Битва жизни - Диккенс Чарльз. Страница 17

– Первый раз присела за весь день, – сказала миссис Бритен, глубоко вздохнув с таким видом, словно она уселась на целый вечер, но немедленно вскочив, чтобы подать мужу чашку чаю и намазать ему хлеб маслом. – Это объявление так живо напомнило мне о прежних временах!

– А, – произнес мистер Бритен, держа блюдце, как устрицу, и, как устрицу, проглатывая его содержимое.

– Через этого самого мистера Майкла Уордна, – сказала Клеменси, мотнув головой в сторону объявления о продаже, – я потеряла место.

– И заполучила мужа, – добавил мистер Бритен.

– Да, тоже через него, – согласилась Клеменси, – и я премного благодарна ему за это.

– Человек – раб привычки, – сказал мистер Бритен, глядя на жену поверх своего блюдца. – Как-то так вышло, что я привык к тебе, Клем, ну и увидел, что не могу без тебя обойтись. Так что мы с тобой взяли да и поженились. Ха-ха! Мы с тобой! Кто бы мог подумать!

– Да уж, кто бы мог подумать? – вскричала Клеменси. – Это было очень благородно с твоей стороны. Бен.

– Ну, что ты! – возразил мистер Бритен с самоотверженным видом. – Тут и говорить не о чем.

– Нет, это так, Бен! – простодушно молвила его жена. – Я, право же, так думаю, и я очень тебе благодарна. Ах! – Она снова взглянула на объявление. – Ты помнишь, когда узнали, что она ушла, моя милочка, и даже след ее простыл, я не смогла удержаться и все рассказала, столько же ради нее, сколько ради них; да и можно ли было удержаться?

– Во всяком случае, ты все рассказала, – заметил ее муж.

– А доктор Джедлер, – продолжала Клеменси, поставив на стол свою чашку и задумчиво глядя на объявление, – в горе и гневе выгнал меня из дому! За всю свою жизнь я ничем так не была довольна, как тем, что не сказала ему тогда ни одного дурного слова и что не было у меня к нему никакого дурного чувства даже в то время; а ведь потом он сам искренне раскаялся. Как часто он сидел в этой комнате и все твердил мне, что жалеет о своем поступке, и в последний раз это было как раз вчера, когда тебя не было дома. Как часто он сидел в этой самой комнате и часами говорил со мной о том о сем, притворяясь, будто это ему интересно, а на самом деде – только в память о былых днях и потому, что она любила меня, Бен!

– Да как же ты до этого додумалась, Клем? – спросил ее муж, удивленный тем, что она ясно осознала истину, которая лишь смутно мерещилась его пытливому уму.

– Право, не знаю, – ответила Клеменси, дуя на чай, чтобы остудить его. – Не могу объяснить тебе это, даже пообещай ты мне награду в сто фунтов.

Мистер Бритен, возможно, продолжал бы обсуждать эту метафизическую тему, если бы Клеменси вдруг не увидела в дверях за его спиной некий реальный факт в образе джентльмена, который носил плащ и сапоги, как все, кто путешествует верхом. Он как будто внимательно прислушивался к разговору и не спешил прервать его.

Тут Клеменси поспешно встала. Мистер Бритен тоже встал и поклонился гостю.

– Не хотите ли пройти наверх, сэр? Наверху есть очень хорошая комната, сэр.

– Благодарю вас, – сказал незнакомец, устремив пристальный взгляд на жену мистера Бритена. – Можно мне войти сюда?

– Конечно, сэр, войдите, если желаете, – ответила Клеменси, приглашая его войти. – Что вам будет угодно потребовать, сэр?

Незнакомец заметил объявление и начал читать его.

– Прекрасное имение, сэр, – заметил мистер Бритен.

Тот не ответил, но, кончив читать, обернулся и опять взглянул на Клеменси с таким же любопытством, как и раньше.

– Вы спросили меня… – начал он, не сводя с нее глаз.

– Что вам угодно заказать, сэр? – повторила Клеменси, поглядывая на него в свою очередь.

– Если вы дадите мне глоток эля, – ответил он, переходя к столу у окна, – и позволите выпить его здесь, не мешая вашему чаепитию, я буду вам очень благодарен.

Не тратя лишних слов, он сел и начал смотреть в окно. Это был стройный, хорошо сложенный человек во цвете лет. Лицо его, очень загорелое, было обрамлено густыми темными волосами, и он носил усы. Когда ему подали пиво, он налил себе стакан, любезно выпил за «процветание этого дома» и, поставив стакан на стол, добавил:

– Это новый дом, не правда ли?

– Не особенно новый, сэр, – ответил мистер Бритен.

– Ему лет пять или шесть, – сказала Клеменси, нарочито отчетливо произнося слова.

– Когда я вошел, мне показалось, что вы говорили о докторе Джедлере, – сказал незнакомец. – Это объявление напоминает мне о нем, потому что я случайно кое-что знаю о той истории, и по слухам и со слов одних моих знакомых… А что, старик жив?

– Да, он жив, сэр, – ответила Клеменси.

– Очень изменился?

– С каких пор, сэр? – спросила Клеменси необыкновенно подчеркнуто и выразительно.

– С тех пор, как его дочь… ушла.

– Да! С тех пор он очень изменился, – ответила Клеменси. – Он поседел и постарел и вообще уже не тот, что был, но, кажется, он теперь счастлив. С тех пор он помирился со своей сестрой и очень часто ездит к ней в гости. Это сразу же хорошо повлияло на него. Вначале он был совсем убит – прямо сердце кровью обливалось, когда, бывало, видишь, как он бродит и ропщет на жизнь; но спустя год-два он очень изменился к лучшему и стал часто говорить о своей ушедшей дочери, хвалит ее, да и жизнь вообще тоже! И он без устали твердит, со слезами на глазах, бедняга, какая она была красивая и хорошая. Он тогда уже простил ее. Это было примерно в то время, когда мисс Грейс вышла замуж. Помнишь, Бритен?

Мистер Бритен помнил это очень хорошо.

– Так, значит, сестра ее вышла замуж… – промолвил незнакомец. Немного помолчав, он спросил: – За кого?

Клеменси едва не опрокинула чайного подноса, так она разволновалась.

– Разве вы ничего не слыхали? – спросила она.

– Хотелось бы услышать, – ответил он, снова наполнив стакан и поднося его к губам.

– Ах! История это длинная, если рассказывать ее как следует, – сказала Клеменси и, опустив подбородок на левую ладонь, а правой рукой поддерживая левый локоть, покачала головой и, казалось, устремила взор назад, в прошлое, с тем же задумчивым выражением, с каким люди часто смотрят на огонь в очаге. – Это, право же, длинная история.

– А что, если рассказать ее вкратце? – предложил незнакомец.

– Если рассказать ее вкратце, – повторила Клеменси все тем же задумчивым тоном, как будто не обращаясь к собеседнику и не сознавая, что у нее есть слушатели, – что же тогда рассказывать? Что ее сестра и бывший жених горевали вместе и вместе вспоминали о ней, как об умершей; что они очень жалели ее и никогда не осуждали; что они напоминали друг другу о том, какая она была, и оправдывали ее – вот и все! Но об этом все знают. Уж я-то знаю, во всяком случае. Кому и знать, как не мне, – добавила Клеменси, вытирая глаза рукой.

– И вот… – понукал ее незнакомец.

– И вот, – продолжала Клеменси, машинально подхватив его слова и не изменив ни позы, ни выражения лица, – и вот они в конце концов поженились. Они поженились в день ее рождения – этот день будет как раз завтра, – и свадьба была очень тихая, очень скромная, но живут они очень счастливо. Как-то раз вечером, гуляя по саду, мистер Элфред сказал: «Грейс, пусть день рождения Мэрьон будет днем нашей свадьбы». Так и сделали.

– Значит, они счастливы в браке? – спросил незнакомец.

– Да, – ответила Клеменси. – Счастливей и быть нельзя. Одно только это горе у них и есть.

Она подняла голову, как бы внезапно вернувшись к действительности, и быстро взглянула на незнакомца. Увидев, что он отвернулся к окну и, кажется, погрузился в созерцание расстилавшейся перед ним дали, она принялась делать отчаянные знаки своему супругу: то показывала пальцем на объявление, то шевелила губами, словно все вновь и вновь и весьма выразительно повторяя ему одно и то же слово или фразу. Она не издавала ни звука, а ее немые жесты, как и почти все ее движения вообще, были чрезвычайно своеобразны; поэтому непостижимое поведение жены довело мистера Бритена до отчаяния. Он таращил глаза на стол, на незнакомца, на ложки, на жену… следил за ее пантомимой взором, полным глубокого изумления и замешательства… спрашивал ее на том же немом языке, грозит ли опасность их имуществу, ему самому или ей… отвечал на ее знаки другими знаками, выражавшими глубочайшее волнение и смущение… следил за движениями ее губ, стараясь угадать ее слова, произносил вполголоса: «малый гордый?», «мак у лорда?», «мелкий орден?» и все-таки не мог догадаться, что низано она хочет сказать.