Лавка древностей - Диккенс Чарльз. Страница 66
Так как мистер Свивеллер восклицал это, находясь в полном одиночестве, следует полагать, что он взывал к своей судьбе или к своей несчастной доле, которым, как мы знаем, частенько приходится выслушивать от попавших в неприятное положение героев такие вот иронически-горькие попреки. Это тем более вероятно, что мистер Свивеллер говорил, глядя в потолок — обычное местопребывание вышеупомянутых бесплотных особ, за исключением тех случаев, когда дело происходит на театральных подмостках, где им положено обитать в самой сердцевине люстры.
— Квилп предлагает мне это место и говорит, что оно наверняка будет за мной, — после глубокомысленной паузы продолжал Дик, отсчитывая на пальцах все обстоятельства своей теперешней жизни. — Фред, который раньше и слышать бы не захотел о чем-либо подобном, к моему величайшему удивлению поддерживает Квилпа и настаивает на том же самом, — удар номер один. Моя тетушка прекращает высылку денег и уведомляет меня нежным письмецом из своего захолустья, что она составила новое завещание, в котором обо мне не упомянуто ни единым словом, — удар номер два. Полное отсутствие денег, отсутствие кредита, подвох со стороны Фреда, который вдруг остепенился; требование освободить квартиру — удары номер три, четыре, пять и шесть. Когда на человека обрушивается сразу столько ударов, он уже ни за что не отвечает. Человек сам себя не швырнет в грязь, а если его швырнет в грязь судьба, ее дело снова поставить свою жертву на ноги. Моя судьба навлекла на себя немало хлопот, ну и прекрасно! Я умываю руки и назло ей устроюсь здесь как дома. Так что пусть продолжает в том же духе. — Тут мистер Свивеллер многозначительно кивнул и отвел взгляд от потолка. — А там посмотрим, кто из нас сдастся первый.
Придя к столь глубокомысленному выводу, знакомому нам по некоторым системам нравственной философии, мистер Свивеллер перестал думать о своем падении и, стряхнув с себя унылость, принял весьма непринужденный вид, подобающий таким безответственным личностям, как писцы.
Чтобы окончательно успокоиться и овладеть собой, он приступил к более тщательному осмотру конторы, на что до сих пор у него не было времени: заглянул в картонку из-под парика, в книги, в чернильницу, развязал одну за другой все связки бумаг и перелистал их; вырезал на столе несколько вензелей острым перочинным ножом мистера Брасса и расписался с внутренней стороны угольного ведерка. Утвердив себя таким образом в должности писца, мистер Свивеллер распахнул окно, развалился в небрежной позе на подоконнике и пролежал там до тех пор, пока на улице не появился мальчик из пивной. Дик приказал ему поставить поднос на тротуар, остановил свой выбор на кружке легкого портера, тут же выпил его и произвел полный расчет, чтобы немедленно положить начало будущему кредиту. Потом в контору забегало трое-четверо посыльных от троих-четверык стряпчих одного пошиба с Брассом, и мистер Свивеллер принимал и отпускал их с такой же серьезностью, какую мог бы выказать клоун в подобного рода пантомиме. Когда же с посетителями было покончено, он снова уселся на табуретку и, весело посвистывая, начал набрасывать пером карикатуры на мисс Брасс.
Мистер Свивеллер был все еще погружен в рисование, когда к дому Брасса подъехал чей-то экипаж и вслед за тем послышался громкий стук дверного молотка. Поскольку мистер Свивеллер считал себя обязанным отвечать только на звонки в контору, он преспокойно продолжал рисовать, хотя у него и имелись подозрения, что в доме никого больше нет.
Но это было не так, ибо после повторного и еще более нетерпеливого стука входную дверь отперли, и кто-то, тяжело ступая, поднялся в комнату над конторой. Мистер Свивеллер уже начал подумывать, нет ли в доме второй мисс Брасс — двойняшки дракона, как вдруг к нему постучались.
— Войдите! — крикнул Дик. — К чему такие церемонии! Если посетители будут валить ко мне валом, я туг совсем запутаюсь. Прошу!
— Пожалуйста, будьте так добры, — послышался чей-то тоненький голосок совсем низко от пола, — покажите ему комнату.
Дик перегнулся через стол и узрел маленькую девочку в стоптанных башмаках и в грязном глухом переднике, который оставлял на виду только ее лицо и ступни. С равным успехом эту девочку можно было бы одеть и в футляр от скрипки.
— Ты кто такая? — спросил Дик. Но в ответ снова послышалось: — Пожалуйста, будьте так добры, покажите ему комнату!
До чего же эта девочка была старообразная, и лицом и манерами! Судя по всему, ее запрягли в работу прямо с колыбели. Она боялась Дика в той же мере, в какой Дик дивился, глядя на нее.
— Я тут совершенно ни при чем, — сказал он. — Попроси его зайти попозже.
— Нет, пожалуйста, будьте так добры, покажите ему комнату! — в третий раз повторила девочка. — Восемнадцать шиллингов в неделю, белье и посуда наши, чистка сапог и платья особо, камин в зимнее время восемь пенсов в день.
— Вот и покажи сама. Ты ведь все знаешь, — сказал Дик.
— Мисс Салли мне не велела, она говорит, жильцы увидят, какая я маленькая, и решат, что услуги будут плохие.
— Сразу не увидят, так потом увидят!
— Э-э! А за две недели вперед? — сказала девочка, бросив на Дика хитренький взгляд. — Уж если кто устроился на квартире, так неохота будет съезжать на другой день!
— Чудно! — пробормотал Дик, вставая. — А ты все-таки за кого здесь — за кухарку, что ли?
— Да я и за кухарку, — ответила девочка, — и за горничную и всю работу по дому делаю.
«Самая грязная работа, наверно, приходится на долю Брасса, дракона и на мою», — подумал Дик. Он мог бы долго размышлять на эту тему, борясь с одолевающими его сомнениями, но девочка снова повторила свою просьбу, а загадочные глухие стуки в коридоре и на лестнице явно свидетельствовали о том, что претендент на комнату испытывает нетерпение. Тогда Ричард Свивеллер сунул по перу за оба уха, третье взял в зубы, в доказательство значительности своей персоны и крайней занятости, и поспешил наверх, вести переговоры с одиноким джентльменом.
К его удивлению, глухие стуки объяснялись тем, что на второй этаж втаскивали сундук одинокого джентльмена, страшно тяжелый и чуть ли не в два раза шире лестницы, вследствие чего одинокому джентльмену и возчику, старавшимся соединенными усилиями поднять его по крутым ступенькам, приходилось нелегко. Они толкались, притискивали друг друга к перилам и так и сяк бились над сундуком, который то и дело застревал под самыми невероятными углами, и, следовательно, опередить их на лестнице было невозможно. Поэтому Ричард Свивеллер медленно поднимался следом за ними и на каждой ступеньке громко высказывал свое возмущение по поводу того, что неизвестные люди берут штурмом дом мистера Самсона Брасса.
Одинокий джентльмен не удостоил ни словом эти протесты, а когда сундук, наконец, втащили в комнату, сел на него и вытер лицо и лысину носовым платком. Ему стало жарко, и это не удивительно, так как, не говоря о возне с сундуком, одет он был по-зимнему, хотя термометр показывал в тот день двадцать семь градусов в тени.
— Я полагаю, сэр, — сказал Ричард Свивеллер, вынув перо изо рта, — что вы желаете осмотреть помещение? Комната прекрасная, сэр. Она находится в двух минутах ходьбы от… от ближайшего угла, и из ее окон открывается широкий вид на… на противоположную сторону улицы. Тут же по соседству, сэр, торгуют великолепным портером, а всех других преимуществ просто не перечислишь.
— Сколько? — спросил одинокий джентльмен.
— Фунт стерлингов в неделю, — ответил Дик, накинув два шиллинга по собственному почину.
— Комната за мной.
— Чистка сапог и платья особо, — сказал Дик. — Камин в зимнее время…
— Ладно, ладно!
— Двухнедельный задаток…
— Двухнедельный? — сердито крикнул одинокий джентльмен, оглядывая его с головы до ног. — Двухгодичный! Я поселюсь здесь на два года. Получайте пока десять фунтов. И дело с концом.
— Стойте! — начал было Дик. — Я, собственно, не Брасс, а…
— И я не Брасс. Ну и что же из этого?
— Брасс — фамилия домовладельца.