Волк за волком (ЛП) - Гродин Райан. Страница 14

Лука дернул щекой, что причинило ему сильную боль. Он приложил руку к лицу, пытаясь остановить кровь, стекающую с лица на куртку. Красный цвет уже был на полу.

- Я знаю, что ты хочешь защитить меня, - хватка Яэль усилилась, когда она произнесла эти слова. - Но не таким же способом.

Медленно, медленно, брат Яэль начал успокаиваться.

Из носа Луки все еще шла кровь.

- Не слишком доверяй своей дворняжке. Я видел, как он подмешал тебе что-то в суп.

- Он лжет, - голос Феликса не дрогнул, но Яэль почувствовала под пальцами резкое учащение пульса. Видела, как расширились его зрачки. Влад учил замечать эти знаки в других и скрывать в себе.

- Может, и вру. А может, я не хочу, чтобы наш танец прервали так скоро, - подмигнул ей Лука, и Яэль захотелось самой ему врезать. - Ваш ход, Фрейлин.

С этими словами Лука развернулся и вышел из столовой.

- Я все еще не понимаю, почему ты не пожалуешься на этого сукиного с..., - конец фразы Феликс произнес слишком тихо, в то же время вырываясь из хватки Яэль. Осколки стекла затрещали под тяжестью его веса. - Пойду принесу нам воды. Тебе надо поесть.

Яэль осмотрела суп. Миска стояла там, где она ее оставила. Горячий, вкусный, привлекающий голодный ум. Столько вкусных ингредиентов потрачено зря.

- Только если ты попробуешь его первым, - сказала она.

Феликс промычал:

- Да ладно тебе, Эд, ты не можешь всерьез ему верить. После всего, что произошло между вами... Лука пытается загнать в твою голову сомнение.

После всего, что произошло между вами. Брат Адель произнес эти слова с таким жаром. Височная вена начала пульсировать под кожей, показывая ярость организма, в котором находилась. Яэль чувствовала, что злость эту вызывало что-то большее. Не просто слова Луки, брошенные этим вечером. Между ними произошло что-то серьезное. Эта же история выразилась на лице Луки на стадионе.

Что произошло? На что Адель должна была пожаловаться? Тайна Адель и Луки не оставляла ее в покое. Эта история могла завязать петлю у нее на шее.

Надо было позволить им поубивать друг друга.

- Одна ложка супа, - подняла палец Яэль. - Все, что я прошу.

Феликс молчал. Не двигался. Глаза наполнены ложью, зрачки расширены до предела, кровь бушует в венах.

Другого ответа Яэль и не нужно было. Она повернулась и направилась прочь.

- Куда ты идешь? - позвал он Яэль в отчаянии. Ее ботинки задели миску, стоящую на полу, расплескав жидкость по паркету, перемешиваясь с кровью Луки. Это выглядело так странно. Мясо и кровь, вместе, на полу.

- Сделаю себе суп сама, - сказала она и ушла прочь.

ГЛАВА 8 (СЕЙЧАС И ТОГДА)

10 МАРТА, 1956

ПРАГА, КОНТРОЛЬНО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ

Нанести визит в пражскую штаб-квартиру сопротивления было невозможно. Феликс следил за каждым ее шагом, его взгляд источал из себя внимательность и чувство вины одновременно. Из башни для гонщиков был лишь один выход наружу, и если бы Яэль попыталась им воспользоваться, Феликс тут же начал бы расспрашивать ее о причинах ухода. Или еще хуже, пошел бы за ней.

Ей нужно было сбросить его с хвоста, но не здесь. Запершись в ванной, она долго смотрела на волка Влада, все еще свежего, окруженного покрасневшей кожей. Затем она достала бумажку, данную ей Генрикой, и начала расшифровывать и запоминать адрес штаб-квартиры сопротивления в Риме. Завтра она вырвется вперед. Перескочит с девятого места на первое. Будет гнать, гнать, гнать, пока не достигнет Рима. Потом пойдет к сопротивлению, достанет у них файлы о Луке и Феликсе и вернется обратно, прежде чем брат Адель успеет что-то заподозрить.

Таков был план. Ей предстоял трудный день.

Когда Яэль подняла подушку, лежащую на койке в общей спальне, она нашла под ней одинокую звезду, сложенную из пропагандистских плакатов. Она была сложена очень аккуратно. Это заставило ее улыбнуться. Яэль могла бы скомкать ее и выбросить подальше, но вместо этого она положила звезду в карман, а под подушку поместила перочинный ножик, так долго хранившийся у нее в ботинке. Большинство гонщиков давно уснули. Их храп был похож на рев мотора Зюндаппа.

Яэль спала, не снимая куртки. Самая маленькая кукла, чертежная кнопка, бумажная звезда и оружие покоились вокруг нее. Волки прятались под рукавом. Она проследила за ними по памяти, назвала их в уме.

Бабушка, Мама, Мириам, Аарон-Клаус, Влад.

Доброй ночи. Доброй ночи. Доброй ночи.

ТОГДА

ВТОРОЙ ВОЛК: МАМА

ЗИМА 1945

Время между визитами к доктору Гайеру сокращалось с каждым днем. Ей больше не позволяли отдохнуть. Каждое утро врач вводил Яэль инъекции. Вливал в нее порции яда, которые тело девочки было неспособно выдержать.

Она была розового цвета, как новорожденный. Гладкие и блестящие руки рассматривались под яркой лампой доктора Гайера. Его глаза тоже блестели. Невидимые крючки растягивали улыбку все шире. Он даже шутил с медсестрой, которая никогда не смеялась.

- Работает!

Прогресс. Прогресс. Прогресс.

Сам ввод иглы не был таким болезненным, как то, что следовало за ним: угольно-черное пламя распространялось, начинаясь с руки и проникая в каждую ее клетку. Пощады не было, боль не утихала даже по вечерам, в холодной казарме номер 7. Ее кожа горела, распадалась и разлагалась, а потом снова становилась единым целым.

Боль она еще могла вытерпеть. А вот взгляды... взгляды проникали прямо в душу. Они заставляли зубы доктора Гайера расплываться в то, что он называл улыбкой. Женщины шептались за ее спиной, обсуждая странный отблеск глаз девочки, фантомно-бледный цвет кожи и волос. Девочка исчезала прямо у них на глазах, а вместо нее появлялось что-то новое.

"Монстр, монстр, монстр". Они думали, Яэль не слышит. Но она слышала. Мать Яэль быстро затыкала им рты, шипя:

- Это моя дочь, а не какой-то мутант!

Она говорила это всем в казарме номер 7, и пусть только попробуют что-то сказать о ее дочери.

Но даже мать Яэль смотрела на нее с опаской, которой раньше не было. Ее губы сжимались в тонкую полоску каждый раз, когда она возвращалась в казарму и видела дочь, свернувшуюся калачиком на койке и ноющую от боли. Брови мокрые от пота.

- До сих пор температура, - покачивала она головой, приложив руку ко лбу дочери. Затем поворачивалась к подруге по казарме: - Мириам, принеси немного снега.

Он всегда быстро таял. Снег, который приносила Мириам, каплями стекал по ее коже сотнями различных дорожек. Косо по шее пробирался под одежду.

- Тебе не холодно, Яэль? - девочка постарше содрогнулась, засунув ладони в подмышки, чтобы согреться.

- Она не такая, как мы, - ответила мама Яэль. Хоть ее волосы и были слишком короткими, женщина все равно провела по ним пальцами. - Она больна.

Но ей было холодно. Мурашки бегали по ее коже, а изнутри она горела. Лед и огонь. Вместе. Невозможное сочетание.

- Н-нет, - прокашляла Яэль. - Я не другая. Я такая же.

Мама не ответила. Она все еще гладила дочь по голове пальцами, такими худыми и тонкими, что Яэль чувствовала скальпом ее кости.

- Ты выглядишь по-другому, - Мириам взметнула голову.

Такая же, хотела снова крикнуть Яэль. Внутри она все та же. Это самое главное. Та же девочка, что играла в мяч с другими детьми на улицах, контролируемых гетто. Это она не отпускала край материнского пальто, когда их запихнули в поезд. Это она плакала, когда на ее коже вытатуировали проклятые цифры. Это она плакала еще сильнее, когда поняла, что номер останется с ней навсегда.

Она хотела рассказать им все это, но яд доктора Гайера был слишком силен. Яэль лежала, но голова у нее кружилась, воспоминания вспыхивали, как фрагменты разбитого стекла, стекаясь в одну картинку. Разбитые мысли. Над ней слышны были молитвы, исходящие от матери: