Со мной летела бомба - Майоров Сергей. Страница 29

Когда мы вошли в помещение личного использования, у меня из руки едва не выпал ключик Кореневой. Я, когда вижу перед собой несколько тысяч совершенно одинаковых предметов, всегда начинаю теряться. Ручки, ручки, ручки… Сотни, тысячи маленьких блестящих ручек, одинаково свисающих с узких панелей ящичков.

— Здесь три тысячи пятьсот ячеек, — пояснил Иван, стягивая с плеч куртку. — Начнем?

«Начнем» — это значит, что мы будем делать с точностью до наоборот то, что обычно делают «домушники». Мы станем подбирать не ключ к замку, а замок к ключу. Я уже думал о том, что нужно заранее сделать дубликат ключа. Тогда бы, по всем правилам физики, время поисков сократилось бы вдвое. Но какова вероятность того, что мастер выполнит ключ с микронной точностью? Как сто процентов, так и ноль. И тогда, зная себя, я стал бы страховаться, открывая замки, ранее проверенные, но не открытые, «родным» ключом. А это заняло бы ровно столько же времени, что и сейчас.

Мы в хранилище уже сорок минут… Вправо от меня смещаются ящики, заполненные валютой, золотом и чужими секретами. Об их содержимом я могу только догадываться.

Два часа… Верховцев с водилой, наверное, в картишки перебрасываются или анекдоты травят. Справа от меня, если верить биркам с маленькими медными цифрами, ровно пятьсот сорок три ящика…

Два часа двадцать пять минут. У меня начинает затекать рука. Передав ключ Ване, я тяжело сел на стул и закрыл глаза. Сквозь прикрытые веки слева направо медленно стали перемещаться ручки, цифры и скважины замков… Поняв, что кружится голова, я открыл глаза, прищурившись от яркого света. Сколько же я так сидел, если Ваня ушел влево уже почти на два метра?

На моих часах — три часа тридцать восемь минут. Если учесть, что банковская братва сюда привалит часов через пять, то это вроде бы должно успокаивать. Но если к этому добавить тот факт, что мы не проверили и трети замков, то это просто выбивает почву из-под ног. Точнее, до безумия красивый мраморный пол.

Когда Ванька хрипло рявкнул: «Есть!» — я подскочил на стуле, как от укуса змеи. Только бы ящик не был пустым!.. Только бы там были эти треклятые списки!..

Выдернув ящик, мы положили его на стоящий посередине помещения стол. Сверху ящика крышка, и опять-таки с замком!

— Ключ единый… — прошептал Иван, умело попадая ключиком-коротышкой в узкую скважину.

Еще одно движение, и крышка плавно подалась, открывая нам содержимое никелированного ящика…

ГЛАВА 19

Когда мы с молодым напарником садились в машину, уже светало.

— Что-то вы быстро, — ядовито заметил Верховцев.

— Пришлось раз пять менять место стоянки, — пояснил водила. — Патрули перед банком проезжают каждые полчаса.

Я вынул из кармана тугой сверток. Он был запечатан, и в целях экономии времени вскрывать его в подвале банка я не стал.

Кажется, Верховцев ожидал, что я ничего не найду. Тогда бы срывался план, а значит, ему не пришлось бы беспокоиться за мою больную голову в дальнейшем. Но появление на свет свертка вновь настроило его на пессимистический лад. Он буркнул что-то насчет того, что «утром начальник охраны банка настучит руководству, и вскоре нас станут искать, как обыкновенных бандюков».

— Не настучит, — усмехнулся я. — Он что, дурак — смертный приговор себе подписывать? Все, хватит базарить. Пора возвращаться, первый пункт плана выполнен.

— Долбаного плана, — поправил, отворачиваясь к окну, Верховцев.

После моих слов о возвращении он завертелся, как перепел на вертеле.

— У меня предложение. Едем не к Насте, а ко мне. Во-первых, у преступников манера такая — места обитания менять, во-вторых, зачем ее квартиру «палить» лишний раз? В-третьих, все котлеты мы у нее съели. Поехали, а?..

Больше всего мне понравилось «в-третьих».

Теперь уже мы следовали за «девяткой».

И тут произошло то, что никогда не вносится в план как зазор на погрешность. Такое предусмотреть невозможно только потому, что оно может произойти один раз на миллион случаев. Такой случай в сердцах называется «западло», и это может испоганить не только план, но и весь дальнейший процесс жизни. Или же сделать жизнь очень короткой.

На одном из перекрестков в «девятку» Верховцева врезается джип «Лэнд Крузер». Откуда эта тварь взялась, никто до сих пор объяснить не может. Чтобы такого водителя, как Верховцев, вовлечь в дорожно-транспортное происшествие, нужно не умение людское, а чары небесные.

Между тем джип вылетел из подворотни настолько стремительно, что Игорь даже не успел среагировать. Очевидно, к моменту удара иномарка только начала набирать обороты, так как скорость была около пятидесяти километров. Все произошло как в мистическом сне, верить в который просто не хотелось. Я в ступоре смотрел сначала на капот «девятки», подлетевший вверх, как кусок картона, потом вниз, куда осыпались каленые кристаллы боковых стекол…

Ваня резко нажал на тормоза, и «Лексус» остановился в двадцати метрах от «Крузера».

«Жигули» развернуло посреди дороги, и машина, вылетев на встречную полосу, беспомощно врезалась в столб. Все это случилось в какие-то тысячные доли секунды, за которые не успеваешь подумать о главном.

Едва мы с Иваном успели толкнуть дверцы, чтобы выскочить, как распахнулись двери и у джипа. Через секунду я понял, что ситуация еще даже более страшная, чем была на самом деле. Из иномарки вышли трое мужиков неопределенного возраста. Понять, во что они одеты и сколько им лет, мешал еще не распустившийся рассвет. У одного из них в руках был автомат, который не спутаешь с другим даже в темноте, — Калашникова, у второго — помповое ружье. Что было в руках третьего, мне не было видно из-за машины.

— Сидеть и не высовываться! — одним словом проорал я Ваньке в ухо и выскочил из машины.

У Димы был пистолет, и стрелял он так, что позавидовал бы сам Клинт Иствуд. Сидя он бы мог сейчас с левой руки тремя выстрелами разбить головы всей троице, уложившись в две секунды. Но сейчас Верховцев лежал на водителе отдела и от удара не мог прийти в себя. Теперь жизнь его, как и жизнь Вьюна, зависит только от того, что буду делать я.

Опережая указательный палец обкуренного автоматчика, я вскинул перед собой обе руки…

Я нажимал на спуск до тех пор, пока не почувствовал толчок, подсказывающий, что затворная рама не ушла до отказа назад и пора менять магазин. Менять магазин… А был ли у меня второй магазин? Я его никогда не беру. Оставляю в комнате для хранения оружия. А нужен ли он? Господи, как болит голова…

С разряженным пистолетом я подошел к лежащим пассажирам «Крузера». Смерть одного, очевидно, наступила мгновенно. Он лежал, подвернув под себя ногу и уставившись в сторону мутными азиатскими глазами. Двое агонизировали. Движения того, что был с автоматом, уже затихали. Из простреленной насквозь раны на шее вытекло столько крови, что эта лужа подползла под меня, кольцом охватив подошвы моих «докерсов». На третьего же было страшно смотреть. Он еще жил, и я наклонился к нему. Та же рана на шее, через десять секунд наступят те же последствия. Он скреб ботинками по асфальту, словно старался содрать с него ледяную корку.

Встав на колени, я охватил ладонями лицо. Мир раскалывался на куски. Куски с грохотом разрывались и разлетались на более мелкие.

Передо мной, стоящим на коленях, лежали три трупа. Тела трех только что убитых мною людей. Во имя чего они отпустили от себя жизнь? И прав ли был я, решая, имеют они право жить или нет?

Эти вопросы разбивали мою голову, стараясь вырваться наружу. Вырваться, чтобы заорать во все свое вопросное горло: «Все прочь! Рядом с Загорским только смерть и горе!»

Я почувствовал, как меня поднимают и ставят на ноги.

— Все в порядке, Серега…

На виске Верховцева тонкой декоративной струйкой застыла кровь. Передо мной стояли трое живых друзей и лежали трое мертвых врагов.