Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II) - Белоусов Петр "Составитель". Страница 14

В этот момент вмешивается Татьяна Николаевна:

— Но, мама, если отец неизбежно должен ехать, нужно все-таки что- нибудь решить.

Я поддержал Татьяну Николаевну, сказав, что Алексей Николаевич чувствует себя лучше и что мы будем хорошо за ним ухаживать.

Чувствовалось, как сомнения раздирали душу Ее Величества, она шагала туда и назад по комнате, она продолжала говорить, но больше сама с собою, нежели с нами. Наконец, она подошла ко мне и сказала:

— Да, так лучше; я поеду с Государем, я поручаю Вам Алексея!..

Спустя мгновение вошел Император; Императрица двинулась ему навстречу:

— Решено, я поеду с тобой, и Мария будет нас сопровождать.

Император ответил:

— Хорошо, раз ты это желаешь.

Я возвратился к себе, и весь день прошел в приготовлениях. Князь Долгорукий и доктор Боткин будут сопровождать Их Величества, так же как Чемодуров (камердинер Государя), Анна Демидова (горничная Государыни) и Седнев (лакей Великих княжон). Было решено, что 8 офицеров и солдат охраны поедут вместе с ними.

Все время после полудня семья провела у кровати Алексея Николаевича.

Вечером, в десять часов с половиной, мы поднимаемся пить чай. Императрица сидит на диване, две ее дочери сидят по обеим ее сторонам. Они так много плакали, что лица у них распухли. Каждый из нас старается скрыть свои мучения и казаться спокойным. Мы сознаем, что, если один из нас поддастся, все остальные последуют ему.

Император и Императрица серьезны, сосредоточенны. Чувствуется, что они готовы на любую жертву, включая их собственную жизнь, если Господь, пути Которого неисповедимы, потребует это для блага Отечества. Никогда они не высказали нам столько доброты и заботы, как в этот вечер.

Их спокойствие, невозмутимость, их чудотворная вера воспринимались нами.

В одиннадцать часов с половиной слуги собираются в большой зале. Их Величества и Мария Николаевна прощаются с ними. Государь целует всех мужчин, Государыня — женщин. Все плачут. Их Величества уходят; мы все идем вниз — в мою комнату.

В три с половиною часа во двор въезжают повозки. Это все ужасные тарантасы (крестьянские повозки, состоящие из большой сделанной из лозы корзины, положенной на двух длинных жердях, заменяющих рессоры, без сиденья), в которых сидеть и лежать можно на самом дне. Только одна повозка имеет покрышку. Мы находим на заднем дворе немного соломы, которую мы расстилаем на дне повозок. В повозку Государыни мы кладем матрац.

В четыре часа мы поднимаемся в комнаты Их Величеств, которые в это время выходят от Алексея Николаевича. Государь, Государыня и Мария Николаевна с нами прощаются. Государыня и Великая княжна в слезах. Государь спокоен и говорит каждому из нас ободряющие слова; он нас целует. Прощаясь со мной, Государыня просит меня не провожать и остаться при Алексее Николаевиче.

Я вхожу к ребенку, который плачет в своей кровати.

Через несколько минут мы слышим стук колес отъезжающих повозок. Великие княжны, возвращаясь к себе, рыдают, проходя мимо дверей комнаты их брата…

Суббота, 27 апреля. Возница, который отвозил Императрицу к первой остановке, приносит записку от Марии Николаевны: на дорогах распутица, условия путешествия ужасны.

Как сможет Государыня перенести это путешествие? Какой страх испытываем за них!

Воскресенье, 28 апреля. Полковник Кобылинский получил телеграмму, извещающую, что все благополучно прибыли в Тюмень в субботу вечером, в 9 часов с половиною.

В большом зале поместили походную церковь, священник сможет служить обедню, так как имеется освященный алтарь.

Вечером приходит вторая телеграмма из Тюмени: „Путешествуем в хороших условиях. Как здоровье маленького? Да будет Господь с вами“.

Понедельник, 29 апреля. Дети получили из Тюмени письмо от Императрицы. Путешествие было утомительное. При переезде ручьев вода доходила лошадям до брюха. Несколько раз ломались колеса.

Среда, 1 мая. Алексей Николаевич встал. Нагорный занес его к его креслу на колесах, его вывозили на солнце.

Четверг, 2 мая. До сих пор никаких известий с тех пор, как они покинули Тюмень. Где же они? Они могли уже во вторник приехать в Москву.

Пятница, 3 мая. Полковник Кобылинский получил телеграмму, что путешественники задержаны в Екатеринбурге. Что произошло?

Суббота, 4 мая. Грустный канун Пасхи. Все подавлены.

Воскресенье, 5 мая. Пасха. До сих пор никаких известий.

Вторник, 7 мая. Дети наконец получили письмо из Екатеринбурга, сообщающее, что все здоровы, но ни одного слова, почему произошла задержка в Екатеринбурге. Сколько опасений проскальзывает между строк.

Среда, 8 мая. Офицеры и солдаты нашей охраны, которые сопровождали Их Величества, вернулись из Екатеринбурга. Они рассказывают, что поезд Императора по прибытии в Екатеринбург был окружен красногвардейцами и что Император, Императрица и Мария Николаевна заключены в доме Ипатьева, что князь Долгорукий находится в тюрьме и что они сами были освобождены лишь после двухдневного ареста.

Суббота, 11 мая. Полковник Кобылинский устранен, и мы подчинены Тобольскому Совету.

Пятница, 17 мая. Солдаты нашей охраны заменены красногвардейцами, прибывшими с комиссаром Родионовым, который приехал за нами. Генерал Татищев и я считаем нашим долгом задержать наш отъезд возможно дольше, но Великие княжны стремятся возможно скорее соединиться со своими родителями, и мы не считаем себя вправе противиться их страстному желанию.

Суббота, 18 мая. Всенощная. Священник и инокини были раздеты донага и обысканы по приказанию комиссара.

Воскресенье, 19 мая (6 мая старого стиля). День рождения Государя…

Наш отъезд назначен на завтра. Комиссар отказался впустить священника, он запретил Великим княжнам закрывать их дверь на ночь. В 11 часов с половиною мы покидаем дом и грузимся на „Русь“. Это тот же самый пароход, который привез Их Величества и нас 8 месяцев тому назад. Баронесса Буксгевден, которой разрешили ехать вместе с нами, присоединилась к нам. В 5 часов мы покидаем Тобольск. Комиссар Родионов запирает Алексея Николаевича в его каюте вместе с Нагорным. Мы протестуем; ребенок болен, и доктор должен иметь возможность входа к нему в любое время.

Среда, 22 мая. Сегодня утром мы прибыли в Тюмень. Прибыв 22 мая в Тюмень, мы немедленно были отправлены под сильнейшим конвоем к специальному поезду, который должен везти нас в Екатеринбург. В то время когда я собирался войти в вагон вместе с моим учеником, я был отстранен от него и загнан в вагон 4-го класса, который, как и все прочие вагоны, охранялся часовыми. Ночью мы прибыли в Екатеринбург, поезд был остановлен вдали от города. Около 9 часов утра (23 мая) появилось несколько извозчичьих повозок, которые выстроили вдоль поезда, и я увидел четырех мужчин, направляющихся к вагону детей.

Прошло несколько минут, и мимо окон моего вагона прошел преданный Алексею Николаевичу Нагорный, неся маленького больного на руках; за ними шествовали Великие княжны, неся чемоданы и мелкие предметы. Я хотел выйти, но часовой грубо отпихнул меня обратно в вагон.

Я вернулся к окну: последней шла Татьяна Николаевна, неся свою собачку и с трудом волоча тяжелый коричневый чемодан. Шел дождь, и я видел, как она на каждом шагу увязала в грязи. Нагорный поспешил к ней на помощь; он был грубо отброшен одним из комиссаров… Через несколько минут извозчики тронулись, увозя детей в сторону города.

Как мог я предположить, что мне не суждено более увидеть тех, возле которых я провел столько лет! Я был уверен, что за нами вернутся и что вскоре мы снова будем вместе. Между тем проходили часы. Наш поезд был введен на станцию, и я видел, как вели под конвоем генерала Татищева, графиню Гендрикову и барышню Шнейдер. Несколько позже наступила очередь Волкова — лакея Государыни, Харитонова — главного повара, лакея Труппа и маленького Леонида Седнева — четырнадцатилетнего поваренка.

За исключением Волкова, которому удалось бежать, и маленького Седнева, которого пощадили, никто из перечисленных не вышел из рук большевиков.