Одержимость - Робертс Нора. Страница 11

Гарри вручил щенка Сету.

– Кажется, от тебя ничто не может ускользнуть.

– Почти. И мама уже не станет ездить из Нью-Йорка в тюрьму. Я знаю, ты была там лишь несколько раз после того… после того как подписала те бумаги. Но ты всегда возвращаешься оттуда такой печальной. Нью-Йорк дальше. А для нас чем дальше, тем лучше.

– Ты знаешь, Наоми, я стараюсь держаться.

– Мама, ты хорошо с этим справляешься. – Наоми подошла к матери и крепко обняла ее. – В Нью-Йорке будет еще лучше. Я знаю.

– Итак, Нью-Йорк? – спросил Сет.

– Нью-Йорк! – воодушевленно воскликнул Мейсон.

Через две недели дом был продан по цене, на десять тысяч превышавшей заявленную.

Все усердно паковали вещи. Наоми слышала, как Сет платил перевозчикам сверх нормы, чтобы те приезжали по ночам и вывозили все небольшими фургонами.

В марте, когда вовсю задували ветры и снег мешался с дождем, они уехали из Джорджтауна. Уехали посреди ночи, будто воры.

Наоми взглянула на удаляющийся дом, и сердце ее невольно сжалось. Но уже в следующее мгновение она отвернулась и провела рукой по своей новой стрижке, которую Сет окрестил так: «Стиль и вызов».

Новая внешность, подумала она. Новое место, новая жизнь.

Нет, она не станет оглядываться назад.

Четыре

Нью-Йорк, 2002

В свои шестнадцать Наоми Карсон вела такую жизнь, о которой Наоми Боуз могла только мечтать. У нее была чудесная комната в старом особняке, в городе, полном шума и красок. Сет и Гарри не жалели на нее денег. Наоми баловали покупками, билетами на концерты и, что самое главное, доверием. Доверием, которое порождало свободу.

Она, в свою очередь, делала все, чтобы его оправдать. В школе она получала лишь высшие баллы, что позволяло ей присматриваться к колледжу Провиденс в Род-Айленде. Наоми собиралась стать профессиональным фотографом.

На первое Рождество в Нью-Йорке ей подарили «мыльницу» от Фудзи, с этого и началось ее увлечение. Интерес со временем не угас, а лишь усилился, так что на свой шестнадцатый день рождения Наоми получила уже профессиональный Никон.

Это позволило ей присоединиться к редакции их школьной газеты в качестве официального фотографа. Опыт ее расширялся, навыки улучшались, и в итоге Наоми удалось собрать приличное портфолио, с помощью которого она рассчитывала поступить в интересующий ее колледж.

Все эти годы она усердно работала над произношением, стараясь избавиться от своего акцента. Наоми хотелось, чтобы ничто уже не связывало ее с первыми двенадцатью годами жизни. Порой в ее речи проскальзывали прежние нотки, но случалось это все реже и реже.

Она обзавелась друзьями и время от времени бегала на свидания. Но у нее, в отличие от сверстниц, не было постоянного бойфренда. Не стоит переживаний, решила для себя Наоми.

Ей нравилось целоваться – конечно, если парень в этом хоть что-то смыслил. А вот к другим ласкам она была пока не готова.

Как-то раз она позволила Марку Райдеру коснуться ее груди – у нее наконец-то выросла грудь, хоть и не слишком внушительная. Наоми хотелось почувствовать, на что это похоже. Но вместо возбуждения она ощутила одну лишь неловкость.

Марк был не в восторге от того, что ему позволили так мало. Но Наоми решила, что это его проблемы, и не стала переживать, когда ее назвали чокнутой и фригидной.

В свои шестнадцать она чуть-чуть не доросла до метра восьмидесяти: высокая худенькая девушка с длиннющими ногами. Вполне себе симпатичная, раз уж парней тянуло прикоснуться к ее груди. Волосы она отрастила до плеч и убирала их в хвостик всякий раз, когда приходила пора фотографировать.

Когда Наоми победила в конкурсе фотографов, Сет оплатил ей поход в салон. Там девушке мелировали ее темно-русые волосы.

Мейсон в двенадцать лет начал усиленно расти и к старшим классам превратился в звезду школьной баскетбольной команды.

Порой ее раздражало, что младший брат был куда популярней. Порой она этим гордилась. В любом случае Мейсон был умен, хорош собой и приветлив. Неудивительно, что вокруг него всегда вились восторженные девицы. Сам он, впрочем, предпочитал проводить время в компании таких же мальчишек.

Бывало, она неделями не вспоминала о том, что случилось с ней в канун ее двенадцатилетия. День за днем Наоми вела себя как обычный подросток: переживала из-за платьев и оценок, слушала музыку, встречалась с друзьями.

Она продолжала общаться с Эшли главным образом по электронной почте. Та так и не вернулась больше в Моргантаун. Спустя год после счастливого избавления она перевелась в Университет штата Пенсильвания.

Когда Эшли защитилась, Наоми отправила ей поздравительную открытку и фотографию вишневого дерева в цвету – символ зарождения новой жизни.

На свой двадцать первый день рождения, в первую весну нового столетия, Эшли сделала себе подарок. Она села на поезд и отправилась в Нью-Йорк, чтобы провести этот день с Наоми.

Оглядываясь впоследствии на ту встречу, Наоми первым делом вспоминала собственную нервозность. Все утро она мучилась тем, что ей надеть и что сказать. Вспоминалась ей и глубокая радость, которую она испытала при виде Эшли – та, как и было условлено, поджидала Наоми на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинг.

Эшли, чьи белокурые волосы так и танцевали на ветру, выглядела на редкость хорошенькой. Завидев Наоми, она бросилась ей навстречу.

– Какая ж ты высокая! Выше меня. Конечно, с моим росточком это не редкость, но тут…

Она крепко обняла Наоми.

– Ты все-таки приехала. Такой особенный день рождения, и ты решила провести его здесь.

– Если бы не ты, я бы просто не дожила до совершеннолетия. Вот мне и захотелось провести этот день с тобой. Я хотела встретиться с тобой здесь, на этой высоте, чтобы сказать – как бы банально оно ни прозвучало, – что всем этим видом, открывшимся передо мной, я обязана только тебе. И у меня есть для тебя подарок.

Эшли достала из сумки изящную коробочку.

– Но это же твой день рождения. И я принесла тебе подарок.

– Давай прибережем мой на потом – откроем его за обедом. Я хочу, чтобы ты получила мой здесь, высоко в небе. Ты помогла мне выбраться из-под земли, Наоми, и теперь мы обе стоим на вершине мира. Открой это, ладно?

Стараясь справиться с эмоциями, Наоми вскрыла коробочку. На руку ей лег кулон. На трех тоненьких серебряных цепочках крепилась овальная подвеска с фиолетовым ирисом по центру.

– До чего красиво! Так просто и так красиво.

– Должна признаться, это идея моей мамы. Она сказала, у всех цветов есть особое значение. И вот ирис как раз символизирует две вещи – отвагу и дружелюбие. Ты в полной мере можешь претендовать на оба эти качества. Надеюсь, тебе понравился мой подарок.

– Еще бы! Я просто в восторге. Эшли…

– Не надо плакать. Меня саму так и тянет расплакаться, но сегодняшний день не для слез. Надень эту штучку, а потом покажи мне город. Я ни разу еще не была в Нью-Йорке.

– Ладно, ладно. – Оказалось, что слезы радости также трудно сдержать, как и слезы горя. – Куда ты хочешь отправиться в первую очередь? Это же твой день.

– Я девушка! И это значит, что мы идем за покупками, – беспечно рассмеялась Эшли. – Еще я хочу посидеть в таком месте, где за обедом мне подадут бокал шампанского. Как-никак мне двадцать один!

– Я люблю тебя, – выпалила Наоми и тут же покраснела. – Звучит немножко странно, я знаю…

– Что ты, ничего странного. Нас объединяет то, что лишь немногие сумеют понять. Мы-то знаем, чего нам стоило оказаться сейчас здесь, в этом месте. Я тоже люблю тебя, Наоми. Мы стали с тобой настоящими друзьями.

Психотерапевт – она вновь пошла на прием к врачу после того, как у ее матери произошел очередной срыв, – спросил у Наоми, что она почувствовала при виде Эшли. И та честно сказала, что это напомнило ей про свет.

Сьюзан работала официанткой в ресторане у Гарри. Справлялась она хорошо… почти всегда. Порой ее мать погружалась во тьму и забывала про свет. Но у нее была работа. Когда же она уходила в себя, Гарри сохранял для нее место официантки.