Катавасия (СИ) - Семёнов Игорь. Страница 8

      Вадим даже остался после работы на традиционную пятничную пьянку, заключавшуюся в распитии двух бутылок "Мартини". Как обычно по пятницам, заявился "за женой" Димка Шпунько. Оправдывая внутрифирменную народную примету - "Шпунько пришёл - к пьянке", Ирина раскрутила Нежина на выпивку и лёгкую закусь, оперативно купленные в "Марии". Пили, хрустели фисташками, рассказывали анекдоты про "новых русских". Нежин травил юридические байки, доводя их своей бурной фантазией до полного и весёлого абсурда. Самое классное в Нежинских фантазиях было то, что слушать его опусы можно было часто. Об одном и том же он всякий раз рассказывал по-разному, круто меняя события, придумывая все более живописные эпизоды. От юридических баек Нежин напару с Двинцовым перешли к милицейским, затем - к армейским, из чего становилось ясно, что собирушка подходит к концу. Ирина с Лариской Шпунько выпросили под финиш у вахтеров магнитофон, устроили пятиминутные танцы, до пунцовой красноты - от макушки до пяток, смущая толстячка-курьера Олега эротическими улыбками. Стали расходиться. Большинство, кому было по пути, втиснулось в машину. Ирина требовала дать ей порулить, вызывая у Нежина тихую панику. Вадим молчал, мысленно уже находясь в лесу, в гостях у Каурина. В голове сами собою появлялись строки:

      Я вновь грущу по северным лесам,

      Пронизанным спокойным летним солнцем,

      По долговязым корабельным соснам

      И птичьим осторожным голосам.

      Там всё неброско. Всё - в полутонах,

      Исполненное тайного значенья...

      В то лето, не припомню и зачем я

      Туда уйду на медленных плотах.

      Наверное, за синей тишиной,

      Настоянной на травах и былинах,

      За горьковатым запахом калины,

      Заброшенной плашмя в реку луной...

      Сквозь северные русские леса,

      Сквозь дни и ночи поплыву неторопливо.

      И буду я тогда таким счастливым,

      В который раз поверив в чудеса...

      Homo Urbanus - человек городской

      Бойцы - пороги на реке.

      Шартацкий масленник (уральск. диалектн.) - грязный, неряшливый, опустившийся человек, ни к чему уже не пригодный.

      "Из мослов" - термин, бытовавший во время Первой Мировой войны, означающий офицеров, получивших звание в ходе боевых действий, без окончания специального учебного заведения (максимум - краткосрочные офицерские курсы для отличившихся рядовых и унтер-офицеров), вышедших из рядового состава.

      "Клюква" - обиходное название наградного темляка на сабле, означающего низшую, третью степень ордена Святой Анны.

      "Льюис" - станковый трёхлинейный (калибра 7,62 мм) пулемёт с дисковым магазином, бывший на вооружении в армиях Антанты.

      "Бульдог" - собирательное название короткоствольных револьверов, в царской России принятых на вооружение некоторых подразделений полиции, а также некоторое время разрешённый к приобретению гражданскими лицами.

      По всей вероятности, Каурину попалась на глаза статья "Тайна острова Барса-Кельмес", опубликованная в "Комсомолке" - ныне многим известная мистификация С.Лукьяненко.

      К сожалению, Вадим Двинцов не был знаком с творчеством Андрея Кивинова, подобный замысел удачно осуществившего.

Глава 2

      Наутро, прихватив рюкзак, гитару, а также Фому - дикую, но обаятельную помесь лайки и волка с замашками ньюфаундленда, Вадим отправился на вокзал. Фома всю дорогу, верный своим семилетним принципам, стоял, оперевшись передними лапами в заднее стекло трамвая и глядел в окно. По-иному путешествовать в общественном транспорте он не желал, а, в случае наличия рядом граждан, непонятно почему возмущенных его поведением, обаятельно им улыбался, чем, того не желая, приводил излишне нервных пассажиров в состояние молчаливого ужаса и страстного желания перебраться подальше. У людей нормальных, в первую очередь - детей, Фома (подпольная кличка - Крокодил, данная ему за манеру брести по воде с открытой пастью, притопив нижнюю челюсть) вызывал страстное желание его погладить, ничего против подобной фамильярности на грани амикошонства не имея.

      Дедкина опознал сразу. Описание совпадало с оригиналом: на ступеньках стоял высокий, стройный мужик лет сорока пяти, почему-то в костюме и при галстуке (вроде бы в лес собрался?), с высоким лбом, нагло въехавшим лысиной в волосы цвета сосновой смолы до самой макушки. Нехороших ассоциаций с вождем мирового пролетариата не вызывал. Лазурные глаза его светились неподдельным восторгом по отношению ко всему окружающему, что в наше время обычно встречается лишь у детей в возрасте до пяти лет. В момент встречи сей эмоциональный реликт на полном серьёзе вёл разговор с подвыпившим, изрядно потертым бомжем. Речь шла о высоких материях, смысле жизни всякого существа в целом и данного бомжа Васи - в частности.

      Последний стоял, подпирая спиной колонну, далеко отвесив челюсть, восторженными горящими глазами поедая Дедкина. Казалось: свистни Васе Дедкин, даже не обещая сделать "ловцом человеков", и двинется за Виктором новообращённый его апостол Вася и будет идти, идти, идти и слушать, и впитывать, и так до конца, до креста, до вечной разлуки, чтобы после идти дальше уже одному и говорить, рассказывать о встреченном когда-то человеке, создавая своё, маленькое евангелие. От таких мыслей попахивало кощунством, но, с другой стороны, Вадим ясно осознавал, что Дедкин и Христос, конечно же, величины весьма различные, а, потом, утверждают же восточные любомудры, что Учителем можно назвать каждого, встретившегося на пути. С этой точки зрения и бомж Вася являлся таким же Учителем для Дедкина.

      Фома сразу признал Дедкина "за своего", подойдя, ткнулся дерматиновым носом под руку, подбросив дедкинскую ладонь на свой лоб, как должное, получил порцию "чуха за ухом", удовлетворенно фыркнул и уселся рядом, брезгливо выбрав местечко, наименее заплёванное.

      Вася как-то сразу спустился с философских небес, угас, "высокий штиль" с него слинял, он пробормотал вялый комплимент псу и побрел продолжать нелегкую бомжевскую жизнь.

      Сказка для него кончилась. Двинцов, ранее неоднократно сталкиваясь с подобной братией, искренне считал их людьми, по большому счету, безобидными, просто по какому-то нелепому недоразумению, просчету в графике у высших сил, родившимися не в свое время. Дух бродяжничества сидел в немалой части человечества с той или иной степенью силы всегда, издревле толкая из родительского дома на путь бесконечных странствий без цели прибыли и наживы, движимых лишь одним только желанием узнать: а что же там - за лесом, за рекой, за морем, за горизонтом. И выходили на дорогу ватагами, ватажками и в одиночку бродяги перекати-поле, шли, безвестные для Истории, мужики-Васи, покоряя Урал, проникая в Сибирь, в Индию, в Америку и чёрт-ещё-знает-куда, дырявой своей обувкой и босыми пятками торя дорогу более расчётливым (а, значит - удачливым с точки зрения человечества) купцам, географам, послам, официально посланным дружинам и прочая, сами надолго нигде не задерживаясь, оставляя на своем пути поставленные острожки, зимовья и просто навесы с запасом дровец и соли для тех, кто придёт следом.

      Экспансия Руси и экспансионизм Европы - явления, в первую очередь, различные по своему духу, по отношению к местному населению, к "открываемым" землям (Хотя, хоть убей, не мог Двинцов согласиться с названием "Эпоха великих географических открытий"). Открывать можно места безлюдные, навроде Антарктики, а как можно назвать открытием элементарный набег на чужие земли, аборигенами вдоль и поперек исхоженные и изученные. Как оскорбились бы "цивилизаторы" тех времен, ежели бы, опережая конкисту, высадились на землю Испании воинственные ацтеки, сжигая христианские храмы, убивая и насилуя, вывозя ценности, силою приводя к вере в Пернатого Змея и при этом все это называя великим открытием Европы, даже не Европы, а того же, но по-иному уже называемого. В Испании хоть индейцев за людей почитали, а местную знать - за дворян, пуритане куда покруче "новые земли открывали", напочь уничтожая местное население вкупе с бизонами. Если бы ирокезы с н'де (что позднее апачами - то есть - мстителями назвали) додумались вовремя англичан и прочих протестантов нелюдями объявить, целее бы были, да и заслуживали те подобного прозвания в полной мере. С тем же успехом можно назвать и набеги гуннов и монголов, и походы Македонского открытием новых земель. Стоит только плясать от аналогии событий и прекратить считать Европу пупком Земли.) Испанцы, англичане и другие "немцы" - те шли искать новых земель для себя лично, для торговли, для добычи дешевых рабов, для прочей выгоды, подминая под себя покоренные народы, заставляя их менять веру, язык, забывать родные речь, обычаи и историю, вдалбливая мечом и крестом чувство превосходства белой расы и, добиваясь того внешне, получали в ответ тайные и явные ненависть и презрение. Даже нынче государственными и разговорными языками большинства жителей бывших колоний являются языки их былых захватчиков, а их родные - стерты были безвозвратно в памяти народа бездумными пришельцами, "цивилизаторами от Прокруста", обеднившими, ограбившими в результате Землю нашу на еще одно (и если бы только одно!) разнообразие в том, что гораздо выше, неизмеримо ценнее и цивилизации, и науки, и техники - разнообразие КУЛЬТУРЫ.