Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри. Страница 8

на меня.

Смех нарастает в моих легких. Я не могу справиться. У этой девчонки, несомненно,

будущее в театре.

– Мне нравятся туристические автобусы, – говорит она, указывая на себя, – я знаю все

тексты песен!

– Беги, – говоря ртом без звука Пенелопе.

Она слушает меня.

Следую прямо за ней, и как только я перебегаю передней двор Файнелов, знакомый звук

слышится у меня в ушах, и я холодею. Пенелопа достаточно умна и, не останавливаясь,

вбегает на крыльцо. Когда восемь разбрызгивателей появляются из земли, я попадаюсь

прямо на середине двора, и ледяная вода выстреливает в воздух и летит в мою сторону.

Я слышу его дьявольский смех прежде, чем вижу Уэйна позади водного крана, он стоит,

скрестив руки на груди.

Без сомнений, он смеется из-под своих усов.

***

Запах скунса сочится из комнаты Рисы и проникает тонкой струйкой в коридор, и музыка

долбит из динамиков так сильно, что весь дом вибрирует. Мама у двери Рисы, вся в

сомнениях что сделать: покрутить ручку ее двери или толкнуть дверь ладонью. Отец

стоит сзади, толкает очки вверх на нос, тяжело дыша.

– Солнышко, пусти меня. Давай поговорим об этом, – говорит мама таким спокойным

тоном, как море в летнюю погоду. – Сделай одолжение, милая. Убери скорее ладан, пока

соседи ничего не почуяли.

С мокрыми волосами, пахнущий мылом, я прохожу мимо своей семьи прямиком в свою

спальню в конце коридора.

– В море полным-полно другой рыбы, Риса! – стараясь перекричать барабанное соло

говорит мама. – Джереми, кстати, всегда пах бензином и маслом пачули.

Слышится громкий треск и ужасная гитарная музыка затихает, заменяя истерический

голос сестры.

– Он пах любовью!

– Тебе всего лишь семнадцать. Что ты можешь знать о любви? – дантист слегка повышает

свой голос. Его очки скользят вниз по переносице заостренного носа.

– Я знаю, что было между мной и Джереми – эта была любовь! – кричит Риса. – Сильная,

сильная любовь.

Отец сжимает губы и чешет затылок.

– А я думал, его звали Элвис.

Мама округляет глаза и трясет головой.

– Это был предыдущий бой-френд, Тим.

Мой отец пожимает плечами.

– Ты даже не знаешь меня! – визжит Риса прежде, чем музыка снова начинает сотрясать

дом.

Чувствуя себя в безопасности в четырех стенах своей комнаты, я бросаю грязную одежду

за шкаф и спешу к окну. Солнце село, окрасив небеса в пурпурное и синее, а тротуары

заливает лунный свет. Когда я поднимаю створку окна, прохладный воздух врывается в

комнату, жаля обгоревшую за день кожу.

Фиолетовые занавески Пенелопы задернуты, но оранжевый свет льется сквозь просвет. Ее

тень проходит мимо окна пару раз, даря надежду, но спустя тридцать минут, я чувствую

себя странным ребенком, смотрящим в сторону соседского дома.

Хватаю свою записную книжку и маркер с тумбочки, обуваюсь и выхожу из комнаты.

Мои родители все еще ведут переговоры с Рисой, поэтому мне ничего не стоит

прошмыгнуть мимо и выйти из дома без расспросов. Идя на свет уличных фонарей, я

царапаю сообщение, которое Пенелопа не пожелала прочитать у окна и поднимаюсь по

ступенькам соседей. Я держу письмо у своего неугомонного сердца и стучу.

– Позднее время для визитов, парень! – отвечает Уэйн.

Желание нарисовать ему на лице черной ручкой за то, что он специально включил

разбрызгиватели, очень велико. Моя рука художника подергивается, но я решаю

придерживаться плана и зову Пен.

Громко топая и ворча себе под нос о плохих намерениях, «водный Нацист» поднимается

по ступеням в комнату дочери.

– Этот чудак-парень здесь, – говорит он. – Я не хочу, что бы ты с ним слонялась, когда

вокруг нет взрослых. Самих Декеров, я в расчет не беру тоже.

– Пап, – скулит Пен, – хватит уже.

– Он даже не знает, как писать грамотно. Ты лучше его, – продолжает он.

Я разворачиваю свое письмо и понимаю, что в спешке спасти дружбу, я перепутал букву.

Я быстренько зачеркиваю и пытаюсь втиснуть верное слово рядом, как Пенелопа

появляется на лестнице.

«МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО Я ИГНАРИРОВАЛ ИГНОРИРОВАЛ ТЕБЯ»

И улыбка, что затмила белизной саму луну, показывается на ее лице, поцелованным

солнцем. Она спускается по лестнице, пока наши лица не оказываются друг напротив

друга.

Пенелопа играючи толкает мое плечо и говорит:

– Мальчишки такие дураки.

Глава 5

Пенелопа

– Без паники. Без паники. Не сходи с ума, – шепчу я себе. Мои лодыжки разведены,

нижнее белье спущено до икр, а колени туго сжаты вместе.

За неделю до моего тринадцатого дня рождения, мама предупреждала меня, что это может

скоро случиться.

– Ты поздний цветок, Пен. Но это когда-то начинается у каждой девушки на этой планете,

– говорила она. – Это естественно. Это значит, ты становишься женщиной.

Мама передала мне коробку с тампонами и наказала мне носить их в своем портфеле.

– Лучше перестраховаться, чем протечь, – сказала она.

Я же вместо этого, закинула их под кровать. Я и не собиралась таскать в школу тампоны.

Пеппер Хилл постоянно одаривает меня уничтожающим взглядом, и мне бы очень не

хотелось пугать Диллона своей надвигающейся женственностью. Он уделяет мне много

внимания с того дня, как игнорировал меня в лесу, и мне бы хотелось, что бы так и

осталось.

Отец перебрал всех, и Отца и Сына и Святого Духа, когда зашел в комнату во время этого

разговора с мамой. Поэтому, я могу только вообразить, как отреагирует мой

единственный друг.

Я также ожидала, что прежде чем это начнется, будет хотя бы один предупреждающий

знак. Я никогда и не подумала, что поток обрушится на меня в середине урока, в середине

дня, в середине предложения, которое я пыталась закончить для работы по

«Английскому».

Теперь джинсы испачканы кровью, а я не знаю что делать.

Глаза горят из-за подступающих слез, а подбородок дрожит. Тяжесть в груди, которая

была более-менее терпима в последнее время, разгорается с новой силой, и того и гляди,

вырвется наружу.

Я ощущаю тяжесть на плечах и на сгибе локтей. Мои пальцы складываются в кулак, и я

глубоко впиваюсь чересчур длинными ногтями в свою тонкую кожу.

Тревога, которая стоит комком, царапает горло и чувство беды, которое преследует меня

всю жизнь, сильно давит на голову.

– Почему я не такая, как все? – спрашиваю я себя, когда обжигающее сожаление катиться

по моим разгоряченным щекам.

В этот раз я не могу спрятаться за своими солнцезащитными очками.

Слизывая соленые слезы с губ, я дергаю туалетную бумагу и обматываю вокруг белья,

испачканного кровью. После того, как я привожу себя в порядок, я натягиваю джинсы и

открываю дверь.

Трудно сказать, как долго я пробыла тут с момента, как выбежала из класса и миссис

Алабастер даже никого не послала за мной, но я не могу оставаться здесь до конца дня.

Моя сумка лежит у парты и свитер, который я могла бы повязать вокруг талии, тоже там.

Сцепив пальцы под попой, я крадусь по коридору на цыпочках к своему классу. Я не

уверена, сколько осталось до звонка, когда все выйдут на перерыв, но надеюсь, что не так

уж и скоро. Иначе мне не спастись от унижения.

Дойдя до комнаты номер двенадцать, я приподнимаюсь на носочках и смотрю в класс

через крошечное окошко на двери. Я успокаиваюсь и дышу ровно, когда нахожу глазами

Диллона, сидящего рядом с пустым моим местом. Он стучит карандашом, и его голова

повернута в сторону окон. Солнце освещает его и без того светлые волосы.

– Посмотри на меня, – говорю я спокойно. – Посмотри сюда, Диллон.

Сеанс телепатии с лучшим другом не работает, и не важно, как сильно я этого желаю. Я