Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 40

тренировками ребят в этом сезоне, чтобы больше времени проводить с Пен дома.

Я ставлю пустой стакан в раковину и кладу руки на край стола, пока то, что сказала моя

сестра, пробирается в меня. Опустив голову, я изо всех сил зажмуриваюсь и напоминаю

себе, что это не моя ответственность – пойти к соседям и вытащить Безумие из кровати.

Прошло более двенадцати месяцев, но я по-прежнему должен напоминать себе об этом

каждый день.

– Что ты от меня хочешь, Риса? – прочистив горло, я встаю прямо и поворачиваюсь к ней

лицом.

Рис, которая прочла мне лекцию о приоритете заботы о себе, когда я был в самой гуще

болезни Пен, смотрит на меня ярко-зелеными глазами, которые отражают мою

собственную тоску. Я отворачиваюсь и подавляю реакцию. Для того что бы любить

Пенелопу, требуется много сил, и я двигаю ноги, пока сестра не возложила на меня вину,

с которой я уже живу.

– Я просто сообщила тебе информацию, потому что думала, что ты хотел бы знать, –

говорит она мне вслед.

– Хорошо – говорю я быстро.

Это тяжело, когда моя семья любит ее так же сильно, как и я. Несмотря на то, что мы

прервали свои отношения, наши семьи очень близки. И от них я узнаю о ее состоянии и

диагнозе. Что они ожидают от меня? Что я побегу туда и хоть как-нибудь спасу ее? Я не

смог раньше, не смогу и сейчас.

– Диллон, ты должен провести с Пенелопой немного времени, – говорит она, и нотки

конфликта звучат в ее голосе. – Я знаю, что она обидела тебя, но сейчас это намного

важнее. Ей сейчас не очень хорошо.

– Ты не представляешь, что она сделала мне.

Несмотря на боль, я мог бы легко сбежать. Но, независимо от моего отказа встречаться с

Печалью, я до сих пор в Кастл Рейн. Письма о поступлении в колледж, до сих пор лежат

без ответа моей комнате. Цели, которые у меня были с детства, рушатся, становясь, все

дальше и дальше от зоны досягаемости. Все кого я знаю, продолжают двигаться по жизни.

А я живу с мамой и разочарованием отца каждый день. И все потому, что я боюсь

покинуть соседку.

Это болото, из которого я не могу убежать.

Риса берет в спешке свои ключи со стойки.

– Мне пора работать, а мамы и папы не будет вечером. Ты сможешь побыть один, пока я

не вернусь домой?

– Мне восемнадцать, – я ухмыляюсь. – Тебе больше не нужно быть моей нянькой.

– Знаю, но я переживаю, – говорит она. – Если ты не будешь продолжать учебу, то

должен найти работу. Нет ничего хорошего, что бы сидеть весь день дома. Спроси Кайла,

может он возьмет тебя с собой дорожным рабочим.

Я слышал примерно те же слова все лето от родителей, поэтому закатываю глаза, пока

поднимаюсь к себе в комнату. Они не согласны с моим решением пропустить год, прежде

чем продолжить учиться. В конце концов, я проведу в медицинской школе достаточно

долго, так что отсрочка на двенадцать месяцев незаметна, но никто не захотел, что бы я

объяснил причины своего выбора.

Пеппер (с размазанной тушью из-за слез и утверждением, что она думала, что это была

любовь), закатила истерику, прежде чем месяц назад мы расстались Я чувствовал, что

должен провести с ней время и успокоить ее, после того как обманывал. Так что я

высидел ее истерику. А когда она бросила в меня пустую коробку и спросила: как ты мог

так поступить? – я извинился.

Зачем спрашивать, если она и так знала?

Прежде чем я покинул ее дом в ту ночь, последние слова Пеппер Хилл, мне это доказали.

– Твоя Пенелопа с Джошуа Дарком. Она не любит тебя.

Открыв дверь в спальню, я остановился на пороге. Моя комната была самой холодной и

темной в доме – благодаря фанере прибитой на окно. Я молча пялился на нее, понимая,

что тонкий кусок деревяшки не сделал ничего, что бы отгородить меня от Печали,

поэтому я подхожу к окну, и просовываю пальцы между стеной и фанерой. Гвозди легко

выскальзывают из гипсокартона и один угол сразу отходит.

Серый свет октября снова заполняет мою комнату, и я прищуриваюсь из-за его яркости.

Старые металлические жалюзи, погнутые и поломанные, свободно висят, поднимая пыль

и грязь в воздух. Полностью срывая их, я открываю окно, которое не видел и не трогал с

тех пор, как заколотил его. Поднимаю покосившуюся створку, чтобы впустить немного

свежего воздуха.

Желтые шторы Пенелопа раздвинуты, но ее не видно. Я не могу заставить себя пойти

туда, но надеюсь, она увидит, что доски больше нет, и поймет, что я все еще здесь.

***

– Герб и Матильда будут дома на День Благодарения, – говорит Кайл, откусывая большую

часть сэндвича. С едой во рту, он продолжает, – они устраивают вечеринку сегодня

вечером. Хочешь пойти?

Отец, не переставая говорил о моем образовании и моей неспособности содержать себя.

Поэтому, я устроился на работу дорожным рабочим: заполняю выбоины и перекрашиваю

линии на улицах Кастл Рейн с Кайлом. Я сижу на бордюре, вдоль нашей площадки, в

оранжевом светоотражающим жилете, старых джинсах и рабочих ботинках. На моих

руках появились мозоли, а у меня, уважение к ручному труду. На эту работу меня устроил

мой старый друг, который давно решил, что последние четыре года в школе были

напрасны. А укладка асфальта укрепила мое решение получить степень доктора.

– Я не знаю, – говорю я, пиная гравий на середину улицы.

Кайл проглатывает часть бутерброда с индейкой и говорит:

– Пенелопа будет там.

Я слышал, что девушка по соседству устроилась на временную работу в продуктовый

магазин, и моя мама отметила, что видела ее за рулем машины Уэйна в городе несколько

раз. Пен и ее семья ходят в закусочную, где работает моя сестра, по крайней мере, раз в

неделю. Герберт сказал мне, что она и Матильда поддерживали связь после их переезда в

Сиэтл. Но, несмотря на то, что мы живем в маленьком городке и являемся соседями, мы

не пересекаемся.

Даже теперь – когда фанеры закрывающей моё окно больше не было.

Я встаю при упоминании ее имени и прислоняюсь к нашему рабочему грузовику.

Жмурясь из-за редкого ноябрьского солнца говорю:

– Это вероятно, не очень хорошая идея.

– Когда ты разговаривал с ней в последний раз? Может это поможет тебе немного

успокоиться или что-нибудь в этом роде, – Кайл вытирает руки о свою грязную, некогда

белую футболку.

В ответ я криво улыбаюсь, а мой друг пожимает плечами.

– Вы, ребята, расстались больше года назад. Как долго ты собираешься избегать ее? –

спросил он, надев каску на свои светлые волосы. – К тому же, наблюдение за тобой здесь,

вспотевшим и с постоянно возникающими волдырями, вместо учебы по спасению жизней,

разбивает мне сердце. Разберись со всем дерьмом с Пен, чтобы ты смог начать жить, мой

друг.

Схватив лопату, я следую за Кайлом на участок, где мы работали, прежде чем сделали

перерыв и спрашиваю:

– Что ты вообще знаешь? У тебя даже никогда девушки не было.

– Я ходил на свидание прошлой ночью, – говорит он, бросая лопату асфальта в яму.

– С кем?

Кайл становится прямо и сдвигает свою каску назад. С кривой улыбкой он подмигивает

мне и говорит:

– Это старая подружка.

***

Я паркуюсь на улице и закуриваю сигарету, чтобы успокоить нервы пока иду в дом

родителей Матильды. С луной, закрытой грозовыми тучами, на улице темно, и мелкая

изморось начинает капать с неба на мое лицо. Я выдыхаю никотин в воздух и бросаю

окурок в сточную канаву, надеваю капюшон на голову и стучу в дверь.

Герберт открывает дверь, заливая крыльцо светом, музыкой и звуками смеха.

– Прячься от дождя, – говорит он, отходя в сторону, чтобы я мог войти внутрь.

Он похлопывает меня по спине и протягивает бутылку холодного пива, но мое внимание