Жестокие и любимые (ЛП) - Вульф Сара. Страница 31

– Нужно осмотреть рану. Пойдем, у меня в машине есть аптечка...

– Я никуда с тобой не пойду, – говорит она спокойно. – Сама справлюсь.

– Айсис... ты ранена. Ты должна...

– Только не притворяйся, что ты за меня переживаешь. – Она нервно хихикает.

– Я не притворяюсь. Я действительно за тебя переживаю.

– Ну, тогда завязывай с этим на хрен, ладно?! Я не твоя девушка. Я даже больше не твой друг. Ты не должен тратить на меня свои силы. Я никто для тебя... – Вздрогнув, она обнимает себя и громко смеется. – Никто.

«Ты солнце, – хочу сказать я. – Ты все для меня. Единственный свет, который по-настоящему проник через мою броню. Ты мое счастье, моя искра, единственная девушка, которая не сбежала, не испугалась, которая видела сквозь мой фасад. Я никогда не встречу другой такой, никогда не захочу никого другого так, как хочу тебя. Я тебя не заслуживаю».

Но выходит лишь самоцензурная тишина. Киран встает и обнимает ее за плечи.

– Нам пора, – бормочет он.

Айсис не смеет взглянуть на меня, когда они, возвращаясь в клуб, проходят мимо и поворачивают за угол. Ее запах на короткую секунду охватывает меня, и я с дрожью в руках пытаюсь удержать его как можно дольше, когда очевидная, неуловимая правда бьет ключом во мне, мимо стен лжи, которые я построил вокруг нее (ты недостаточно хорош для нее, она никогда тебя по-настоящему не хотела), мимо отговорок, которые я использую для отказа себе в счастье (ты ранишь ее, ты уже ее ранил, ты всегда только причиняешь ей боль), мимо моей ненависти к себе (ты должен был умереть вместо нее). Понимание ярко вспыхивает и безмятежно взрывается, снося все прочь и оставляя единственную правду.

– Я люблю тебя, – шепчу я пустой обочине.

– 10 –

3 года

51 неделя

6 дней

Иветту не впечатляет моя новая диета.

– Ты ешь… чипсы с мороженым? – спрашивает она.

– Мой разум силен, но плоть слаба, – бормочу я с ложкой во рту.

– Ну, по крайней мере, ты хоть что-то ешь. – Она всплескивает руками. – Что случилось с Айсис, которая одна могла умять огромную пиццу?

– Ей надоело, – отвечаю я, повергая Иветту в шок. – Еда! Не пицца. Боже, нет. Пицца может надоесть только злым по своей сути людям. Или итальянцам.

– Как боевая рана? – Иветта плюхается на свою кровать. Я поднимаю рукав и, осмотрев окровавленные бинты на своем предплечье, пожимаю плечами.

– Медсестра прописала мне отвратительные антибиотики, плюс, я должна ходить на перевязку каждые два дня, но пока это похоже на прогулку в парке. Если учесть, что вышеупомянутый парк усеян заразными зомби и минами. Ничего, Кирану досталось сильнее, вывихнутые носы болят просто адски.

– Да, но процесс заживления быстрее. Вправил, и все. Больно всего секунду.

– Серьезно? Откуда ты знаешь?

– Я как-то ввязалась в драку, – произносит она с гордостью, – на концерте.

– Чьем концерте?

– Какая разница? Ты не улавливаешь суть, подсказать? Однажды мне тоже вывихнули нос. – Я пристально смотрю на нее до тех пор, пока она не сдается и, простонав, не бормочет: – Тейлор Свифт.

– Ты ходила на концерт Тейлор Свифт?! – визжу я.

– Я водила туда свою младшую сестру!!! – защищаясь, выкрикивает она.

– Почему здесь шумно как в клетке с птицами? – Входя в комнату, морщится Диана.

– Ди, она надо мной насмехается, – жалуется Иветта, и я вежливо показываю ей средний палец.

Диана фыркает.

– Если бы ты согласилась встретиться в пиццерии, как я просила, то не была бы здесь предметом насмешек.

Иветта стонет и, скатившись со своего королевского ложа, начинает копаться в шкафу в поисках куртки. Улыбаясь, Диана присаживается на кровать рядом со мной.

– Привет, солнышко.

– Не смотри на меня, я ужасна, – шепчу, закидывая еще пропитанных мороженым чипсов в рот. Она смеется и разглаживает свою пушистую кофточку, которая делает ее и без того пышный бюст еще больше.

– А что ты делаешь в этот прекрасный пятничный вечер?

– Ем. Сплю. Приношу в жертву козу Мантороку, Богу трупов.

Она переводит взгляд на кучу упаковок с фальшивой кровью на моем столе и выгибает бровь.

– Ну конееечно.

– Это для эксперимента по социологии! – защищаюсь я. – Его название: «Посмотрим, сколько людей убежит от меня, когда я обрызгаю их фальшивой кровью». Прогноз: Много.

– Хорошо, но… постарайся не травмироваться, ладно? Для тебя это что-то новенькое, и мне бы хотелось, чтобы это больше никогда не повторилось.

– Нам. Нам бы хотелось, – вставляет Иветта, дефилируя в своей армейской куртке, и мы с Дианой аплодируем. А спустя мгновение девчонки скрываются за дверью под крики Иветты о пепперони и халапеньо. Мой желудок протестующе урчит, и я откладываю миску с мороженым в сторону. Беру лэптоп и, зайдя в скайп, нахожу фото Кайлы, но ее нет в сети – небольшая серая точка словно насмехается надо мною.

Приятно, что Диана за меня переживает. Мы знакомы всего несколько месяцев, но они с Иветтой относятся ко мне так, будто мы дружим уже целую вечность. Обычно мне от этого становится лучше, но не сейчас. Сейчас от этого только хуже. Из-за этого я еще больше скучаю по Кайле. Я не рассказала ей о том, что произошло той ночью у «Черного хода», и часть меня этого делать не хочет. Часть меня не решается выложить ей все, как всегда. Что бы она подумала о том, что я приняла экстази? Я не рассказала об этом ни Диане, ни Иветте. Я никому не рассказала. Разочаровалась бы во мне Кайла? Возненавидела бы? Лично я после этого в себе разочаровалась. К тому же ее не обрадовала бы новость о Джеке и о том, что теперь мы практически чужие друг другу. И уж точно ей бы не понравились мои рассказы о поцелуях с каждым смазливым чуваком на студенческих вечеринках. Она бы меня не поняла. Я бы просто ее разочаровала. Моя жизнь не так увлекательна и романтична, как ее.

И вот опять. Ревность. Заглатываю ее целиком и пытаюсь превратить в то, чем она и является – в дерьмо.

Встаю и, потянувшись, мимолетно скольжу по повязке на руке. Джек касался меня там. Глупо, конечно, об этом думать, но иногда, когда рядом никого нет, я прикасаюсь к этому же месту и желаю, чтобы все было по-другому. Но сегодня вечер не для жалости к себе. Надеваю шорты и широкую футболку, доверху набиваю рюкзак упаковками с фальшивой кровью, жвачками, пинцетом и кредитной картой.

Сегодня вечер для мести.

Конечно, когда я прохожу по кампусу, омытому лучами заходящего солнца, с гуляющими вокруг счастливыми, обнимающимися и возбужденными парочками и разодетыми девушками, спешащими на вечеринки, у меня происходит крохотное прозрение: вероятно, мне не следует этого делать. Но я сразу же отгоняю от себя этот бред – разумеется, я должна это сделать. Совершать, возможно, незаконные действия (вроде проникновения в кабинет профессора Саммерса и передачи ему послания), из-за которых меня могут отчислить, в миллион раз веселее, чем сидеть на еще одной студенческой вечеринке в ожидании смерти/поддерживая свою репутацию шлюхи. Люди пялятся на меня. Ерунда, они всегда это делают. Улыбаемся и машем.

Я провела собственное независимое расследование относительно профессора Саммерса – порасспрашивав о нем на вечеринках, мне не составило труда найти девушек, которых он домогался. Говнюк делал это по-тихому: ронял отражающие ручки, подходил к девчонкам сзади после занятий, прижимал их к доске, просил подойди в субботу, а там уже предлагал «5» за «работу руками». Он стопроцентный подонок. А знаете, что самое ужасное? Саммерс не похож на подонка. Он выглядит достаточно мило: мышиного цвета волосы, редкая бородка, голубые глаза. Но плохие люди редко выглядят таковыми. Я узнала это от Эйвери.

Кабинет профессора Саммерса находится в здании Фаулера, что столь же иронично, как и очутиться пятничной ночью в кампусе университета Мидвестерн. Корпус закрывается в семь, но мне удается проникнуть туда в шесть пятьдесят и спрятаться в туалете. Уборщица приходит проверить кабинки и, обнаружив меня, просит уйти, я издаю стон и опустошаю упаковку с кровью в унитаз. Это создает необходимый булькающий звук, тогда женщина вздыхает и говорит, чтобы я ушла, когда закончу.