Два побега
(Из воспоминаний анархиста 1906-9 гг.) - Аршинов Петр Андреевич. Страница 16
Поздно ночью — я думаю, было уже более двух часов — я выбрался из своей норы и стал осторожно пробираться в сторону шума поездов. Дождь все время шел, но в лесу стояла глубокая тишина, и треск веток, попадавшихся мне под ноги, далеко разносился. Я исходил из той мысли, что в лесу где-то находится засада, и поэтому старался продвигаться, как можно бесшумнее, дабы не быть услышанным.
Приблизительно, через час, я увидел, что иду в сторону, обратную от железной дороги. Я пошел назад, стараясь точно держаться того места, откуда несется шум проходящего поезда. Не проходит и часа, как я слышу шум поезда опять позади себя. Я еще и еще меняю направление и каждый раз путаюсь. Уже совсем рассвело, а я все блуждаю по своему лесу. Тогда я понял, что ходить по большому лесу, не зная способов ориентировки, трудно и опасно. В течение всего дня я метался от одного места леса к другому — и все напрасно, Я попал как бы в заколдованный круг и начал уже отчаиваться. Дождь шел, не переставая, а я от беспрерывной беготни обливался потом. Силы, однако, не покидали меня. Я попытался, было, взобраться на одно высокое дерево, чтобы с него наметить направление себе, но не смог долезть и до половины его. Начинало уже смеркаться, а я все нахожусь в том же положении, что и накануне ночью. В конце концов от чрезмерного физического и духовного напряжения у меня появились галлюцинации зрения и слуха. Я делал огромное усилие воли, чтобы не попасть им во власть и, действительно, освободился от них. Уже часов в пять вечера, не держась никакого направления, я случайно вышел на железную дорогу. Идти по ней было еще рано, но я уже не упускал ее из вида. Как только окончательно стемнело, я выбрался на полотно дороги и пошел по шпалам. В ближайшей сторожевой будке я спросил, правильно ли иду на Льговскую. Оказывается, я шел в противоположном направлении и оказывается, я попал совсем не на ту дорогу. Вместо Киево-Московской, как я предполагал, я шел по Риго-Орловской дороге. До Льговской мне предстояло пройти около 25 верст. Я безостановочно шел их и прибыл на Льговскую после полуночи. В ту же ночь я получил помощь от друзей, до которых добрался. Я вынужден был просидеть несколько дней на конспиративной квартире, пока на вокзалах не была снята усиленная слежка за мною. Через неделю я был уже в Москве.
Товарищей читателей может заинтересовать судьба лиц, которые были связаны с описанными событиями.
Абрам и Владимир, приезжавшие на наше освобождение в Александровск, вскоре после этого погибли. Абрам был застрелен на Амуре отрядом стражников недели через две после возвращения из Александровска; Владимир был повешен в екатеринославской тюрьме через несколько месяцев после казни Бабешко.
Тарас Онищенко попал на каторгу по ряду иных дел. Его участие в нашем александровском побеге не было раскрыто. Как передавали, он умер в Шлиссельбургской крепости от побоев и затем от туберкулеза.
Николай был одно время сослан в Сибирь под чужим именем; после вернулся. Ни разу он не был раскрыт царской полицией. До настоящего времени он живет на Амуре и ведет жизнь честного пролетария, работая на одном из амурских заводов.
Григорий Ипатов осенью 1910 года во время раскрытия нашей московской организации и всеобщих арестов членов этой организации, оказал вооруженное сопротивление стражникам в районе Брянска и был убит, Евстафий Ипатов судился со мной в Москве в 1911 г. по делу 36-ти [3] и в Бутырках отбывал каторгу; его сестры — Клавдия и Антонина — крепостное заключение за связь с братьями и Михаилом Гуляком. После революции проживали на старом месте в Брянске.
Василий Густавович Бек долгие годы был преследуем полицией и жил в нищете. В 1917 году, по выходе из тюрьмы, я навестил его в Екатеринославе. Он был уже шестидесятилетним полустариком, но мужественно относился к событиям. Социальный переворот в России полностью поддерживал. Летом, в 1919 г., при наступлении деникинцев на Украину, был схвачен белыми и, по сообщению, расстрелян ими за сочувствие и поддержку революции.
Анастасия Галаева была в 1911 году осуждена в каторжные работы по делу группы А. К. «Интернационал». После революции 17 года возвратилась из Сибири и продолжала работать в анархическом движении. Умерла в 1927 году от туберкулеза легких.
Становой пристав Лужецкий в дни керенщины был в армии и задавал тон в солдатском комитете. После октябрьского переворота, по настоянию брянских рабочих, в частности Евстафия Ипатова, был расстрелян.
Судьба Кривоноженко осталась неизвестной.
Париж, 17–31 августа, 1929 г.
Приложение
Примечание. Настоящий некролог написан тов. П. Аршиновым в 1908 г. В январе 1909 г. он был помешен в № 4 листка «Бунтарь». В виду того, что некролог был посвящен Василию Бабешко, автор избегал говорить в нем о себе. Поэтому в террористическом акте над Василенко основную роль он отвел Бабешко, умолчав о своей роли. В действительности же дело было так, как рассказано в воспоминаниях «Два побега».
Данный некролог проливает дополнительный свет на личность Василия Бабешко, бывшего почти безымянным и в то же время замечательным представителем рабочего класса.
Поэтому автор решил приложить его к своим воспоминаниям о двух побегах.
Издательство «Дело Труда».
На рассвете 14-го июня 1907 года был повешен екатеринославский рабочий Василий Бабешко.
Сын бедных рабочих, Василий с детских лет работает в екатеринославских жел. — дорожи, мастерских Еще в 1894 г. он сталкивается с социалистами — революционерами и вступает в их партию. С 15-ти лет Бабешко всецело отдается революционной деятельности: неустанно агитирует, устраивает рабочие кружки, распространяет литературу.
Когда вспыхнула забастовка 1903 года, Василий энергично снимал с работы еще не забастовавших рабочих, был впереди во всех столкновениях с полицией, горячо призывал забастовщиков к борьбе, к насилию. За эту забастовку он одним из первых был выброшен из мастерских.
Позже он поступает в печной завод Бельгийского общества в Нижне-Днепровске. Здесь он уживается недолго: в качестве делегата от рабочих Василий вступает в переговоры с администрацией завода, желающей понизить задельную плату. Происходит столкновением с мастером, и Василий снова на улице.
Долго после этого он ходит без работы, но все же его мысли всецело посвящены революционной деятельности.
Наконец, его принимают в паровозное депо станции Гришино Екатерининской жел. дороги. С первого же дня он отдается пропаганде: устраивает кружки, печатает прокламации, стремится организовать тайный рабочий союз. Последнее ему удается плохо. Среди всех рабочих он почти единственный устойчивый революционер. Полиция же начинает зорко следить за каждым шагом рабочих. Наконец, после одной особенно резкой прокламации, жандармы нагрянули к нему на квартиру. Но заранее предупрежденный Бабешко благополучно скрывается со станции Гришино. К этому же времени относятся его первые спорные столкновения с партией С.-Р., в которой он, однако, продолжает оставаться.
После этого Василий работает в главных жел.-дор. мастерских гор. Александровска. Здесь он остается вплоть до декабрьского восстания 1905 г. С первых же минут и до подавления восстания Василий занимался изготовлением и метанием бомб. Появляясь со своими бомбами на самых опасных местах, он силился придать революции возможно более широкий размах. На этой почве у него происходили нескончаемые трения с партией. Наконец, после одного «глупого», по словам Василия, распоряжения комитета партии, он заявил, что не будет считаться с партийной дисциплиной и тактикой. Василий сорганизовал вокруг себя кружок и стал действовать вполне самостоятельно, но и в это время он все еще считал себя социалистом-революционером.
После подавления декабрьского восстания, почти всех активных участников его рассчитали и отдали под суд, но Василий удачно избежал ареста и вновь переехал в Екатеринослав.