Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 21

плечи.

– Хм, – отвечает она, смотря на меня в упор, но не как на живого человека (а я не ее

игрушка и не состою в группе «поддержки Пеппер Хилл»). – Спорим, он это предложил

только потому, что жалеет тебя.

Почему она не может понять, что он мой единственный друг?

– Большое спасибо, Пеппер, – говорю я, закрывая свой учебник по математике и роняя

карандаш. Мне больше не интересно доделывать кучу заданий, которые поднакопились с

тех дней, что я отсутствовала.

Она широко раскрывает свои голубые глаза и отмахивается от меня.

– Без обид, но очки у тебя странноватые. И тебя никогда нет в школе. Диллон супер

умный, ну а ты...

– Я умная, – инстинктивно отвечаю я, краснея с каждым словом, срывающимся с моих

губ.

Дьяволица наклоняет голову на бок и улыбается.

– О’кей.

Толкая очки в красной оправе выше на нос, я открываю школьную сумку и пихаю туда

вещи. Я беру за правило избегать Пеппер, но она и не собирается держать в секрете, что

хочет того, что принадлежит мне и разыскивает меня, пока я хорошенько прячусь.

Сплетни в уборных и случайно-неслучайные тычки от Пеппер Хилл и компании это одно.

Понимать – что она идеально подходит для Диллона – совсем другое.

Пеппер, скорее всего, права, и это лишь вопрос времени, когда он это осознает.

– Вы целуетесь? У тебя уже было это с ним? – спрашивает она, нарушая правила

библиотеки и смеется так громко, что с книг слетает пыль.

– Ты грубиянка, – бормочу я, застегивая рюкзак.

Она тянется и хватает меня за руку. Ее челка, подстриженная на бок, падает на левый глаз

и от нее исходит запах сладкой ваты. А я, наверное, пахну мазью от растяжения мышц и

мои волосы в хвосте, который мне помогал делать мой бойфренд, завязывая их на ходу,

пока мы мчались в школу.

– С Диллоном это не должно быть грубо. Ну вот честно, ты хоть иногда смотришь на

него? – спрашивает мисс Злорадность с легким налетом краски на щеках. – Он

восхитительный, Пенелопа.

Официально мы встречаемся месяцев пять, и не прошли даже первую стадию, но ей я

этого не рассказываю.

Она ударяет ладошкой по поверхности стола. Но удар, как будто по нижней части моей

груди – так беспокойство разжигает вибрирующую панику.

– Перестань делать так, – говорю я, отодвигая стул, чтобы уйти.

Пеппер снова ударяет по столу.

– Это?

Я растираю рукой место, повыше того, где прыгает сердце и напоминаю себе, что она не

может меня обидеть, если не видит меня.

Спасаясь бегством между книжных полок и школьных постеров, на которых написано

«Чтение это прекрасно», я с опущенной головой продолжаю следовать вперед к выходу.

Барабанящее беспокойство, что поселилось в груди, ударяет еще громче, когда враг

проходит мимо, между рядом научных книг и мной.

Она поворачивается и останавливается на моем пути, скрещивая на груди руки, прямо

перед моими очками.

– Я думаю, ты должна порвать с Диллоном. Для его же блага.

– А я думаю, что ты должна убраться с моего пути, – отвечаю я в том строгом тоне, какой

только могу изобразить.

Пеппер Хилл делает шаг ближе ко мне.

– А что ты сделаешь, если я не уйду?

Мысли о том, что я могу выдрать ее дурацкие волосы и отхлестать ими по ее лицу

пробегают в сознании. Но прежде чем мне выпадает шанс найти ножницы, мальчик,

которого она хочет у меня украсть, появляется в конце стойки с документальной

литературой. Его улыбка меркнет, как только он замечает, что меня загнал в угол сам

дьявол.

Я пытаюсь обойти своего мучителя, чтобы прорваться к нему. Но она подходит ближе,

отказываясь меня пускать. Мой следующий шаг – отшвырнуть ее на книжные полки, но

Диллон опережает меня.

– Чего ты тут устроила, Пеппер? – спрашивает он, притянув меня к себе. Мистер

«Великолепие» берет меня за руку, и заслоняет спиной.

– Ничего, – лжет она, притворяясь слабой и сладко улыбаясь.

Когда наконец-то она уходит, я облокачиваюсь на книги о космосе и генетике, и еще

какой-то науки, и во все глаза смотрю на мальчика, с которым должна порвать ради его же

блага.

– Почему тебе нравится со мной целоваться? – спрашиваю я. – Не хотелось бы тебе

больше целоваться с девчонками типа Пеппер Хилл?

Он пожимает плечами.

– Потому что, я предпочитаю тебя.

– Мой отец дает тебе конфеты за то, что ты заставляешь меня улыбаться, и это странно, –

смеюсь я, окруженная запахом старого переплета и старых чернил на древней бумаге.

– Я никогда не говорил, что твой отец странный, – его глупая улыбка становится больше,

и я хочу убрать его волосы с глаз.

Диллон не подозревает, каким классным он становится. И как чрезвычайно сильной, я

становлюсь рядом с ним. Каждый хочет дружить с ним, и они терпят меня, потому что я

всегда рядом. Я знаю, придет день, когда он перестанет составлять мне компанию по

ночам у окна.

Неужели этот парень и правда хочет расчесывать волосы сумасшедшей девчонке по

утрам, потому что она не может это делать сама?

А через несколько лет, Диллон окончит школу лучше всех и уйдет в колледж.

Я же буду счастлива, если смогу закончить девятый класс.

– У меня кое-что есть для тебя, – соседский мальчик открывает свой рюкзак и достает

оттуда длинное желтое перо. – Дети в художественной школе мастерят что-то из них.

И когда счастье гудит во мне, я спрашиваю:

– Ты его украл?

– У них полно таких. Так что пропажа не будет обнаружена, – говорит он, передавая перо.

Держа основание между пальцев, я провожу пером по своим губам; мягкое волокно

скользит по губам и щекочет нос. Диллон подходит ближе и поднимает очки на верхушку

моей головы, как он делает всегда, когда мы одни. Пока я смотрю в его красивые зеленые

глаза, я думаю о том, что сказала Пеппер Хилл и размышляю, почему сама не догадалась

об этом.

После всего, что он сделал для меня, это малое, что я могу ему дать.

– Диллон?

– Даа? – он наблюдает, как его подарок отстраняется от моих губ.

– Ты хочешь заняться со мной любовью?

Потрясенный, с красным лицом, Диллон поглядывает на меня краем глаза, пока мы идем

из библиотеки в классную комнату, где у меня математика. Прежде чем он собирается

отправиться на свой почетный урок английского языка, его рот открывается, как будто он

что-то хочет сказать, но он тут же туго смыкает губы и практически пихает меня в класс,

прежде чем уйти.

Я сажусь в конце класса и вынимаю книгу по предмету, который я не смогу пересдать

ранее конца года.

– Удалось сделать что-нибудь из домашнего задания, Пенелопа? – спрашивает меня мисс

«Она-сочетается-со-всем-классом».

Я протягиваю ей завершенное, на порванном от бессилия листе, и кое как склеенное

скотчем, даже не утруждаюсь извиниться за то, что все остальное не готово. «Миссис-без-

имени» наступает своей туфлей из коричневой кожи на плиточный пол класс и качает

головой.

– Только вот не надо рвать, мисс Файнел, – говорит она разочарованным тоном.

– Извините, – бормочу я.

Другие ученики, конечно, замечают, что наш преподаватель зависла около меня. Они

оборачиваются через спины друг друга в поисках меня и Миссис «Имя-ставить-сюда»,

ловя каждое слово из нашего разговора.

– Сколько шансов я тебе давала? Почему образование для тебя не на первом месте? Тебя

волнует твое будущее, Пенелопа? Ты хочешь поступить в колледж? – миссис

Разочарование все говорит и говорит.

Я вижу, как двигаются ее худые губы, но я не слушаю, только киваю, когда она

прерывается для моего ответа.

– Бла, бла, бла и бла, – миссис «Бла» впивает свои пальцы в задание, которое я дала ей. –

Бла. Бла.

– Да, мээм, – говорю я, растерянная.