Семейные хроники Лесного царя (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина. Страница 49

— Сердцем услышал! — не сморгнув, объявил Светозар, солнечно улыбнувшись.

Столь невинному союзу женщина ничего не могла противопоставить, кроме сиюминутных плотских утех. Пришлось хозяйке смириться — и сдвинуть две лавки, сделав постель гоблинки достаточно широкой для двоих.

В ту ночь Грюнфрид спала счастливая, с полным правом нежась в заботливых объятиях своего рыцаря. Да и Светозар с удовольствием выспался наконец-то! Засыпая, уткнувшись носом в кучерявую рыжую макушку, с умилением припомнил, как в свое время к нему ночь-полночь забирался под одеяло маленький Драгомир, ненавидевший подозрительные ночные шорохи.

После этой скромной победы Грюнфрид почувствовала себя гораздо увереннее. И эта ее уверенность безусловно пригодилась впоследствии.

Случилось так, что дальнейшей их остановкой стало захолустное поместье одного немолодого барона. Владелец с распростертыми объятиями встретил странников, объявив себя тонким ценителем искусства. Менестрель полуэльф по его уверениям был желанным гостем. Барон посулил не только приют и роскошный ужин, но обещал наградить золотом за вечер песен и поэзии! Светозар не почуял подвоха и легко согласился — играть на лютне ночь напролет ему уже было привычно.

После ужина барон около часа изволил слушать пение в парадном зале, где по случаю собрались почти все обитатели поместья. Светозар только набрал силу голоса, только размял пальцы, вошел во вкус — как вдруг хозяин поднялся со своего кресла, подозрительно смахивающего на трон, и пригласил менестреля продолжить выступление в его личных покоях, якобы там акустика лучше и никто не будет мешать божественному пению надсадным кашлем или шепотками. Женская часть свиты барона расторопно увела Грюнфрид в противоположное крыло замка, объявив, что малышке пора спать.

Гоблинке это всё ужасно не понравилось. Пока ее рыцарь терзал струны лютни, она успела разглядеть, какими маслеными глазками пялился на красавца полуэльфа этот жирный плешивый барон. Поэтому, когда дамы оставили ее наконец-то в покое, она выскользнула из постели, — надо признать изумительно мягкой и свежей! — и быстро оделась. На заплетание косичек времени тратить не стала: торчат вихры закатным рыжим облаком, ну и пускай торчат, в темноте всё равно не видно.

Бесшумной мышкой она преодолела запутанные переходы и крутые лестницы, успешно избегая слуг и стражу. Прокралась в конюшню, где дремал Полкан, и попыталась донести до него свои смутные подозрения. Каким-то волшебным образом гоблинка и чудо-конь понимали друг друга без слов, словно между ними установилась незримая связь с первого момента их знакомства. Вот теперь-то эта связь пригодилась как никогда.

…Войдя в хозяйскую опочивальню следом за бароном, Светозар наивно поинтересовался:

— Разве вашей супруги и дочерей не будет?

— Нет, никаких женщин, — подтвердил тот, разливая вино по двум бокалам.

— Как хорошо! Я порядком устал от них, — вырвалось у Тишки.

Он поблагодарил кивком, взял протянутый бокал, отхлебнул. Вкус вина показался очень насыщенным, сладким, но не приторным, однако какие-то странные нотки щекотали язык… Впрочем, барон не позволил сосредоточиться только на вине. Он забрал лютню, небрежно поставил ее на пол под стол, отчего инструмент жалобно звякнул, а сердце менестреля невольно ёкнуло.

— Как я вас понимаю, юноша! — воскликнул барон с воодушевлением. Завладел рукой менестреля, стиснул в чувственном порыве. И… приложил пальцы музыканта к своим губам.

Светозар поперхнулся вином. Озадаченно заметил:

— Вы так сильно любите музыку? Боюсь, мой талант не соответствует настолько высоким запросам…

— Нет-нет! Вы восхитительны, мой сладкий! — заверил барон, еще больше шалея от скромности и неиспорченности менестреля, который возвышался над хозяином поместья почти на две головы и при этом вел себя, как наивная девушка, не сознающая своей привлекательности. — Идемте, расположимся на постели, там продолжим наш разговор!

— Как пожелаете, — пожал плечами Светозар. — Позвольте лишь захвачу мою лютню…

— Не нужно, она нам не понадобится, — хихикнул барон, увлекая опешившего гостя в сторону широкой кровати под роскошным балдахином. Почти силой усадил его на постель, перед этим рывком сбросил с нее меховое покрывало, обнаружив шелковые простыни.

— То есть не понадобится? — вообще перестал что-либо понимать Светозар. — Разве вы не хотите, чтобы я спел вам?

— Хочу! Очень хочу! Просто горю желанием до дрожи во всех членах! — зашептал в воодушевлении барон, опустившись перед менестрелем на колени, что вышло у него по возрасту не слишком-то ловко и совсем не изящно. Барон снова завладел рукой гостя, приложил ладонью к своей груди — к волосатой груди, обнажившейся в порывисто распахнутом вороте. — Спой мне, соловушка, спой! Прошу тебя, умоляю! Я жажду услышать твой чарующий голос, поющий мне песню любви протяжными стонами страсти!

— Ого! — вымолвил Светозар, подумав, что хозяин цитирует строку из какой-то баллады. Решил, что стоит запомнить на будущее, женщинам такая высокопарная чушь нравится.

Отняв от своей жесткой шерсти, барон вновь принялся осыпать поцелуями пальцы менестреля. Светозар хмурился и терпел, вырываться грубой силой ему казалось невежливым. Барон же счел его терпение приглашением — другой своей рукой взялся вдохновенно оглаживать коленки гостя.

— Хм-м, простите… — решился-таки воззвать к голосу разума Светозар увлекшегося поклонника музыки. — Что вы делаете? Кажется, вы хотели поговорить о балладах, или нет?

— О, да! Я очень хочу с вами поговорить, мой прекрасный златовласый бог! — резко припал к нему барон, обхватил его колени обеими руками, не позволяя свести ноги вместе. Небритой щекой он потерся о напрягшийся живот гостя, блаженствуя от проявившихся на торсе «кубиков». — Поговорить языком тел! Языком, что не терпит лжи и пустословия! Упиться допьяна самыми откровенными речами!

Светозар и не заметил, как и когда радушный хозяин успел расстегнуть на нем одежду, так что рубашка задралась — и щетина барона теперь очень ощутимо колола кожу! И вообще, что-то ему не нравилось, как подозрительно радужно стали сиять огоньки свечей. И комната чем-то стала напоминать палубу корабля в ветреную погоду. Светозар зажмурил глаза, снова открыл — что-то явно не так! Но толком сообразить трудно, в голове приятно зашумела пустота, зато внизу живота почувствовалось некоторое щекочущее оживление… Светозар Ярович густо-густо покраснел. И решительным образом взял барона обеими руками за оба уха, с усилием оттянул раскрасневшуюся масляную харю от себя. Поглядел в его сияющие глазки, спросил, постаравшись придать голосу убедительности:

— Ты меня чем-то опоил, извращенец?

— Уверяю вас, юноша, это абсолютно безвредное средство! — жарко зашептал барон, порываясь дотянуться до рта менестреля губами, для чего оные вытягивал дудочкой, при этом умудрялся строить глазки и продолжал оправдываться. — Просто пара капель бодрящего зелья, чтобы нам обоим было легче расслабиться, чтобы получилось быстрее довериться друг другу. Прошу, доверьте мне свое великолепное тело! Я обещаю, я вознесу вас на вершины блаженства! Ни с одной женщиной вы не познаете столь ошеломляющей страсти, как со мной, опытным…

— …греховодником, — закончил за него Светозар. С силой отпихнул от себя барона, отлетевшего с ойканьем на другой конец комнаты, и произнес с выражением: — Знай же, извращенец, что я дал пред Небесами и Лесом обет целомудрия! Я даже с вдовушками не сплю, всем отказываю, хотя уже зубы сводит от желания… и не только зубы… Но чтобы согрешить с мужиком?! Нет, на такое не рассчитывай!

Барон подобрался, сел на полу по-лягушачьи, утер слюни рукавом:

— Хотя бы один поцелуй? — принялся игриво клянчить.

— Ни единого! — грозно сверкнул очами лесной царевич.

Но стоило на мгновение отвести взгляд — барон с неожиданной прытью накинулся на свою жертву. Превосходящий вес и внезапность сработали как надо, хозяин поместья повалил гостя на шелковые простыни, оседлал его, уселся на бедра и принялся суетливо освобождать от одежды как себя, так и вожделенного любовника. Светозар не мог сопротивляться по простой причине — поняв, что с ним собираются сделать, он зажал себе рот обеими руками, дабы удержаться от тошноты. Позориться даже перед извращенцем было ниже его достоинства.