Маршал грозового мира (СИ) - "Юста". Страница 21
Ещё с прошлого вечера Хор понял, что рассказывать разные истории Эвальд с его живой яркой фантазией умеет и любит, однако не проявляет назойливости в этом плане. Он вообще умел чувствовать настроение собеседников и моментально перескакивал куда-нибудь, если видел, что слушателям не по вкусу тема.
Спустя час увлекшей всех их беседы общим решением Хора послали за рояль: репетировать новые ноты. Остальные продолжили обсуждать последнюю речь Фаркасса Эссентессера, только Хемена уже не разжимала губ, хоть и с заинтересованным выражением лица слушала брата, сестру, гостя и бренчание Хора,путавшегося в гармонии. Снова он знал мотив, но не мог толково попасть по клавишам согласно сложным нотам Эвальда.
А сам хозяин нот в это время рассказывал, как насильственно отучился курить. В рассказе прозвучало имя Адилунд, и Хор моментально навострил уши, однако все оказалось банально: поборница здорового образа жизни Раль, видя, что названый брат дымит, как паровоз, тайком вымочила его сигареты в молоке, а сама сказала, что они просто подмокли от разлитой воды. Покурив такую бомбочку замедленного действия, Эвальд почувствовал тошноту и весь вечер не отходил от раковины. Больше он к табаку не прикасался. История, рассказанная неизменно шутливым тоном, показалась Хору странной. Насколько он знал, Раль не любила вмешиваться в чужие жизни, менять в них что-то, если человек этого принципиально не хотел, пусть бы она и приносила этим пользу. Скорее уж шутку с сигаретами провернула лисичка Халана, сегодня уже меньше щурившая глаз, а Раль, возможно, взяла на себя вину. Ну не выдумал же Эвальд эту историю просто так.
Наконец Хор объявил:
- Я готов. Честно говоря, не понимаю, какое удовольствие вам приносит мое неуклюжее музицирование на заднем плане, гораздо удобнее репетировать до вечера.
- Нет, лучше, когда прямо здесь, - похоже, Илана собиралась стоять на своем до конца. Эта дама брала пример с брата и совершала действия по совершенно пустяковым причинам. - Тогда вся песня становится частью этого вечера. А иначе у вас просто концерт будет.
- Ваша логика очаровательна, хоть и не до конца понятна, - решил взять пример с Алексиса в плане комплиментов Хор и повернулся к Эвальду: - Начнем?
- Конечно, - кивнул он.
Хор заиграл вступление, которое, возможно, человек с хорошей музыкальной памятью успел бы выучить наизусть за время репетирования. В звучание рояля влился голос Эвальда.
Ветер уснул. Облака периной
Спрятали ласковый лунный свет.
Стих над рекой резкий крик звериный,
Сгладился жизни тревожной след.
Полный покой, только плещут воды,
Даже сейчас в свою даль спешат,
Спрятаны синие неба своды,
Гордо над миром живых молчат.
Вдруг шевельнулось - шум, шум полета.
Птицы? Но те подчинились сну.
Кто-то небесный, крылатый кто-то
В мирную ночи летит страну.
Вот два стремительных силуэта
Вмиг прочертили ночную мглу.
Ангелы это? Иль духи это?
Кто подчинил неба высь крылу?
Ветер поднялся, гостям внимая,
Душам их и беспокойным снам,
Ветер подул, тучи разгоняя,
Дал свет луне и умчался сам.
Снова затихло - другим покоем,
Засеребрилась луной река,
Берег откликнулся волчьим воем,
В воздух впиталась его тоска.
Прямо к воде опустилась пара,
Он - юный воин с мечом в руках,
Чудного он обладатель дара,
В детства отринувший слово “страх”.
Льнула к нему его дама с лаской,
Руки-крыла за спиной сложив,
И, наслаждаясь чудесной сказкой,
Тихо шептала: “Уйди от битв
И распрощайся с разящей сталью,
Ждать тебя с боя нет больше сил…”
Он ей кивнул и, вздохнув с печалью,
В реку клинок верный опустил.
Каждый поклялся, что будет верен,
В сумраке скрылись они ночном.
Так и не понял цветущий берег,
Было то жизнью иль чудным сном.
В теплые струи упали слезы
В ивы впитался печальный смех
Каждой весной берег видит грезы,
В них эта пара прекрасней всех
И долетают их счастья звуки:
Радостно шепчет она ему:
“Милый, тебя, хоть и крылья - руки,
Небом, полетом я обниму”.
Эвальд закончил, улыбнулся, поклонился и послал всем присутствующим воздушный поцелуй. Илана захлопала, Алексис засиял, Хор для красоты момента тоже встал и поклонился.
- Просто восхитительно, - воскликнул автор песни. - Эвальд, это восхитительно! Я, признаться, переживал за немного неправильный ритм стихотворения, но в вашем исполнении это сглаживается, и получается идеально!
- Благодарю вас за приятные слова и за прекрасное стихотворение, - улыбнулся в ответ певец. - Оно достойно такого звучания.
Хор был согласен: стихи и музыка действительно сочетались, и отталкивающей слащавости в тексте не чувствовалось. Между Иланой и Алексисом моментально завязалось обсуждение песни, а Эвальд шагнул к Хору и, по-прежнему улыбаясь, шепнул ему на ухо:
- Вы хотели посмотреть на Мистералей - вот они, Мистерали, самые обычные люди со своими радостями и проблемами. Нет в них ничего неординарного, что следовало бы изучать под лупой или даже микроскопом, никаких великих тайн. Все, что только можно назвать необычным, сосредоточено в главе семьи, а все прочие ничем не отличаются от вас, Мальс Хорана. У вас тоже хватает тайн, я знаю.
Он выпрямился и посмотрел на удивленного Хора. Карие глаза светились искренностью и дружелюбием, совершенно не желая походить на маску.
Эвальд Мистераль прекрасно понял, ради чего его пианист приходил на эти вечера, понял - и, кажется, нисколько не осуждал его за это. Во всей тираде читался беспечный посыл: хватит искать здесь великие тайны, это развлекательные вечера, все тут - обыкновенные люди, вливайтесь в общее веселье, Мальс Хорана, и не забивайте себе голову глупостями.
Положительно, Эвальда Хор не понимал. А тот, на мгновение оглянувшись на Хемену, которая, подойдя к остальным, что-то серьезно говорила сестре, продолжил все так же на ухо:
- Вот с главой семейства, с нашим уважаемым Рэром вам лучше не конфликтовать и вообще не контактировать. Ему даже судьба прислуживает. Его враги то добровольно со сцены уходят, то просто умирают, и добрый десяток лучших лекарей в один голос заявляет, что криминала в этом нет.
- Умирают? - тоже шепотом спросил Хор.
Эвальд спокойно кивнул.
- Например, Мильварес Зорренд. В прошлом году его опухоль доконала, а он и Рэр как кошка с собакой были, об этом вся столица знала.
- А Хэльмонт Ричардель случайно не относился к числу его врагов? - не смог не задать вопроса Хор.
К его удивлению, Эвальд на мгновение наморщил лоб, вспоминая, а затем опять кивнул.
- К числу не таких уж явных, но в некоторых важных вещах они не соглашались, да. Хэльмонт же тоже погиб в прошлом году, верно? Ну вот. Рэру точно судьба прислуживает, так что лучше от него держаться подальше, - он вполне искренне улыбнулся и отошел от Хора к Хемене.
- О чем вы там шептались? - негромко полюбопытствовала она.
- Договаривались, что споем в следующий раз, но - тс-с-с-с, а то Халана услышит, - опять заулыбался Эвальд.
А Хор не мог отвести от него взгляда и снова и снова прокручивал в голову одну мысль.
Хэльмонт Зорренд и Мильварес Ричардель мешали Рондеру Мистералю. Старейший из Зоррендов говорил о медном шлеме.
А что, если медный шлем - это иносказательное обозначение рыжих волос?
Рыжими традиционно были все главы семьи Мистераль. Эвальд не мог похвастаться таким уж ярким цветом, но рыжина в волосах имелась и у него. Те, кому насыщенности недоставало, брали в жены огненноволосых девушек, чтобы не нарушать традицию.
Если Хор думал правильно, то таинственного Кея направлял в его деятельности Рондер Мистераль, главный экономист Грозового Мира и фактически его правитель. Он вполне мог приказать Кею помочь Хемене с её проблемами, поскольку имел заинтересованность в карьере дочери. В таком случае опасность всей ситуации для Раль заметно снижалась, чего нельзя было сказать о самом Хоре.