S-T-I-K-S. Шесть дней свободы - Каменистый Артем. Страница 2

На фоне светлеющих небес характерные заостренные верхушки трудно спутать с чем-нибудь другим, и то, что они высохшие, – тоже не скрыть. Получается, по этой дороге мы регулярно ездили в карьер, пострелять по мертвякам, а я люблю поглядывать в смотровые щели и давно уже запомнила, что и где здесь располагается. Другой похожей группы деревьев не припомню, плюс располагается она на подъеме – это хороший ориентир на преимущественно плоской местности.

Смрад гари и разложения – пусть и неприятный, но ориентир. Получается, это то самое место, где я первый раз попыталась сбежать от западников. Момент был очень даже подходящим – на их слабо оснащенное посольство напали муры, расстреливая, будто в тире, из хорошо вооруженных боевых машин, метко поражающих цели ракетами и снарядами за километры. Из пылающей техники выскакивали люди, пытались организовать оборону у линии тех самых тополей, стреляя в темноту степи из гранатометов и получая в ответ лавину сметающего храбрецов огня. Ну а я, не горя желанием принимать участие в чужом для меня бою, удачно выбралась из обшитого сталью карьерного самосвала и начала тихонечко пробираться по кювету за дорогой. Подданные господина Дзена предпочли умереть, сражаясь, как это принято у западников, отчаянно-безрассудно, насколько мне известно, за единственным исключением никто не последовал моим путем.

До сих пор не понимаю, почему полковнику никто и слова плохого не сказал. Он ведь, получается, бросил своих людей, сбежал, оставив в тяжелый момент. Его поведение позорно даже по меркам Азовского Союза, где порядки куда либеральнее.

Да уж, в том, что касается странностей, западникам нет равных.

Сгоревшая техника в Улье никому не нужна, ведь здесь нет металлургического производства. В редких случаях забирают ржавые корпуса бронированных машин, чтобы вдохнуть в них вторую жизнь: убрать поврежденное оборудование, вычистить, покрасить, поставить новые двигатели и прочие необходимые агрегаты. Нужно признать, что новая жизнь получается несладкой, некогда грозные многотонные монстры обычно выглядят жалко и не дотягивают до прежней эффективности. По слухам, где-то далеко на юге, в одном из крупных союзов, сумели организовать полноценное ремонтное производство, с привлечением ксеров и редких специалистов, работающих на собранном отовсюду оборудовании, но здесь до такого еще не дошло.

У западников практически нет хорошей техники, а уж той, которую стоит попытаться восстановить после многочисленных попаданий и пожаров, – подавно нет. Дорожная служба Азовского Союза расчистила асфальт, попросту сбросив обгоревшее железо в кювет, по которому я не так давно улизнула из эпицентра бойни. При этом никто не озаботился вытащить из искореженных машин останки погибших или их вытащили не все. Вообще-то, в Улье принято по возможности не бросать тела даже незнакомых людей: их закапывают, топят, сжигают, сбрасывают в подвалы или просто закрывают в домах. Это разумно, ведь легкодоступную пищу рано или поздно отыщут зараженные, а сытная еда их усиливает. Но сильно похоронами не озадачиваются – смысла почти нет.

Как ты ни старайся, но и крошки от каравая не оторвешь, уж слишком много пищи попадает к нам при нескончаемых перезагрузках.

Здесь, судя по запаху, тоже не озадачились. Обостренное обоняние зараженных позволяет им улавливать заманчивые запахи с большого расстояния, и не надо думать, что здесь благодаря регулярным зачисткам тварей нет. Еще как есть, в том числе встречаются опасные. Но есть одна особенность, их основной контингент – падальщики периметра. Это мертвяки, у которых хватило интеллекта на осознание простой истины – ломиться через кишащие солдатами укрепления не стоит, но и далеко от них уходить нерационально. В таких местах от голода не умрешь, потому что всегда есть возможность полакомиться останками более глупых сородичей. Не самая привлекательная для монстров диета, но многих устраивает. Если не наглеть, люди не станут переводить патроны, некоторым из здешних уродцев они даже прозвища дают, доходит до того, что иногда подкармливают, ценя за то, что те оперативно подчищают источники потенциального зловония.

Прижившиеся у периметра зараженные приобретают нетипичные для их собратьев привычки. Они не спешат со всех ног навстречу людям с плотоядным урчанием, обычно стараются вообще им на глаза не попадаться и потому ведут преимущественно ночной образ жизни. Из-за этого, а может быть, из-за специфичности рациона, эти твари со временем слабеют, худеют до состояния скелетов, обтянутых кожей, а сама кожа у них нездорово светлеет. Солдат они ловко избегают, но вот одиночку, не похожего на военнослужащего, могут счесть подходящей добычей.

Я не похожа на военнослужащую – у меня ни формы со знаками различия нет, ни амуниции, ни серьезного вооружения. К тому же в армию Азовского Союза не берут тех, чей рост меньше одного метра семидесяти сантиметров, одно это может подсказать падальщикам, что меня можно рассматривать как лакомую пищу, а не источник угрозы.

Как бы в унисон моим мыслям, по другую сторону дороги что-то звякнуло, после чего одновременно заурчали сразу в две глотки. Не знаю точно – зараженные меня заметили или просто возбудились из-за неожиданного звука, но, не задумываясь, вытащила пистолет, щелкнула предохранителем, как можно злее выкрикнула:

– А ну стоять!

Во тьме на другой стороне дороги что-то промелькнуло, послышались торопливые, быстро затихающие шаги. Трусоватые падальщики не стали разбираться – угроза я или лакомство, им хватило характерного оружейного звука и отданной приказным голосом короткой команды.

Пусть они и поумнее «диких» сородичей, но все равно тупые.

А теперь нужно быстрее миновать опасное место – мертвяки запросто могут вернуться так же быстро, как смылись.

Есть такое психическое явление – дежавю. Это когда человеку кажется, что он уже когда-то переживал нечто подобное, с ним такое происходит не впервые.

Точь-в-точь, как мои нынешние впечатления.

Я ведь это уже однажды видела, причем недавно. Как было и в прошлый раз, на подходе к посту начала удаляться от обочины, чтобы обойти по степи пушку, которая время от времени изрыгала клубы пламени. Ее поставили прямо на дороге, я опасалась, что солдаты могут принять меня за врага и начнут стрелять, не разбираясь.

Представьте мое удивление – пушки на дороге не было. То, что я за нее принимала, оказалось танком, точно как в прошлый раз. Возможно – тот самый, из-за которого колонна западников тогда задержалась на периметре. Такое впечатление, что он здесь стреляет все эти дни, без перерыва и не съезжая с места.

Все это так сильно напомнило уже увиденное, что я не удержалась, обернулась и почувствовала облегчение, не разглядев пылающей во тьме линии уничтожаемой колонны. В противном случае пришлось бы поверить в путешествие во времени.

Танк обошла стороной, при этом каждый шаг давался с замиранием сердца – очень боялась наступить на мину. Знаю, что их экономят и потому в основном ставят среди проволочных и бетонных заграждений, куда не добираются рядовые зараженные, но с моим печальным везением ничего хорошего ждать не приходится.

Пост, прикрывавший дорогу, скрывался в непроглядной тьме, но, приблизившись, я заметила, что на фоне стен и баррикад заметались какие-то непонятные огоньки, там кто-то есть и, скорее всего, оттуда видят, как по дороге приближается подозрительная одинокая фигура, одетая во все черное. Кроссовки, правда, белые – выбиваются из образа вражеского лазутчика. Рядом гремит бой, солдат это нервирует, может случиться всякое, а мне лишние неприятности не нужны.

Спрятала пистолет за пояс, за него же отправила гранату, подвесив ее за рычаг, чуть приподняла руки и прокричала:

– Гвардейцы, не стреляйте! Цветник, первая группа, я орхидея номер восемь двадцать шесть, код помощи сто двадцать один!

– Элли?! – удивленно ответили из мрака.

– Капитан Лоскут?! Да, это я! Элли!

Удачно получилось, этот офицер один из самых приятных и общительных, с ним вряд ли возникнут проблемы. Жаль, что у него такое низкое звание, будь он командиром высокого ранга, мог бы заслужить право на орхидею. Не уверена, что при таком супруге получишь море неземного счастья, зато покоя точно хватит, если не сильно вслушиваться в его вечную болтовню.