Холодный дом - Диккенс Чарльз. Страница 83

Мистер Гаппи, решив принять более деятельное участие в разговоре, разъясняет, что именно, по его мнению, можно сделать. Он говорит серьезным и внушительным тоном человека, который еще ничем себя не уронил в жизни – разве что сделался жертвой своих нежных чувств и сердечных горестей.

– Джоблинг, – начинает мистер Гаппи, – я и наш общий друг Смоллуид…

(Мистер Смоллуид скромно вставляет: «Оба джентльмены!», после чего делает глоток.)

– Мы не раз беседовали на эту тему, с тех пор как ты…

– Скажи: получил по шеям! – с горечью восклицает мистер Джоблинг. – Скажи, Гаппи. Ведь ты именно это хотел сказать.

– Нн-е-ет! Бросил службу в Инне, – деликатно подсказывает мистер Смоллуид.

– С тех пор как ты бросил службу в Инне, Джоблинг, – говорит мистер Гаппи, – и я говорил нашему общему другу Смоллуиду об одном проекте, который на днях собирался тебе предложить. Ты знаешь Снегсби, того, что держит писчебумажную лавку?

– Знаю, что есть такой, – отвечает мистер Джоблинг. – Но он не был нашим поставщиком, и я незнаком с ним.

– А с нами он ведет дела, и я с ним знаком, – говорит мистер Гаппи. – Так вот, сэр! На днях мне довелось познакомиться с ним еще короче, так как непредвиденный случай привел меня к нему в дом. Сейчас незачем рассказывать об этом случае. Быть может, он имеет, – а может быть, и нет, – отношение к обстоятельствам, которые, быть может, набросили тень, – а может быть, и нет, – на мое существование.

У мистера Гаппи есть коварная привычка хвастаться своими горестями, соблазняя закадычных друзей завести разговор об упомянутых обстоятельствах, а как только друзья коснутся этой темы, накидываться на них с беспощадной суровостью, напоминая о струнах в человеческой душе; поэтому мистер Джоблинг и мистер Смоллуид обходят западню, сохраняя молчание.

– Все это может быть, а может и не быть, – повторяет мистер Гаппи. – Но не в этом дело. Достаточно тебе знать, что мистер и миссис Снегсби очень охотно сделают мне одолжение и что мистер Снегсби в горячую пору сдает много переписки на сторону. Через его руки проходит вся переписка для Талкингхорна, бывают и другие выгодные заказы. Я уверен, что, если бы нашего общего друга Смоллуида допросили на суде, он подтвердил бы это.

Мистер Смоллуид кивает и, как видно, жаждет, чтобы его привели к присяге.

– Ну-с, джентльмены присяжные, – говорит мистер Гаппи, – то бишь ну, Джоблинг, ты, может быть, скажешь, что это незавидный образ жизни. Согласен. Но это лучше, чем ничего, и лучше, чем солдатчина. Тебе необходимо переждать непогоду. Нужно время, чтобы забылись твои недавние истории. И смотри – как бы тебе не пришлось провести это время похуже, чем в работе по переписке для Снегсби.

Мистер Джоблинг хочет прервать мистера Гаппи, но проницательный Смоллуид останавливает его сухим кашлем и словами:

– Ишь ты! Говорит, как пишет, – ни дать ни взять Шекспир!

– Вопрос делится на два пункта, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи. – Это первый. Перехожу ко второму. Ты знаешь Крука, по прозвищу «Канцлер», проживающего на той стороне Канцлерской улицы? Да ну же, Джоблинг, ты, конечно, знаешь Крука, по кличке – «Канцлер», – того, что живет на той стороне Канцлерской улицы, – настаивает мистер Гаппи понукающим тоном следователя, который ведет допрос.

– Я знаю его в лицо, – говорит мистер Джоблинг.

– Знаешь в лицо. Очень хорошо. А ты знаешь старушку Флайт?

– Ее все знают, – отвечает мистер Джоблинг.

– Ее все знают. Оч-чень хорошо. Так вот, с недавнего времени в число моих обязанностей входит выдача этой самой Флайт недельного денежного пособия с вычетом из него недельной квартирной платы, каковую я (согласно полученным мною инструкциям) регулярно вручаю самому Круку в присутствии Флайт. Поэтому мне пришлось завязать знакомство с Круком, и я теперь знаю, какой у него дом и какие привычки. Мне известно, что у него сдается комната. Ты мог бы ее снять задешево и жить в ней под любым именем так же спокойно, как в ста милях от города. Он не будет задавать никаких вопросов и возьмет тебя в квартиранты по одному моему слову – хоть сию секунду, если хочешь. И вот еще что я скажу тебе, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи, внезапно понижая голос и снова переходя на дружеский тон, – это какой-то необыкновенный старикан… вечно роется в кипах каких-то бумаг, всеми силами старается научиться читать и писать, но, кажется, без всякого успеха. Совершенно необычайный старикашка, сэр. Не знаю, пожалуй, стоило бы последить за ним немножко.

– Ты хочешь сказать… – начинает мистер Джоблинг.

– Я хочу сказать, что даже я не могу его раскусить, – объясняет мистер Гаппи, пожимая плечами с подобающей скромностью. – Прошу нашего общего друга Смоллуида дать показание, слышал он или нет, как я говорил, что не могу раскусить Крука?

Мистер Смоллуид дает весьма краткое показание:

– Несколько раз.

– Я кое-что понимаю в своей профессии и кое-что понимаю в жизни, Тони, – говорит мистер Гаппи, – и мне лишь редко не удается раскусить человека в той или иной степени. Но с таким старым чудаком, как он, с таким скрытным, хитрым, замкнутым (хотя трезвым он, кажется, никогда не бывает) я в жизни не встречался. Ну-с, лет ему, должно быть, немало, а близких у него нет ни единой души, и поговаривают, будто он страшно богат; но кто бы он ни был – контрабандист, или скупщик краденого, или беспатентный содержатель ссудной кассы, или ростовщик (а я в разное время подозревал, что он занимается либо тем, либо другим), ты, может статься, сумеешь извлечь кое-какую выгоду для себя, если хорошенько его прощупаешь. Не вижу, почему бы тебе не заняться этим, если все прочие условия подходят.

Мистер Джоблинг, мистер Гаппи и мистер Смоллуид опираются локтями на стол, а подбородками на руки и устремляют глаза в потолок. Немного погодя все они выпивают, медленно откидываются назад, засовывают руки в карманы и переглядываются.

– Если бы только была у меня моя прежняя энергия, Тони! – говорит мистер Гаппи со вздохом. – Но в человеческой душе есть такие струны…

Оборвав эту грустную фразу на половине, мистер Гаппи пьет ром с водой и заканчивает свою речь передачей дела в руки Тони Джоблинга, добавив, что до конца каникул, пока в делах застой, его кошелек «в размере до трех, четырех и даже пяти фунтов, уж коли на то пошло», предоставляется в распоряжение Тони.

– Пусть никто не посмеет сказать, что Уильям Гаппи повернулся спиной к другу! – с жаром изрекает мистер Гаппи.

Последнее предложение мистера Гаппи попало прямо в точку, и взволнованный мистер Джоблинг просит:

– Гаппи, твою лапу, благодетель ты мой!

Мистер Гаппи протягивает ему руку со словами:

– Вот она, Джоблинг, друг!

– Гаппи, сколько уж лет нас с тобой водой не разольешь! – вспоминает мистер Джоблинг.

– Да, Джоблинг, что и говорить! – соглашается мистер Гаппи.

Они трясут друг другу руки, потом мистер Джоблинг говорит с чувством:

– Спасибо тебе, Гаппи, но, право, не знаю, хочется ли мне выпить еще стаканчик ради старого знакомства.

– Прежний жилец Крука умер в этой комнате, – роняет мистер Гаппи как бы мимоходом.

– Да неужели? – удивляется мистер Джоблинг.

– Было произведено дознание. Вынесли решение: скоропостижная смерть. Это тебя не пугает?

– Нет, – отвечает мистер Джоблинг, – это меня не пугает, хотя он прекрасно мог бы умереть где-нибудь в другом месте. Чертовски странно, что ему взбрело в голову умереть именно в моей комнате!

Мистер Джоблинг весьма возмущен подобной вольностью и несколько раз возвращается к этой теме, отпуская такие, например, замечания: «Ведь на свете немало мест, где можно умереть!» или «Умри я в его комнате, он бы не очень-то обрадовался, надо полагать!»

Как бы то ни было, соглашение уже заключено, и мистер Гаппи предлагает послать верного Смоллуида узнать, дома ли мистер Крук, ибо, если он дома, можно будет закончить дело без дальнейших проволочек. Мистер Джоблинг соглашается, а Смоллуид становится под свой высоченный цилиндр и выносит его из трактира точь-в-точь, как это обычно делает Гаппи. Вскоре он возвращается с известием, что мистер Крук дома и в открытую дверь его лавки видно, как он сидит в задней каморке и спит «как мертвый».