Распутин. Тайна его власти - Хереш Элизабет. Страница 40

Каждый знает его старание и работу, все знают, что ему не дано отдыхать, а постоянно совещаться, и его решения всем известны через нашу императрицу Александру Федоровну, у которой слабое здоровье; Матушка царица занимается только своими дочерьми и воспитанием своего сына, престолонаследника Алексея Николаевича а доказательство воспитания: как горит в нем любовь к Родине, как солнце — и любовь взаимна, они не знают, почему они его так все любят, он благословлен (…) — Великая княжна Ольга Николаевна имеет как раз царские глаза и доброту и сильный ум и может (могла бы) без труда управлять страной…»

Чтобы как-то утешить себя во время, когда против безвинно (по мнению царицы) преследуемого «Святого» плелись всяческие интриги, Александра увлеклась чтением высказываний Распутина, которые после каждой встречи с ним записывала в тетрадь, ставшую уже довольно толстой. На каждой странице нарисован крест, как это обычно бывает в переписке духовных лиц. На обложке — «посвящение», очевидно, с трудом написанное самим Распутиным разборчивым каллиграфическим почерком: «Здесь мой покой, славы источник, во свете свет. Подарок моей сердечной Маме. Григорий. Февраль, 1911».

Подразумевая за каждым словом Распутина глубокомысленные и не сразу открывающиеся мудрости, государыня, очевидно, придает значение и каждому бездумно сказанному изречению своего «духовного вождя» (стараясь точно и аккуратно фиксировать его в дневнике):

«Учиться, тогда станешь настоящим учителем. Никого не учи, учись только сам (…) Даже я, уже давно живущий и все переделавший, не стану говорить, что Господь уже закончил свои испытания, а жизнь заставляет меня учиться дальше. И с любовью я воспринимаю уроки жизни…»

Как видно из записей, Распутин не упустил возможности настроить царицу против аристократии.

«Проклятые аристократы еще не видели правдивого света. Они думают, так как они чем-то владеют, то что-то собой представляют и всегда могут быть правы; нужно им сказать: Знай правду и не действуй против христианина и православного народа (…)

Если Земное мешает духовному равновесию, то от этого усиливается небесное видение. Здесь пасмурная погода, потом солнце… Но друзья значат больше, чем солнце; солнце согревает, но друзья могут, даже если друг друга и не видят быть близкими, близкими к престолу…»

Очевидно, тем самым Распутин хочет заверить государыню в том, что постоянно помнит о ней.

Идея не беспокоиться ни о чем и ни о чьем мнении, кроме мнения Бога, вероятно, тоже исходит от Распутина: «Любите только бога. У Вас нет другого идеала, кроме Бога и Вашей святости (имеется в виду освящение через помазание при коронации). Не утешайтесь ни чем другим, кроме церкви и природы…»

«Любовь — это идеал ангельской чистоты и мы все братья и сестры во Христе. Нельзя выбирать, так как все мужчины и женщины одинаковые, и любовь должна их делать равными, любовь спасет всех (…) Зло и все раны исцелятся у того, кто спасается любовью. Это происходит не за один год, а требует многих лет идеальной любви».

Лояльный председатель совета министров Коковцов чрезвычайно озабочен. Он никогда не понимал готовности царицы поставить на карту репутацию династии в угоду Распутину.

Еще хуже он относится к позиции Александры Федоровны «не искать поддержки других», не только потому, что не может разделять далекие от реальности представления о возможности изолироваться от мира, но также и оттого, что знает: царица таким образом хочет оппонировать парламенту. Уже одно его существование, по ее мнению, означает для самодержавия ослабление власти, которую она хочет сохранить для сына (по возможности) в нетронутом виде. Безусловно, государыня находится под впечатлением внушаемых Распутиным мыслей. Уж он не мог упустить возможности внушить ей мысль о «вредности» Думы. — ведь там у него были злейшие и самые авторитетные враги.

И вот случилось то, чего Коковцов с удовольствием бы избежал: ему придется заниматься «трагическим случаем» — как он называет дело Распутина. Коковцов давно придерживается мнения, что Распутин должен покинуть Петербург. С ним солидарны лидер октябристов и бывший председатель Думы Гучков, а также ее новый председатель Родзянко.

Просьба Коковцова об аудиенции с царем выполняется не сразу. Он обращается к его матери. Вдовствующая царица Мария Федоровна страдает больше всего от скандалов и упрямства молодой императорской четы. Она лучше других чувствует, что авторитет и влияние ее сына принесут династии вред.

«Моя несчастная невестка, — вздыхает царица-мать, — не понимает, что ведет к краху династию и себя. Она слишком глубоко верит в святость этого выскочки, а мы все бессильны отвести несчастье…»

После беседы с Коковцовым она обещает поговорить со своим сыном Николаем, поскольку влияние на него еще сохранила: царь передает Коковцову просьбу самому встретиться с Распутиным.

В то же время премьер-министр получает неожиданную телеграмму. Она от Распутина, и он просит в ней назначить срок встречи.

Коковцов медлит — отклонить просьбу Распутина об аудиенции нежелательно. Он приглашает на встречу своего зятя, Валерия Н. Мамонтова, члена Сената, который знаком с Распутиным. Встреча только подтверждает представление Коковцова о скандальном сибирском мужике, а также и склонность Распутина к комедиантству:

«Когда Р. (Распутин) вошел в мой кабинет и сел на стул, меня поразило отталкивающее выражение его глаз. Глубоко посаженные, близко поставленные, маленькие, стального цвета, они смотрели на меня, словно просверливая, и Р. долго не отводил от меня взгляда — очевидно, хотел оказать гипнотическое воздействие или просто меня изучал, поскольку видел меня впервые. Потом он вдруг отвел от меня взгляд, повернул голову и уставился в потолок, на плафон, затем взглядом скользнул по всем карнизам — а потом вдруг опустил голову и уставился в пол. В течение всего времени он молчал. Мне казалось, мы целую вечность находились в этой бессмысленной ситуации, и я, наконец, обратился к Р.:

— Позвольте, Вы хотели меня видеть. Что Вы хотели мне сказать? Так мы можем просидеть здесь до утра.

Мои слова, казалось, не произвели никакого впечатления. Р. бормотал с глуповатой улыбкой идиота:

— Просто так. У меня нет никаких планов. Я просто смотрю, насколько высока комната.

Он опять погрузился в молчание, устремив взгляд к потолку. От этого затруднительного положения меня избавил Мамонтов, который только что вошел. Приветствуя Распутина, он обменялся с ним поцелуями и сразу спросил, правда ли, что он — Р. — планирует вернуться домой. Вместо того, чтобы ответить Мамонтову, Р. направил сверлящий взгляд своих холодных глаз на меня и сказал, как бы машинально:

— Почему я должен уехать? Мне не разрешают здесь жить и клевещут на меня?..

Я перебил его:

— Да, Вы действительно хорошо сделаете, если поедете. Клевещут ли на Вас или говорят правду, Вы должны понять, что здесь не Ваше место, что Вы вредите Государю, когда появляетесь при дворе, особенно, если говорите о Вашей близости к царскому двору и при этом рассказываете всевозможные глупости о Ваших невероятных выдумках и заключениях.

— Кому я что говорю — это все равно. Все клевещут на меня, все выдумывают что-то. Зачем я хожу во дворец? Почему же они меня зовут?

Распутин выглядел почти разгневанным. Но Мамонтов успокоил его своим спокойным мягким голосом:

— Ну, те или иные грехи, Григорий Ефимович… Ты ведь сам всегда рассказываешь вещи, о которых бы тебе лучше не говорить. Но речь не об этом, а о том, что ты меняешь министров, принимаешь людей, которые не стесняются приходить к тебе со всевозможными просьбами, чтобы ты кому-то за них писал прошение.

Подумай сам хорошенько об этом и скажи мне с чистой совестью, зачем к тебе ходят всевозможные генералы и чиновники высокого ранга? Может быть, не для того, чтобы ты замолвил за них словечко? И люди, может, просто так дарят тебе подарки, приносят продукты и выпивку? И для чего делать из этого тайну? Ты ведь мне сам сказал, что сделан Саблера обер-прокурором Синода.