Хранители. Единственная (СИ) - Фрей Таня. Страница 55

Третий толчок оказался сильнее двух предыдущих. Он буквально повалил её с ног, и она больно ударилась оземь. Слёзы невольно брызнули из её глаз. Потому что к такому она не была готова.

– Всё будет хорошо, – тут же прошептал кто-то на ухо. И это звучало так издевательски в сложившихся обстоятельствах.

Элис ещё не знала этот голос, но он почему-то показался ей чрезвычайно близким. Хоть и ничего ей тут по-настоящему близким казаться не могло.

Небо постепенно стало серым.

– Я думал, ты на моей стороне.

Тот голос стал холоднее, и Элис поёжилась. Ветер, внезапно налетевший, продирал до самых костей. И тогда она уже не могла себя сдерживать. Закричала и зажала руками уши.

Она так больше не могла. Ей было слишком тяжело.

– Вы должны следить за ними! – будто бы рядом с ней воскликнул первый голос. И тогда всё вдруг затихло.

– Я сделала свой выбор, – отозвалась Элис. Твёрдо и уверенно. Правда, не та Элис, которая теперь валялась на земле, глотая собственные слёзы, а какая-то другая. Не она.

В земле образовалась трещина. Прямо перед девушкой. Она смотрела на то, как та увеличивалась, чуяла, как нарастал ком страха.

И когда трещина превратилась в разлом, земля снова затряслась, и Элис, пронзительно завизжав, провалилась в пропасть.

***

С утра незамедлительно отправились к Джиму. Потому что уколы – это то, что не давало покоя. То, что пугало, ведь никто не знал, что именно им двоим вкололи.

Ещё и двоим. Обоим. Сандра совсем не могла этого понять. Ладно, если б только ей, она ведь Хранительница мыслей, хоть и уже забывшая про эту свою работу, но при чём здесь был Маркус? Было ли это связано с тем, что он – внук субъекта 404? Или просто с тем, что он – мятежник?

Живот недовольно урчал от голода, но есть всё равно ей не хотелось. Хотя Маркус и предложил ей хотя бы кусок хлеба в рот взять перед выходом. Но она отказалась. Потому что чувствовала себя так, словно убегали её заветные секунды, которые надо было догнать.

Накануне уколы её, конечно, здорово ошеломили, но думать о природе их происхождения она не могла. Не до того ей попросту было.

Но вдруг эти инъекции являлись вирусными? Никто не знал, что именно теперь находилось в их организмах. Так вдруг это какая-нибудь бактерия, вирус, какой-нибудь яд? Что, если им оставалось жить всего ничего, а дальше следовала лишь смерть?

Тогда Сандре уже даже не было страшно умирать. Она ведь бы умерла не одна, а с Маркусом. Или, по крайней мере, с пониманием того, что он был с ней. Что она успела ему признаться, хоть и не говоря этих трёх якобы заветных слов. Зачем произносить слова, когда поступки сами всё за себя говорят?

В связи с уколами она вдруг снова вспомнила то, что случилось в Штабе днём ранее. Она помнила этот неистовый взгляд Сотрудника, наставлявшего на неё пистолет, и никак не могла выкинуть этот образ из головы. Он действительно хотел её смерти. И от этого становилось жутко.

Её пытались убить уже дважды. Ведь если Нэнси – Сотрудница, то она точно была в сговоре с тем Сотрудником, который чуть её не застрелил. И ещё с немалым количеством.

Оба раза ей удалось выжить. Бог любит троицу. Что же ждало её впереди?

– Мне страшно, – механично пробормотала Сандра, становясь в автобусе лицом к стеклу.

– Да, пожалуй, здесь стоит и побояться, – согласился Маркус, ухватываясь за верхний поручень. Девушка нервно усмехнулась: намёк был понят.

– Ты сам-то что по этому поводу думаешь? – не отрывая взгляда от проезжавших мимо автомобилей, поинтересовалась она. Он наклонился к ней поближе, тоже обратив свой взгляд в окно.

– Ничего в голову не приходит, – признался он. – Оно понятно, что это точно у Джима случилось, но кто это мог сделать, зачем… Бред.

– А какие у этого могут быть последствия? – вдруг вскипела девушка, повернувшись к Маркусу. – Нам вкололи чёрт пойми что, мы ещё пока живы, но кто знает, как долго это продлится? Какого чёрта это вообще происходит? Почему всё сводится к тому, что надо убить или меня, или того, кто мне дорог?

– Потому что они тебя ненавидят, – проговорил он. – Те, кто это сделал. И поэтому они хотят доставить тебе как можно больше боли.

– И нанося вред и тебе, они делают мне очень больно, – моргнув, сказала Сандра. – Знают, видимо, все возможные лазейки.

Когда они, наконец, приехали, начался дождь. Даже ливень. До того, как забежать в квартиру, они успели намокнуть: зонт никто из них взять не ухитрился, да и до какого зонта могло быть дело в такой ситуации?

Джим не удивился, завидев их на пороге, ведь это теперь была штаб-квартира всех мятежников. Но заметив бешеную панику на лице девушки, он понял, что просто так они бы сюда не заявились.

Что-то произошло.

– Я же говорил, что среди нас есть предатель, говорил?! – неожиданно взревел Маркус, подходя к Джиму. – А мне никто не верил!

Хозяин квартиры посмотрел на Сандру. Та судорожно сглотнула и отвела взгляд, выскакивая из намокших кроссовок.

– В чём дело? – спросил Джим у них, надеясь, что получит ответ хоть от одного из пришедших.

Маркус резко развернулся к нему правым боком, слегка оттянув воротник.

– Да ни в чём, всё потрясающе, просто мы с Сандрой, наверное, скоро коньки отбросим, – непринуждённо заявил он.

Рейнолдс подошёл к Миллсу и посмотрел на его шею. Потом так же подошёл к Сандре, которая тут же повернулась к нему нужным боком и сама указала на место, где сиял злосчастный след.

Ещё удивляло, что следы так долго не исчезали. Уже прошли сутки с лишним, а они всё так же алели, навевая дурные мысли.

– Когда? – только и вымолвил Джим.

– Когда мы здесь ночевали, – чуть ли не выплюнул Маркус и, отряхнувшись, прошёл в гостиную так, словно это был его собственный дом.

Внутри сидела Кэссиди, которая тут же оживилась при виде лучшего друга – вернее, как она прекрасно понимала, уже далеко не просто друга – своей дочери, Джоанна, прервавшая свой разговор с мисс Вайтфейс, как только Миллс очутился на пороге комнаты, и Ричард, сидевший в стороне от женщин. Маркус плюхнулся в кресло, оперевшись локтями о подлокотники. Мать Сандры глядела на него каким-то таинственным взглядом, как будто бы спрашивала о чём-то, но он отвернул голову, не желая сейчас говорить о чём-то-нибудь, не связанном с главной проблемой, которая теперь занимала его – и не только его – голову.

Вслед за ним вошла и Сандра, а за нею – Джим. Девушка слабо улыбнулась матери, но тут же сняла с губ эту притворную радость. Ничего весёлого в этой картине не было. И Маркус был ярким олицетворением того, что на самом деле творилось у неё внутри.

– У нас проблема, – провозгласил Джим. – Настоящая.

– У нас всегда проблемы, – фыркнул Грин из своего угла.

– Нет, Ричард. Теперь проблема в том, что кто-то сделал уколы Сандре и Маркусу в ту ночь, когда они ночевали здесь. А значит, у нас завелась крыса.

Сразу было видно, как обомлели Кэсс и Джоанна, услышав эти слова. Как не удивились Сандра и Маркус. Как наплевательски ко всему относился Ричард, однако всё равно – заинтересованно.

– Крыса, говоришь, – хмыкнул он. – Есть у меня свой вариант на эту роль, но вы посчитаете это всего лишь незаслуженным обвинением, так что…

– Скажи, – твёрдо попросила Сандра, наконец-то подав свой голос. – Версии нужны.

А ведь обвинять им было кого. Ведь на кого только не свалишь всю вину, лишь бы оправдать самого себя.

– В тот день здесь было немало людей, соглашусь, – усмехнулся Ричард. – Вот только предателем легко может оказаться и кто-то, кто знает многое о нас, а в тот раз тут не появился.

– Говори конкретнее, – раздраженно процедил сквозь зубы Маркус.

Грин испытывал публику взглядом. Будто бы готовился сказать что-то уж совсем шокирующее.

– Хорошо, – сдался в итоге он и произнёс: – Я думаю, что нас предала Элис Краунштаун.

– Почему Элис? – недоверчиво задал вопрос Маркус. Девушку он эту не мог не помнить. Она ведь участвовала в этой, как ему казалось тогда, да и теперь это его мнение не особо спешило меняться, операции по спасению Сотрудника, которая вообще происходила по желанию Сандры, а не по чьему-либо ещё. Он подозрительно покосился на Вайтфейс. При упоминании Краунштаун просто вдруг вспомнилась вся эта возня с Кастором. Даже и сейчас, после всего, что с ними двоими произошло, проблески каких-то мыслей, которые, как он надеялся, правдой не являлись, в голове всё равно скользили, словно бесшумные тени.