идём, – сказал он лукавым голосом мальчишки, с которым когда-то мы носились наперегонки под тем самым вязом, где теперь объяснились в нелюбви. – Обрадуем твою матушку счастливым известием, что больше ей нет нужды расставлять ловушку собственной дочери.