Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин. Страница 23

на мои молитвы. Этот велосипед до сих пор у меня.

Теперь уже больше ржавый, чем красный. Но я всё

ещё проверяю. Каждый день.

Я перестала раскачиваться.

Меня всё ещё трясло, но его руки, обхватившие

мою талию, уменьшили дрожь.

И я заснула в объятиях незнакомца. И не

боялась.

Испорченная кровь (ЛП) - _17.jpg

Айзек уверенно дышал. Он делал спокойные и

глубокие вдохи, а его выдохи напоминали тихие

вздохи. Хотела бы я уметь дышать так же. Но для

меня всё уже позади. Я слушала его очень долго, до

тех пор, пока не встало солнце, и его лучи не начали

пробиваться сквозь облака. Облака победили, в

Вашингтоне они всегда побеждают. Я по-прежнему

лежала в мужских объятиях, прижавшись к его груди,

к груди человека, которого не знала. Мне хотелось

размять мышцы, но я не шевелилась, потому что

лежать так было очень приятно. Его руки покоились

на моём животе. Я изучала их глазами, осмеливалась

двигать только ими. Они ничем не отличались от

обычных рук, но я знала, что двадцать семь костей в

каждой из них исключительны; окружены мышцами,

нервами, кожей и все вместе спасают человеческую

жизнь своей ловкостью и точностью. Руки могут

разрушать, но также они могут и восстанавливать.

Ру к и А й з е к а восстанавливали. В конце концов,

дыхание доктора стало легче, и я поняла, что он

проснулся. Казалось, мы выжидали, чтобы увидеть,

кто сделает первый шаг. Он убрал руки с моего тела,

а я отползла в сторону и слезла с кровати. Я не

смотрела на него пока шла в ванную. Умылась и

приняла две таблетки аспирина от головной боли.

Когда я вышла, он исчез. Я пересчитала визитки на

столешнице. Сегодня Айзек не оставил ни одной.

Этой ночью он не вернулся, и следующей тоже.

И следующей.

И следующей.

И следующей.

Кошмары мне больше не снились, но вовсе не

из-за отсутствия ужаса. Я боялась спать, поэтому и

н е спала. Все ночи я просиживала в кабинете, пила

кофе и размышляла о его красном велосипеде.

Единственным цветным пятном в комнате был

красный велосипеда Айзека. Тридцать первого

января позвонил отец. Я была на кухне, когда

телефон завибрировал на столе. В доме не было

стационарного телефона, только мобильный. Я, не

глядя на экран, ответила.

— Привет, Сенна. — У отца всегда был

особенный голос, гнусавость с акцентом, от которого

он пытался избавиться. Мой отец родился в Уэльсе и

переехал в Америку, когда ему было двадцать, но

европейский менталитет и акцент никуда не делись,

к тому же, папа одевался как ковбой. Это

с а м а я печальная картина, которую я когда -либо

видела.

— Как прошло Рождество?

Я сразу почувствовала холод.

— Хорошо. Как твоё?

Он начал подробный поминутный отчёт о том,

как провёл Рождество. В целом я была благодарна,

что мне не надо говорить. От е ц завершил свой

монолог, рассказывая о продвижении по службе, что

говорил каждый раз, когда мы разговаривали.

— Я думаю приехать повидаться с тобой,

Сенна. В ближайшее время. Билл сказал, что в этом

году я могу взять дополнительный отпуск на неделю,

потому что работаю в компании двадцать лет.

Я жила в Вашингтоне восемь лет, и он никогда

не приезжал ко мне в гости, ни разу.

— Было бы здорово. Слушай, пап, ко мне

должны прийти друзья. Я должна идти.

Мы попрощались, и я повесила трубку,

прислонившись лбом к стене. Это всё, что я

услышала от него до конца апреля, когда он позвонит

снова.

Телефон зазвонил во второй раз. Я уже было

решила не отвечать, но код номера был из

Вашингтона.

— Сенна Ричардс, это офис доктора Альберта

Монро.

Я ломала голову, пытаясь вспомнить врача и его

специальность, а затем, во второй раз за день, моя

кровь застыла в жилах.

— Пришли результаты вашей маммографии.

Доктор Монро хочет, чтобы вы заехали в клинику.

Следующим утром, когда я вышла из дома и шла

к машине, «Тойота гибрид» Айзека въехала на мою

подъездную

дорожку

в

форме

подковы.

Я

остановилась, чтобы посмотреть, как он выходит из

машины и надевает свою куртку. Он делал это

небрежно,

его

изящные

движения

прекрасно

смотрелись со стороны. Раньше Айзек никогда не

приезжал так рано. Поэтому я задалась вопросом, что

он делал, когда не работал по утрам. Доктор

направился ко мне и остановился ровно в двух шагах.

На нём был светло-голубой свитер из овечьей

шерсти, рукава которого были закатаны до локтей. Я

была потрясена, заметив виднеющиеся чернила

татуировки. Разве врачи делают себе татуировки?

— У меня запись к врачу, — сообщила я, обходя

его.

— Я врач.

Я была рада, что стою к нему спиной, пока

улыбалась.

— Да, знаю. В штате Вашингтон есть и другие.

Айзек откинул голову назад, будто его удивило,

что жертва, для которой он готовил еду, на самом

деле стойкая особа, которой чужда экспрессия.

Я

открыла

водительскую

дверь

своего

«Вольво», но он протянул руку к ключам.

— Я отвезу тебя.

Я опустила глаза на его руку и попыталась ещё

раз рассмотреть татуировки.

На его коже вытатуированы какие-то слова, я видела

лишь край тату. Я скользнула взглядом по рукаву

рубашки Айзека и перевела его к шее. Я не хотела

смотреть в глаза доктора, когда передавала ключи.

Врач, который любил слова. Представьте себе.

Мне стало любопытно. Что мог мужчина,

который

всю

ночь

держал в своих объятьях

кричавшую женщину, написать на своём теле? Я села

на пассажирское сиденье, и сказала Айзеку куда

ехать. Радио в моей машине настроено на станцию

классической музыки. Он сделал громче, чтобы

услышать, что играло, а затем уменьшил звук.

— Ты всегда слушаешь только музыку без слов?

— Да. Поверни здесь налево.

Он свернул за угол и окинул меня любопытным

взглядом.

— Почему?

— Чем проще, тем лучше. — Я откашлялась и

уставилась прямо перед собой. Мои слова прозвучали

так тупо. Я чувствовала, что он смотрел на меня так,

словно разрезал, как одного из своих пациентов. Не

хочу, чтобы меня разрезали.

— Твоя книга, — произнёс он. — Люди говорят

о ней. Она далеко не простая.

Я ничего не ответила.

— Тебе нужна простота, чтобы создавать

сложности, — произнёс он. — Я понял. Полагаю,

нагромождение информации может помешать твоему

таланту.

В точку.

Я пожала плечами.

— Приехали, — тихо сказала я. Айзек подъехал

к медицинскому комплексу и припарковался возле

главного входа.

— Я подожду тебя здесь.

Он не спрашивал, куда я иду и для чего мы

здесь. Просто припарковал машину там, где мог

видеть, как я вхожу и выхожу из здания, и ждал.

Мне это понравилось.

Доктор Монро онколог. В середине декабря я

обнаружила

уплотнение

в

правой

груди. И

прекратила беспокоиться о раке из -за другой острой

боли, появившейся у меня на тот момент. Я сидела в

приёмной, зажав руки между коленями, а на улице в

машине меня ждал странный мужчина. Все мои

мысли вертелись вокруг татуировок Айзека. Вокруг

тех слов, которые вытатуированы у него на руках, и

вокруг тех, которые вылетали из его рта. И я думала о

красном велосипеде в абсолютно белой комнате.

Рядом с окошком регистрации открылась дверь.