Возвращаясь на Землю (СИ) - Мельников Евгений. Страница 99

Вонг успел перевести мушку на третьего бойца, но был пронзен горячими лучами. На протяжение этих трех секунд Алексей держал пистолет в руках, но так и не выстрелил. Увидев, как его товарищей подкосили одного за другим, он бросил оружие на песок и, стиснув губы, бросился к Вонгу. И вновь пыль поднялась над ними, Алексей с силой подцепил лейтенанта плечом и устремился к камню. Лазерные лучи рассекали газовый слой в дюймах от него, когда он, почти паря над землей, нес друга на плече. В этот момент, наверное, впервые в жизни, он не думал ни на полсекунды вперед, не думал вообще ни о чем, даже о смертельной опасности, все, что руководило им – мимолетная и неотступная идея добраться до укрытия.

Сложно объяснить, как – каким-то чудом, они скрылись от обстрела. Алексей прыгнул через камень и вместе с Вонгом рухнул на песок. Ти Джи взревел от боли, так что Алексей закрыл глаза в ужасе. В какую-то секунду он порадовался его крику – если кричит, значит, еще жив. Он прислонился спиной к камню, Ти Джи скатился ему на живот, Алексей смотрел в его глаза, улавливая малейшие движения на лице.

- Ти Джи. – Смог выдавить он сквозь удушающее волнение.

Взгляд лейтенанта все более угасал, и от этого Алексей все сильнее сжимал его в объятиях. В этот момент он готов был отдать весь мир за жизнь одного лишь человека – так, до боли хотелось ему остановить всю эту нелепицу. Из-за чего они умирают? Алексей готов был убить себя за то, что не знал ответа на этот вопрос.

Алан еще мог подняться – он был в этом уверен. На груди его не нашлось ранений, несмотря на кричащую костную боль под кожей, но ствол винтовки был изуродован лазером. Майор отбросил ее в сторону и вынул пистолет из кобуры. Боль держала его за горло стальными клещами, и все же он сумел приподняться и уже готов был выстрелить…, но враг был слишком близко. Пришелец ударил его ногой по запястью и прижал его руку к земле, пистолет упал на песок где-то вдалеке. Алан лег на лопатки, обессилев, и громко застонал от обиды, даже пришельцы услышали голос его страданий в своих скафандрах.

Второй из них медленно скрестными шагами двигался к невысокому валуну, удерживая кулак на линии своего взгляда. Алексей не слышал его шагов и даже не пытался прислушаться – он крепко держал Ти Джи на его последнем издыхании и до конца не верил, что его друг мог умереть – как раз поэтому он не плакал, но боялся – боялся настолько, что не мог пошевелиться, страшно было даже моргнуть.

- Лео. – Прочитал Алексей по его губам.

Ти Джи вложил последние силы, чтобы поднять веки и увидеть товарища своими глазами, красными, заплывшими и уже как будто смиренными. Он, казалось, хотел произнести еще что-то, но жизненные силы покинули его так же быстро и внезапно, как лопается переполненный воздушный шар. Меньше всего он хотел умереть, глядя в это мутное, залитое кровью небо, поэтому смотрел на Алексея, не отводя глаз. Так он и простился с белым светом, с широко раскрытыми, блестящими глазами, как уходит настоящий офицер, презрительно глядя смерти в лицо до последнего стука сердца.

Горькие рыдания сжались в тихий писк, когда Алексей, склонив голову над своим другом, увидел, как его не стало. Опять слезы понеслись ручьями из его все таких же добрых юношеских глаз.

На этот раз он не закричал, и не потому, что враг с заряженным оружием крался позади него, просто за прошедший час он, все-таки, стал взрослее, и сил, к тому же, оставалось только чтобы тихо плакать. Когда друг умер у него на руках, он не мог думать ни о будущем, ни о прошлом, ни даже о настоящем – силы покинули его окончательно, впервые в жизни он ничего не ждал, ничего не хотел и готов был умереть прямо здесь, рядом с дорогим товарищем.

Алан остался один…, грудь скована жуткой болью, правая рука прижата к земле. Все, что он видел – бессмысленное и зловещее лицо пришельца на фоне кровавого неба, и его заряженный лазером, смертоносный кулак. Тут впервые Алан услышал его голос – это был крик, полный ненависти, раздавшийся из-под маски, набор странных звуков, похожий на древний, забытый богом язык земных народов. Наверное, он хотел выразить примерно то же, что было на душе у Алана, но Алан не пытался этого понять, все, чего ему хотелось – уничтожить его, показать, кто сильнее в этой солнечной системе. Но сопротивляться было бессмысленно, враг загнал его в ловушку и захлопнул дверь, майор уже смирился с тем, что дни его сочтены.

Странно… Именно так он и мечтал погибнуть…

Опять секунды потекли медленно. Крик раздавался все громче и сильнее. Но Алану не было страшно, ни капли. Он смотрел в бесчисленные глаза своего врага и пытался отыскать в его взгляде какую-то встречную ненависть, но маска все скрывала. Вот он, этот момент, когда майор понял, что готов к последнему, решающему удару… Короткое воспоминание о доме промелькнуло перед ним, Алан не стал упускать его, подбираясь левой рукой к своему поясу.

На последней ноте своего крика инопланетянин проследил за его движением и заострил внимание. Алан почувствовал его страх даже через маску, резко выдохнув, он расслабил мускулы и устрашающе, сухо, казалось бы, совсем без злобы произнес:

- Это вам от полковника Уайта.

Левая рука повернула тумблер на гранате. Алан не сводил глаз с пришельца, тот лишь наклонил голову набок, с небольшой долей удивления и бесконечным презрением к глупости землян, которые так бессмысленно убили его, себя и его друзей.

И в этот момент, за секунду до смерти, командиры вдруг почувствовали силу друг друга, свое боевое и духовное равенство.

Граната взорвалась с грохотом, разбросав осколки и кровь командиров на сотню метров во всех направлениях, песок и мелкие камни накрыло огнем и стремительной взрывной волной, ржавчина превратилась в пепел, дым мигом рассеялся, окровавленные останки тел упали на песок, словно мусор, бездумно выброшенный на свалку.

Ржавчина осыпала поверхность камня, окрасив его в тот же грязно-красный цвет, которым было укрыто все плато. Разряженное пространство на месте взрыва заполнилось сухой пылью и прахом солдат, поле брани вновь накрылось тишиной, как и вся холодная пустыня. Алексей сидел неподвижно, будто умер вместе с ними, даже зрачки не двигались под статично приоткрытыми веками, последний выдох его замер в замкнутом пространстве шлема. От внезапного грохота слух его резко притупился, и ничего не было слышно, кроме высокочастотного свиста. Сложно описать это: он не думал ни о чем, на какие-то секунды он стал растением – ни чувств, ни мыслей, ни даже инстинктов. И тут его зрительное внимание обострилось, он заметил на песке обгорелый, покрытый ржавчиной кусок руки – она принадлежала одному из пришельцев – рукав защитного костюма с заряженной боевой пластиной на кулаке. Под рваным срезом ткани, обсохшей кожи и темно-красного, почти живого мяса виднелась белая кость. Она была настолько похожа на человеческую, что при виде ее в организме землянина начиналось полное отторжение: тошнота, пот, слюна и слезы – Алексей чувствовал себя губкой, из которой выжимали последние капли.

Соки льются на песок, бесследно растворяясь в нем; чем больше в губке сока, тем дольше длятся страдания; и все же лучше быть мягкой губкой, чем твердой, сухой веткой, которая не чувствует боли, но ломается при слабом ударе. Алексей не делал ставок, как скоро он сломается, он чувствовал, будто в тело его вонзилась стрела, которая причиняла жуткую боль, но извлечь ее и восстановиться было невозможно, ибо при каждой попытке боль усиливалась многократно. И все же он старался сопротивляться, он отодвинул тело Вонга, лежавшее на коленях тяжелым грузом, и начал медленно подниматься, ржавые песчинки посыпались из складок его костюма. Алексей догадывался, что ему предстояло увидеть, и все же боялся обернуться; за его спиной медленно оседал замерзший дым, ветер опять затих, будто прислушиваясь к человеку. Устало, по одной переставляя ноги, он обернулся и застыл…

Он не знал, что могло быть больнее…. При виде изувеченных тел, буквально смешанных с ржавчиной, он чувствовал, как неведомая внутренняя сила медленно выворачивала его наизнанку. Самое страшное: он не мог отвести глаз, эта грязная, мертвая картина притягивала его, точно пропасть, из которой гулкими отголосками доносились крики сгинувших в ней людей. Крики становились все громче, они возвращались из ниоткуда и безжалостно давили на него, поедали заживо и тянули за собой. Они были похожи на дремотный кошмар, который нельзя прекратить, потому что нельзя проснуться. Это не сон, это явь, которая страшнее ночного кошмара, небывалый страх – не перед тем, что могло случиться в будущем, а перед тем, что уже случилось.