Пастор (ЛП) - Симон Сиара. Страница 36

— О чём ты думала, когда кончала? — спросил я.

Боже, я хотел, чтобы это было грязно. Хотел, чтобы это было так чертовски грязно.

Поппи не подвела:

— Я думала о том, как ты брал мою попку, пока ласкал меня пальцами. Как ты кончал мне на спину.

Чёрт. Я был твёрдым тогда, но теперь… Теперь я был практически каменным. Да кого я обманывал? Мне необходимо трахнуть её снова, и я собирался сделать это прямо здесь, в церкви, среди белого дня.

— Мой офис, — произнёс я сквозь стиснутые зубы. — Сейчас же.

Она стремглав вылетела из кабинки, и я последовал за ней, засунув член обратно, но не потрудившись даже застегнуться. Как только мы оказались в офисе, я захлопнул и закрыл дверь, а затем повернулся к Поппи, когда она сделала то же самое.

Мы сошлись как две грозовые тучи: столкновение отдельных существ, немедленно ставших единым целым. Мы были руками, губами, зубами; мы кусались, целовались, стонали; я повёл её задом наперёд, чтобы уложить на свой стол, но наши ноги зацепились друг за друга, и мы упали на пол, тогда как мои руки обернулись вокруг неё в защитном жесте.

— Ты в порядке? — спросил я встревоженно.

— Да, — сказала она нетерпеливо, схватив меня за воротник, чтобы привлечь обратно к губам.

Её поцелуи свели меня с ума, а мягкость рта вторила шелковистому жару под её юбкой.

— Я должен трахнуть тебя, — удалось мне выдавить между поцелуями.

Это была констатация факта. Предупреждение. Я скользнул рукой вниз и в очередной раз обнаружил, что она была без нижнего белья.

— Непристойно, — сказал я. — Адски непристойно.

Она выгибалась под моими прикосновениями, приподнимая свои бёдра так, чтобы предоставить моим пальцам лучший доступ, и, протолкнув в её щёлку два из них, я поцеловал её шею. Поппи была такой мокрой, а моё грубое обращение, казалось, только возбуждало её ещё больше, потому что она, комкая мою рубашку в кулаках, задыхалась, пока я продолжал своё нападение, сопровождая его такими непристойностями, как «динамщица», «шлюха» и «ты хочешь это, ты же знаешь, что хочешь».

Она стонала, а мои слова дразнили её больше, чем когда-либо могли мои пальцы, и части меня было стыдно за то, насколько я возбудился, говоря ей такие унизительные вещи, другая же моя часть сказала первой заткнуться и просто уже действовать.

Я припал своим ртом к её, когда сдёрнул боксёры достаточно для того, чтобы освободить свой член, а затем слепо подался бёдрами вперёд, погружая себя одним грубым движением.

Она обвила ногами мою талию и руками шею, её обжигающий рот был повсюду, и это было похоже на удерживание в руке провода под напряжением: то, как она двигалась и извивалась подо мной, пока я врезался в неё, позволяя любому сомнению, ревности и страху овладеть мной. Я буду трахать её до тех пор, пока она не почувствует, что принадлежит мне. Я буду трахать её до тех пор, пока она не сможет ходить.

Я буду трахать её до тех пор, пока сам не смогу ходить.

Каждый толчок подводил меня всё ближе и ближе, но одна мысль никак не могла отпустить меня, поэтому я прижал Поппи к себе и надавил тем самым на клитор, чувствуя, как её мышцы сокращаются вокруг меня. Она уже близко.

— Позволь мне взять твою попку, Поппи, — сказал я. Провёл кончиком своего носа вдоль её подбородка, заставляя задрожать. — Я хочу трахнуть тебя туда.

— О, мой Бог, — прошептала она. — Да. Пожалуйста.

Не было времени думать об организации, не было времени даже рассмотреть вариант перебраться в более подготовленное место. Всего в нескольких шагах отсюда у меня было кое-что, что могло сработать, и я не собирался тратить время на поиски чего-то ещё.

Я вынул свой пульсирующий и изнывающий от боли член и поднялся.

— Так и оставайся, — произнёс я и засунул своего парня обратно в боксёры, чтобы совершить короткую прогулку к хранилищу в задней части церкви: небольшому шкафу, где мы держали наши священные масла.

Мои руки дрожали, когда я открывал двери. Это были масла, благословлённые во время Страстной недели (прим.: последние шесть дней Великого поста, предшествующие Пасхе и следующие за Неделей цветоносной) моим епископом, они используются только для таинств типа крещения, конфирмации (прим.: в латинском обряде Католической церкви другое название таинства миропомазания, в ряде протестантских церквей — обряд сознательного исповедания веры) и елеосвящения (прим.: таинство православной и католической церквей, заключающееся в помазании тела освящённым елеем, одно из семи таинств). Я выбрал стеклянный флакон — масло миро (прим.: специально приготовленное и освящённое ароматическое масло) — и пошёл обратно к Поппи, усердно стараясь не смотреть на распятие и табернакль.

Она осталась на полу: её юбка всё ещё была скомкана на талии, щёки раскраснелись. Как только снова запер дверь, я встал над Поппи и потянул за свой воротник, пытаясь его снять.

— Нет, — сказала она, её зрачки были большими и тёмными. — Оставь его.

Мой член дёрнулся. Грязная девчонка.

— Ты когда-нибудь убьёшь меня, — ответил я ей и встал на колени.

Перевернул её на живот, чтобы её сладкая попка была перед моим лицом и чтобы она могла положить свою голову на руки, если будет необходимо.

Я раскупорил бутылочку и макнул в масло кончик своего пальца, которым после обвёл тугой бутон её попки. Она задрожала от моей ласки, невольно напрягаясь каждый раз, когда я её там касался. Но её киска тоже трепетала, и я мог видеть, как Поппи начала прижимать бёдра к полу, пытаясь несколько облегчить боль в клиторе.

Добавив больше масла на свои пальцы, я начал дразнить и исследовать ободок её дырочки, массируя его, расслабляя. Запах бальзама — древний, елейный — заполнил комнату.

— Ты знаешь, что это такое, Поппи? — спросил я. Она покачала головой, лежащей на руках. — Это священное масло. Его используют при крещении или посвящении в духовный сан. Им даже мажут стены церкви при постройке.

Я провёл рукой по гладкому и твёрдому изгибу её спины, чувствуя её вздох напротив моего прикосновения, и в этот самый момент мой палец проскользнул внутрь.

Она ахнула.

— Я тебя помазал им, — объяснил ей. — Я освятил тебя изнутри. Чувствуешь это? Это мой палец трахает твою задницу. И буквально через минуту это будет мой член. Мой член будет освящать тебя. Нет, не прикасайся к себе, сладкая. Мы ведь собираемся кончить вместе.

Я взял её руку, ранее скользившую по её животу, и завёл ей за голову, в то же время продолжая обрабатывать её попку своим пальцем в масле. Её задний проход был таким чертовски тесным, и осознание того, что мой член скоро прорвётся в неё, превращало меня в безумца.

Я не мог больше ждать. Я налил приличное количество масла на свою ладонь, а затем провёл ею по члену — вид, открывающийся передо мной, и я сам, скользящий в своей руке, толкали меня через край.

— Тайлер, — произнесла Поппи, оглядываясь на меня. — Я занималась этим прежде. Но не с таким размером, как у тебя, — она выглядела слегка нервной, но всё ещё лежала на полу, готовясь быть оттраханной.

Я желал сказать ей, что буду нежен с её задницей, но всё же не хотел давать обещание, в исполнении которого не мог быть уверен (потому что, блядь, едва ли я мог держать что-либо под контролем, глядя на всё это). Вместо этого я прошептал:

— Скажи мне остановиться, и я тут же прекращу, хорошо?

Она кивнула и опустила голову, приподнимая свои бёдра навстречу мне. Наклонившись, одной рукой я направил свой член к её входу, а другой потянулся к маслу, наливая его ещё больше на её попку и на свой член до тех пор, пока мы полностью не стали скользкими и готовыми к траху.

Я поставил склянку на место и снова начал её ласкать, толкаясь в её тесноту и чувствуя, как она открывается мне навстречу и медленно впускает меня.

Головка моего члена нажимала, нажимала и наконец ослабила первоначальное сопротивление, и вдруг я оказался внутри, а её попка окутала меня настолько тугим жаром, какого не чувствовал никогда раньше, даже с другими девушками, с которыми занимался этим. Мне было необходимо опустить голову, сделать несколько глубоких вздохов и досчитать до десяти, прежде чем я мог быть уверен, что не взорвусь слишком рано, дабы насладиться ею должным образом.