Вакансия для слепого чтеца (ЛП) - Ле Карр Джорджия. Страница 4

Возможно, я хотел бы узнать, смогу ли я вести себя как нормальный мужчина с женщиной после стольких лет, прожив один в компании волков.

Я думал о старом Андаке, блуждающем по полям где-то вдали, он был одним из моих старых волков, и вероятно, самым мудрым. Он почти был слеп. Он передвигался настолько осторожно, его нос заменял ему глаза и обоняние, которое настолько у него обострилось, что стало гораздо сильнее, чем даже у молодых волков.

Я подумал о Ларе Янг. Какое чувство у нее заменяет повышенную осторожность?

Лара

Я знала, что луна этой ночью была полной, потому что воздух всегда становился наполненный чем-то, не знаю чем, но так происходило каждый раз. Часто я даже могла почувствовать странную и драгоценную магия с быстротой молнии, бегущую по моим венам. Она струилась из кончиков пальцев, пока я создавала свои творения. По-женски одержима, я работала в ранние часы утра, создавая произведения, которые потом упаковывала и отправляла в галерею в Нью-Йорке.

Владельцу галереи Саше Смирнову в начале я не сказала, что была слепа. Я хотела, чтобы люди покупали мои скульптуры, потому что они были красивы и давали пищу для размышлений, а не потому, что они были созданы скульптором с патологией.

Я не хотела, чтобы они были снисходительны ко мне.

Я хотела, чтобы меня судили также, как и всех остальных. Поскольку я переживала о своей слепоте, но для творческого человека не существует ограничений в правах или инвалидности по трудоспособности, поэтому не стоило меня жалеть. Скорее это было преимущество, которому можно было только позавидовать. Думаю, Сашу потрясло больше всего мое сочетание цветов.

— Кто-то говорит тебе, какие цвета использовать? — спросил он, беспокойно кружа вокруг скульптуры, пока я над ней работала.

— Нет.

— Ты когда-нибудь видела?

— Я родилась слепой.

— Но тогда, откуда ты знаешь, как выглядят цвета, если ты их никогда не видела? — спросил он, сбитый с толку.

— Я различаю их по запаху и текстуре.

— Все цвета пахнут по-разному? — с удивлением спросил он.

— Абсолютно.

Он стоял позади меня и целый день наблюдал за моей работой, потом улетел в Нью-Йорк ни с чем. Думаю, что для тех, кто видит, несколько трудно постигать жизнь, основанную не на том, что видят твои глаза, а не на том, что подсказывают тебе другие органы чувств.

Он не мог понять, что у меня в голове были довольно-таки яркие образы, не хуже тех, существующих в мире, в котором он жил. Он думал, что я жила в ужасной темноте. Он был потрясен, когда я заявила ему, что моя слепота — дар. Я делаю такие красивые вещи, потому что я слепая, поэтому я благословила свою слепоту. Мое искусство более красивое, потому что я не вижу окружающий мир.

— И ты не хочешь увидеть? — недоверчиво поинтересовался он.

Я прикусила нижнюю губу. Если честно никто никогда не спрашивал меня об этом.

— Я не знаю, — правдиво ответила я ему.

— Как не знаешь? Если бы меня спросили, хочу ли я испытать что-то новое, я бы сказал: «Да», — он, казалось, искренне недоумевал.

Я еще раз поразмыслила над своим ответом.

— А что если бы тебе пришлось отказаться от чего-то очень ценного, чтобы получить это взамен?

Он так и не понял, о чем я говорю.

— Отчего ты должна отказаться? — спросил он недоверчиво.

Это было невозможно объяснить. Глубина, движение, перспектива, точка обзора, поверхность, контур, край и другие характеристики, которых зрячим людям вполне хватает. Когда я касаюсь куска дерева, он разговаривает со мной. Я не вижу его как кусок дерева.

В моей семье никогда не было слепых, поэтому, когда я была еще маленькой, люди очень часто меня жалели, хотя и не должны были. Поскольку я никогда не видела их взглядов, это не оказывало на меня никакого физического, психологического или социального воздействия. Ребенком я даже не осознавала, что я была без зрения.

Я сбегала вниз по лестнице, купалась, играла в саду, ела, разговаривала, дралась с моим братом. Я постоянно натыкалась на стены и мебель, и всегда на мне была целая коллекция синяков различной стадии. Моя мама говорила, что если я падала и не слишком сильно ушибалась, поднималась и опять бежала за своим следующем приключением, совершенно не подозревая, что беспокоиться было о чем.

Когда я подросла, я узнала, что мир создан для зрячих людей. Моя мать говорила мне, что у меня может занять вдвое больше времени, но я всегда могу сделать все, что захочу.

Когда настало время мне пойти в школу, мама сказала, что я слишком особенная для местной школы у нас, в Дуранго-Фоллс. В этом вопросе она была непреклонна, заявив, чтобы будет меня обучать сама.

Много лет спустя, когда она умерла, я нашла ее дневники, она все их перевела на шрифт Брайля. Вот тогда я и поняла, почему она посадила меня на домашнее обучение, она очень за меня боялась, что другие дети могут сломать мою трость, украсть мой обед, смеяться надо мной... на самом деле, список несчастий, которые она думала могут со мной случиться, был буквально безграничен.

Я плакала над ее дневниками, поняв, как она за меня боялась и насколько мудрой она была, никогда не показывая мне свой страх, чтобы не заразить меня им. Благодаря этому я смело пробовала и многому доверяла. Даже когда у меня не было причин особо доверять, я все равно доверяла и никогда не переставала верить в себя.

Никто не верил, что я могу скакать, но я доверилась своей лошади, и она, словно дала мне крылья за спиной. Она неслась, я пришпоривала ее, с головокружительной быстротой, я же повисла у нее на шеи, как клещ, ветер трепал мои волосы, и я точно знала, что с ней могу полететь на луну, если бы на самом деле попыталась. Но она внезапно затормозила, я взлетела в воздух, но удачно приземлилась, так что все закончилось хорошо.

Когда мы были еще детьми, Элейн обожала кричать «Лужа», пока мы с ней гуляли, и я прыгала, чтобы не наступить в нее.

Иногда она кричала «Лужа», хотя лужи на самом деле не было. Я прыгала, она смеялась надо мной. По идеи я должна была рассердиться на нее за это, но не могла. Мне нравилось слышать ее смех.

Когда вы доверяете, всегда случается что-то хорошее.

Кит

Я боролся с простынями всю ночь, как дикая собака, попавшая в капкан, и проснулся перед рассветом. Яркая полная луна опустилась за деревья, и комната наполнилась голубым светом. Я волновался и чувствовал непроходящее беспокойство. Внизу моего живота, словно в темной яме, извивались змеи.

Впервые с момента поселения в доме старика Крика, сюда должен был прибыть другой человек! Я собирался принять посетителя в своем доме, причем женщину. И моя проблема заключалась в том — я не совсем был уверен, смогу ли я нормально с ней общаться, вернее смогу ли я нормально общаться с людьми в целом. Я привык слышать только собственное сердце и вой диких волков, обосновавшихся вокруг меня.

— Ты сам создал себе все эти неприятности, — проворчал я себе под нос.

Я даже уже начал разговаривать сам с собой. Поэтому откинув одеяло, я ощутил, что в доме слишком холодно. Слишком холодно и неуютно для молодой леди. Я выпрыгнул из постели, быстро оделся и спустился вниз.

Внизу было темно и тоже холодно. Также, как и волки, я привык к холоду, но сейчас было бы неплохо разжечь камин. Я не разжигал огонь с прошлой зимы. Я открыл входную дверь и вышел на морозный утренний воздух. Андак спал на крыльце на стуле, но он все же поднял свои старые кости и подошел ко мне, чтобы уткнуться своим носом мне в руку. Я потер его морду.

— Тебе лучше вести себя хорошо, потому что ко мне должен прийти посетитель, старина, — сказал я ему.

Чепи, молодая волчица, последняя присоединившаяся к стаи, тут же оказалась рядом со мной, стоило мне выйти из хижины. Я замер, любуясь, как она резво каталась по снегу. Она хотела, чтобы я почесал ей брюхо. Из всех волков, она была самой дорогой для меня. Иногда она вела себя точь-в-точь как собака, а не как волк.