Констанца (СИ) - Соколина Наталья. Страница 24

Монах растерянно сел: — Ален??

Тот поднял голову, стянул с себя капор, криво улыбнулся настоятелю: — благословите, батюшка Михасий и за обман простите!

— Да… как же…, Ален…, откуда ты…, почему…, - он машинально осенил наёмника знаком Всеблагого, подал руку для поцелуя. Тот прикоснулся губами к пухлому запястью:

— дела у меня тут были, святой отец. Теперь вот надо бы в столицу, но так получилось, что нас с Констанцей, — он улыбнулся девушке, глядящей на них широко распахнутыми глазами, пытаются изловить. Спасибо тёте Рамоне, вывезла нас из Гваренеда.

— Да-а, дела-а… Ну, ладно, — теперь настоятель был деловит и собран: — давайте-ка сейчас переезжайте в хорошие комнаты, там и поужинаем. А потом ты, Ален, скажешь мне, чем я могу вам с девушкой помочь. Может, охрану дать? У нас братия много с мечами упражняется, глядишь, тебе и пригодится их умение.

— Спасибо, батюшка Михасий, — Ален отрицательно мотнул головой, — не надо нас переселять, мы здесь переночуем. Разве что тётя Рамона? — Он вопросительно посмотрел на монахиню. Та махнула рукой:

— я тоже здесь останусь. Хочу с вами поговорить, прежде, чем лечь спать.

— Ну, смотрите, — отец Михасий пожал могучими плечами, скомандовал: — Ален, накинь капюшон на голову, — потом оглушительно хлопнул в ладоши. Дверь тихо отворилась, вошёл молодой послушник, поклонился присутствующим. — Накрывай на стол, брат Феофил!

В последующий час они предавались греху чревоугодия. Громадная жареная индейка, тающая во рту рыба, копчёные колбасы, пироги с дичью, мясом, соленья и маринады, маленькие сладкие пирожки с яблоками, вишней, медовые коврижки, красное и белое вино.

Настоятель с аппетитом вкушал яства, шутил, громко и со вкусом хохотал, не забывая подкладывать куски то индейки, то рыбы матушке Рамоне и Констанце. Ален в уговорах не нуждался, успевая энергично подчищать тарелку и расспрашивать отца — настоятеля о жизни в монастыре.

Насытившись и допив оставшееся в кувшинах вино, гостеприимный хозяин и гости распрощались до утра.

Констанца поняла, что сейчас ей предстоит разговор с матушкой Рамоной. Она была полна решимости рассказать ей всю историю своей коротенькой жизни и, может быть, даже попросить совета.

Монахиня зевнула, деликатно прикрыв рот ладонью: — Позволь мне умыться первой, Констанца. — Потом повернулась к наёмнику: — шёл бы ты, Ален, к себе в комнату. Завтра рано вставать.

Девушка встала, нерешительно двинулась вслед за настоятельницей, но мужчина придержал её за руку. Глядя в спину скрывающейся в спальне матушке Рамоне, прошептал: — Констанца, пообещай мне, что не станешь безоговорочно соглашаться с ней, что бы тётушка тебе не предлагала!

Констанца с недоумением посмотрела на него: — но, Ален, она хорошая! Мне кажется, она сможет посоветовать, как мне жить дальше!

— Конечно, хорошая, и я искренне люблю её, но дай мне слово, что не будешь принимать никаких решений сегодня вечером! Обещаешь?

Она неуверенно кивнула, — хорошо, не буду.

Наёмник облегчённо вздохнул: — вот и умница. Не забудь — ты дала мне слово.

****

Констанца постелила постель себе и монахине. Та вскоре вышла из-за ширмы, одетая в длинную, до полу, шёлковую ночную рубашку. Такую же она подала девушке: — я думаю, твой багаж остался в таверне, так что не побрезгуй принять от меня эту. Слава Всеблагому, я успела собрать свой дорожный сундук.

— Матушка Рамона, у меня нет никакого багажа! Спасибо вам за рубашку, иначе я бы спала в одежде.

Та спокойно кивнула: — садись, милая. Расскажи мне, как же получилось, что молодая невинная девушка путешествует с чужим незнакомым мужчиной.

Констанца покраснела, опустила голову: — матушка, я… потеряла невинность… — слёзы заструились из глаз против её воли. Монахиня нахмурилась:

— Ален??

— Нет — нет, Ален не причём. Я расскажу вам всё…

Сцепив руки на коленях так, что побелели косточки, сдерживая дрожь, Констанца рассказала настоятельнице, как она не верила тому, что говорили о лорде Нежине, как встретилась с ним и почти влюбилась, как стражники увези её из родного дома, а он обманом удерживал её в замке. Она снова заплакала, рассказывая, как его милость лишил её невинности, а потом наказал за побег. Девушка даже решилась приспустить с плеч ночную рубашку, показывая рубцы. Монахиня ахнула, увидев три грубых багровых полосы, изуродовавших девичью спинку.

— Матушка Рамона, я глупая, неблагодарная, падшая женщина! Я принесла несчастье и горе папе, я не верила людям старше и умнее меня и за это жестоко наказана! Я не знаю, что будет со мной и, порой, мне кажется, что было бы лучше, если бы я умерла! — Рыдания сотрясали её тело. Тронутая таким отчаянием, мать-настоятельница села рядом с Констанцей на постель, обняла за плечи, привлекла к себе.

— Не плачь, девочка, всё пройдёт, твоя боль заживёт, твой папа простит тебя, ведь он тебя любит. Успокойся, расскажи мне, где ты встретилась с Аленом.

Констанца выпила воды из стоящего на столе кувшина, постаралась взять себя в руки. Монахиня смотрела на неё печально и ласково, и сердце Констанцы переполнилось благодарностью к этой спокойной доброй женщине, жалеющей её, готовой выслушать и, может быть, наставить на верный жизненный путь.

— Матушка Рамона, я снова убежала от Его милости. Он… он снова пытался сделать ЭТО со мной. Он смеялся и говорил, что я буду спать в его спальне и …, - она замолчала, стискивая пальцы. — Добрые люди помогли мне, дали одежду и лошадь, научили, что говорить. Я приехала в Гваренед, но оказалось, что данн Отис уехал на каникулы к родителям. Он был моей единственной надеждой, поэтому я решила ждать, когда он вернётся. Я поселилась в “Кружке наёмника”. У меня оставалось совсем мало денег, я боялась, что его милость меня найдёт, поэтому совсем не выходила из таверны. Но это не помогло. Меня нашли стражники лорда Нежина, а самый страшный из них Кром. Он потащил меня на улицу, а я плакала и отбивалась. В обеденном зале сидел наёмник. Это был Ален. Он вступился за меня. Я напугалась, когда он оказался ведьмаком. Ален спас меня от возвращения в замок, а потом не бросил. Матушка Рамона, — Констанца подняла на монахиню заплаканные глаза, — прошу вас, не ругайте Алена за то, что он связался с глупой девчонкой! Я…не знаю, что бы было со мной, если бы не он! Я всю жизнь буду молить за него Всеблагого!

— Констанца, ты, действительно, глупышка, — мать-настоятельница мягко улыбалась, — я не собираюсь его ругать, Алену тридцать один год, он взрослый человек и сам решает, как ему поступать. Но скажи мне, с чего ты взяла, что он наёмник? Это он тебе сказал?

Девушка пожала плечами: — нет, он ничего не говорил, это я сама догадалась. Он…такой…какой-то жёсткий, у него большой длинный меч и рукоятка сильно потёрта, а одет он плохо и, когда я его увидела, он ел… так жадно, быстро… Я подумала, что ему мало платили, он был голодный и усталый. А он не наёмник?

Матушка Рамона развеселилась: — ну, если он показался тебе наёмником, значит, так и есть! Констанца, — она серьёзно посмотрела на девушку, — твоя жизнь не определена, вернуться домой ты не можешь, но я могу предложить тебе замечательное будущее…

— О, матушка, я знаю, что вы не посоветуете мне плохого!

— Да, милая, я предлагаю тебе жизнь, полную добра, мира и спокойствия. Ты станешь послушницей, а потом и монахиней в моём монастыре. Поверь, лорд Нежин не сможет достать тебя из обители, а ты посвятишь свою жизнь молитвам, заботам о бедных и болящих, отринешь все мирские суетные тревоги.

Констанца мрачно подумала, что ей предлагают заживо лечь в гроб. Не зря Ален требовал, чтобы она не соглашалась на предложение его тётки. Он догадывался, какое оно будет. Мысль об Алене тёплой волной накрыла всё её существо. Она поймала себя на мысли, что, если бы не настоятельница, она побежала бы сейчас в его комнату, чтобы только посмотреть, как он спит, твёрдо сжав сухие губы и хмурясь даже во сне.

— Констанца, ты слышишь меня? — Голос монахини вернул её к действительности. Она покраснела: