Пастор (ЛП) - Симон Сиара. Страница 31

— Ты поистине прекрасна, — произнёс я и провёл пальцем по её челюсти. Потом потянулся к её руке, переплетая наши пальцы. — Что бы ни случилось после этого, я лишь хочу, чтобы ты знала, что это того стоит. Ты этого стоишь. Ты стоишь всего.

Она открыла рот, затем закрыла его снова, словно не могла найти нужные слова. Одинокая слеза покатилась вниз из уголка её глаза, и я наклонился над ней, чтобы забрать ту поцелуем.

— Тайлер… — начала Поппи, но, поцеловав, я заставил её замолчать.

— Просто послушай, — сказал я, опускаясь между её бёдер. Она вздрогнула, как только головка моего члена прижалась к её входу. — Это, — проговорил я и частично толкнулся в неё, едва способный дышать, настолько тугой она была вокруг меня, — это твоё тело.

Я наклонил голову и заключил нежную кожу её шеи в плен своих зубов.

— Это твоя кровь, — прошептал я ей на ушко.

Я вошёл в неё полностью, и она вскрикнула, в то время как её спина выгнулась над алтарём.

— Это ты, — сказал ей и пустому святилищу я, — это ты, отдавшаяся мне.

После мы оставались в том же положении, впитывая новое ощущение друг друга, ощущение моих бёдер, прижатых к её мягкости, ощущение её тугого — тугого — канала вокруг меня. Я волновался, что кончу, просто пребывая в таком состоянии, просто находясь внутри.

Но затем я заметил, как она прерывисто дышала и кусала свою губу, и понял, что Поппи приспосабливалась к моему размеру. Я едва мог поместиться, и что ещё хуже, это чувствовалось охеренно хорошо.

Господи, я был таким мудаком. Я недостаточно её подготовил, и часть меня находила это настолько горячим, что едва ли у меня получилось обращаться с ней так, как это обязан делать хороший мужчина. Мне было необходимо наклониться и несколько раз прикусить её шею и плечи, чтобы заставить себя успокоиться, ведь я хотел лишь вколачиваться в неё, словно она была маленькой куклой для траха, изливаться в неё, словно больше ничего не существовало, за исключением её киски.

Но нет, не таким должен был быть наш первый раз. Я говорил ей, что хочу быть грубым, но того, что мне смертельно сильно хотелось дать ей, было чертовски слишком много, и я не мог спокойно подвергать моего ягнёнка такому.

Наконец слегка овладев собой, я наполовину вышел, потянулся вниз и принялся потирать её клитор, размышляя над тем, что нужно слезть с неё и всё завершить другим способом, который бы не причинил ей боль. Она поймала мою руку.

— Нет, — произнесла Поппи. — Перестань быть хорошим парнем. Я тебе сказала, чего желаю. А теперь дай мне это.

— Но я хочу, чтобы ты тоже этим наслаждалась.

— Я буду, — ответила она, её глаза были большими, распахнутыми и воодушевлёнными. — Дай мне то, чего я хочу, Тайлер. Я хочу этого. Пожалуйста.

Мой член дёрнулся, я застонал от её слов и медленно погрузился в неё. Мои бёдра и руки дрожали из-за подавленной потребности, но я не мог быть таким парнем, я не хотел быть им, парнем, использующим женщину для своих нужд и при этом не доставляющим ей удовольствия. Поппи сказала, что хочет этого, и знаю, что спросил у неё и получил разрешение, но она до сих пор не знала, каким грубым я могу быть, как далеко могу зайти.

Она обвила мою шею руками и приподнялась к моему уху.

— Как я могу подтолкнуть тебя к черте? Хмм? — она пошевелилась подо мной, и я втянул воздух, ведь внезапное движение после покоя было почти чрезмерным. — Как могу заставить тебя разорвать меня на части?

Ну, дерьмо.

— Я могу заверить, что это то, чего ты хочешь, — продолжила Поппи, мурлыкая мне в ухо. — Я могу чувствовать твою дрожь. Сделай это. Просто выйди и войди со всей дури. Разве это не будет ощущаться хорошо?

Блядь, да, ещё как. Это ощущалось настолько хорошо, что я делал это снова и снова, сомкнув глаза и выдыхая медленно и неровно. Каждый раз, когда толкался в неё, я опускался напротив её клитора и выходил постепенно, чтобы задевать точку G; некий галантный голос говорил мне убедиться, что она кончит, остальная же часть меня сражалась с ним и умоляла бездумно её трахнуть.

— Куда делся тот человек, который отшлёпал меня? — спросила она. — Куда делся тот трахавший моё горло мужчина, пока из моих глаз не потекли слёзы?

Мои глаза оставались закрытыми, но теперь я их открыл, встречаясь с ней взглядом.

— Я не хочу сделать тебе больно, — ответил я, мой голос стал грубым от усилий быть сдержанным. — Я слишком о тебе забочусь.

— Тайлер, — взмолилась она. — Ты делал это раньше со мной.

— Не так.

— Посмотри, — распорядилась Поппи, — посмотри вниз на нас.

Я исполнил приказ, выйдя из неё по самый кончик, и это стало ошибкой, потому что видеть место, где мы соединялись, было так горячо, так первобытно, что это чувство будто взобралось по моему позвоночнику, и я даже не знаю, что это было — похоть, любовь, биология или судьба — но моя попытка благородства провалилась, и зверь внутри меня взял верх.

— Прости меня, — пробормотал я, а затем врезался обратно.

Она застонала от неожиданности, а я опустил своё тело на неё, поддерживая себя лишь с помощью предплечий, наших грудин и животов, прижавшихся друг к другу, мои бёдра вдавливались во внутреннюю поверхность её. Приковав её таким образом, я вколачивался в неё снова, и снова, и снова, неоднократно хороня себя в этой бархатной киске.

— Больше, — простонала она, и я дал ей это.

Было слышно, как её туфли слетели и упали на пол, а алтарная ткань соскальзывала, пока я вбивался в Поппи со всей силы, но меня это не заботило: я потерял себя, потерялся для неё, для мира и всего остального, за исключением её бормотания, пронзительных криков в моём ухе и влажного влагалища подо мной.

Это было прекрасно, я трахал совершенство, мне было неинтересно ничего, кроме моего члена, заполняющего эту женщину моей спермой, и почему, чёрт возьми, я ощущал себя так охрененно хорошо?

Я даже не знал, что именно говорил, пока вколачивался в неё: «Иисус, пожалуйста», и «прости меня», и «ты такая тугая», и «я должен, я должен, я должен».

И она тоже произносила в ответ слова, которые сопровождались вздохами, стонами и пыхтением: «вот так», и «сильнее», и «близко, я уже близко».

Глубже, я должен был войти ещё глубже, даже осознавая, что это уже физически было невозможно, но затем я приник к её ротику, целуя Поппи с неким ожесточением, и яростью, и благоговением. Мы оба могли едва дышать, но отказывались останавливаться, и я трахал её, всё время чувствуя, как она напрягалась, изгибалась и наконец расслабилась подо мной. Она дёрнулась, вскрикивая в мой рот, её ногти прочерчивали красные линии боли вниз по моей спине — мы благополучно достигли её оргазм вместе, потому что она была дикой штучкой, одержимой женщиной, которая походила на тигрицу подо мной, но я продолжил объезжать её, а потом вот оно, вот оно, вот оно, я продолжал целовать её, когда вонзился в последний раз и кончил.

Мучительно я кончил.

Каждое подёргивание моего члена было похоже на дрожь моей души, каждый мускул напрягся и сжался, будто меня пнули в живот. Я во всех отношениях был настолько голым перед этой женщиной: с моих нервов будто содрали кожу, сердце было широко открытым, а моя вечная душа будто находилась прямо рядом с вжавшимися бёдрами, толкающими мои член и сперму, теперь бывшую повсюду, стекавшую на белую алтарную ткань, и да, именно поэтому Церковь хотела, чтобы брак и секс шли рука об руку, потому что сейчас я чувствовал себя женатым на ней, как мужчина может быть женат на женщине.

Я сделал несколько последних толчков, отдавая свою кульминацию и самого себя до последней капли, затем приподнялся на руках, чтобы посмотреть на Поппи сверху вниз.

Она пресыщенно улыбнулась и сказала:

— Аминь.

ГЛАВА 13.

Я вошёл в ризницу и вышел с небольшим прямоугольником белой ткани, пурификатором. Он обычно используется для протирания чаши причастия после каждого глотка вина.