Со мной летела бомба - Майоров Сергей. Страница 54

— Серега, смотри!.. — Верховцев, прижав лоб к окну, показывал пальцем вниз. — Что это? Памир?

— Бестолочь. Это Урал. Когда в Москву летели, ты не видел, что ли?

— Я спал.

Еще лететь и лететь. Внутрь меня, заполняя вакуум, просачивалось какое-то непонятное чувство. Я еще не понимал его, но знал: оно приятное. Скоро я буду дома. Увижу Лешку, который промычит мне что-то, а потом махнет рукой и обнимет.

И Ваньку, сидящего за моим столом.

А еще я обязательно приду в больницу и заставлю себя познакомиться с милой девушкой. Ее зовут Настя. Так она сказала мне, когда я впервые приехал к раненому Лешке. Я не могу никак решиться на этот шаг. Но завтра, по прилете, я обязательно приведу себя в порядок, куплю букет цветов — скромный, чтобы не шокировать дежурного врача, — и приеду в больницу.

Она рассмеется и скажет:

— Загорский, я думала, что вы никогда не решитесь это сделать.

А я отвечу ей:

— Вы меня плохо знаете.

КОНЦОВКА О ТОМ, ЧТО ВСЁ СОВСЕМ НЕ ТО, ЧТО КАЖЕТСЯ…

ГЛАВА 32

Сжимая в руке диктофон, я совершенно выключилась из реальности. Сергей смотрел на меня, и по его покрасневшим глазам было легко понять, как тяжело дался ему этот многочасовой рассказ. Он сумел затянуть меня в него, заставил чувствовать себя участником событий, все это время я словно была рядом с ним. Самолет уже медленно выруливал к стоянке. И снижение, и посадка миновали границы моего внимания. Если бы не диктофон в руке, если бы не Сергей, сидящий рядом, я бы подумала, что меня, как в фантастическом фильме, на все время полета ввели в сомнамбулический сон.

Теперь, когда история закончена, мне не хватало ответов на два вопроса.

— Сергей, что стало с Лешей?

— С Лешкой? — парень потер рукой проступившую за время полета щетину. — Слава богу, мой друг выжил. Но сразу после этого случая уволился из органов. Мне не в чем упрекнуть его.

— Он сказал, кто на него напал в той квартире?

— Он не сказал, — грустно улыбнулся Сергей. — Когда он пришел в себя, он не мог говорить. Поэтому написал. Моей ручкой на своей медицинской карте, едва успев открыть глаза. Одно слово: «Коренева».

— И где он сейчас?

— Никто не знает. Одни говорят, уехал к тетке в деревню, другие — в Питер. Думаю, он даст о себе знать, когда окончательно придет в себя.

Я подумала.

— Послушай, но ты же говорил, что Тен на имя Ольги положил в одном из московских банков крупную сумму денег. Не имело ли смысла предупредить сотрудников банка? Или засаду, скажем, посадить? Ведь Коренева рано или поздно может там объявиться?

Он рассмеялся. В отличие от смеха в самом начале полета, он был усталым и каким-то невеселым. Нет ничего удивительного. Если бы мне вновь пришлось пережить подобные события, кто знает, что было бы со мной?

— После сравнения всех экспертиз дело по факту убийства Тена и Льва Бурлака было возбуждено на основании вновь открывшихся оснований. И это дело сейчас пестует следователь прокуратуры Вязьмин, — Сергей повернулся ко мне и заглянул в глаза: — Только после моего ухода кому нужно искать убийц? «Синдром Загорского». На этом погорел я. Загорский не смог найти убийц. Ни один опер не станет копать в том направлении, на котором так закончил свою карьеру Загорский. Авторитет, Таня, великая вещь. А что касается засад… Во-первых, никто не поставит засаду там, где отсутствует хотя бы один процент уверенности в том, что фигурант объявится.

— То есть? — не поняла я.

— Кто сможет с уверенностью сказать, что Коренева знает о своем счете в «Инвестбанке» на улице Светлой? Пятьдесят тысяч долларов — сумма немалая. И, поскольку она до сих пор не тронута, Ольга Михайловна не имеет о ней ни малейшего представления.

ГЛАВА 33

Мы прощались на стоянке такси.

Пожали друг другу руки как старые друзья, и я направилась к желтому «Форду».

Рядом все время бродит смерть, и твоя задача с ней не встретиться. Но если эта встреча происходит, нужно сделать все, чтобы она тебя не узнала.

Последнее, что я видела в заднем окне такси, — был он, прикуривающий на ветру сигарету.

— Черт!.. — вырвалось у меня. — Черт!.. Боже мой! — крича это, я шарила рукой по двери в поисках кнопки или ручки, отвечающей за движение стекла.

— Что случилось? — забеспокоился таджик за рулем. — Вещи забыла? Мы вернемся!

— Нет! — уже успокоившись, процедила я. — Просто укачало в самолете.

— Э-э, красавица, если плохо будет, надо сказать дяде Махмуду. Блевать нехорошо, мне смену сдавать, машина чистый должен быть.

— Не волнуйся, дядя Махмуд, — сказала я. — Твоя машина не пострадает.

Вынув из кармана телефон, я набрала номер.

— Я слушаю, — ответил он мне.

Мне показалось или я на самом деле соскучилась по этому голосу?

Конечно нет. Я соскучилась по соленым брызгам в лицо, машине с открытым верхом и домику в Черногории. А он — всего лишь самый короткий путь к этому.

— Я в Москве.

— В какой машине ты едешь?

— Такси. Желтый «Форд» сто семьдесят пять.

— Сейчас я его подхвачу.

— Нет! — вскричала я, заметив, как испугался и заговорил на своем Махмуд. — Господи, как ты работал в… — я осеклась. Чего сейчас не стоит делать, так это говорить лишнего в присутствии таджика, которого через сорок минут будут допрашивать сотрудники МУРа. — Я позвоню тебе и назову место, где мы встретимся.

Подумав, он сказал:

— Я скучал.

— И я о тебе думала, — призналась я.

Мне жаль его. Он мужественный человек. Но не Сергей. Он способен изменить главному — делу. А мужчина, изменяющий своему делу, для меня — не мужчина. Поэтому — жаль.

Расплатившись с Махмудом заранее как за поездку до Ярославского вокзала, я вышла на первой же станции метро и, стараясь не смотреть на машину, что ехала за такси, вбежала в стеклянные двери.

Сейчас главное — раствориться. Я на крючке. И теперь просто так меня не отпустят. Ездить же с ними на хвосте целый день по городу у меня не хватит сил. Да и им это надоест. В конце концов копы наденут на меня наручники и будут трясти как грушу на Петровке. Им хотелось взять меня с поличным, но когда они поймут, что это невозможно, просто прижмут. И черт знает, какие у них там препараты имеются…

Протиснувшись в толпе, я выбежала из метро с другой стороны. Не знаю названия улиц, не понимаю, где нахожусь. Набрав на телефоне номер, второпях заговорила:

— На перекрестке Сахарова знаю кафе. Через два часа там, ты понял?

— Я понял.

Через один час и сорок минут к кафе подъехал черный «Фольксваген». Он выскочил из машины, позабыв даже закрыть дверь. На морозе за кормой машины клубился дымок.

— Ты как? — спросил он, целуя меня в глаза, в губы, в щеки. Ненавижу, когда меня целуют в глаза.

— Я в порядке. С учетом того, что случилось в самолете.

Он отодвинул меня на длину рук.

— А что случилось в самолете?

— Все время полета я провела в кресле рядом с Загорским.

Он потемнел лицом.

— Откуда ты знаешь, что это был Загорский? Ты не видела его ни разу в жизни!

— Он сказал, что Загорский, — усталости моей не было предела. Хотелось стать под душ, упасть в постель и забыться. На ногах меня держало только дело.

— Объясни… — требовал он.

— Для этого я и пригласила тебя в кафе.

— Нас ждет номер в гостинице! — он занервничал. — Почему все так меняется? Что случилось? Отчего ты стала чужой и незнакомой?! Что случилось за эти три дня во Владивостоке?!

— Не кричи. Я очень устала. Купи что-нибудь выпить.

Через полчаса он знал все. Две порции бурбона грели меня, но не пьянили.

— Таким образом, мне осталось забрать в «Инвестбанке» пятьдесят тысяч долларов, — заметила я. — И мы можем уезжать.