Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга. Страница 48

- Девочки, а ну-ка быстро в бассейн!! - залетает, как ураган, в сауну Джей-Ви в длинных купальных кислотного цвета шортах, и замирает, вытаращив глаза. - Вера, Варя, нифига себе! Умоляю, продолжайте!

Девочки, кто без купальников, начинают визжать, прикрываться и выгонять его. Вера отрывается от Вари, находит в себе силы улыбнуться и вместе со всеми выбегает на улицу, прыгает в бассейн, проплывает несколько метров. Оборачивается и видит, как Варя показывает ей знак позвонить.

Подозрительный Белов нашел себе чокнутую ревнивую лесбиянку. Отлично. Хорошо, что родители ни о чем не узнают. А насчет обвинения в изнасиловании нужно будет уточнить. Серьезная тема. Артем никогда даже не заикался о подобном, но вряд ли Варя бы стала шутить столь странным образом. Должно быть, там какое-то недоразумение.

Веселье продолжается, градус напитков повышается. Многие уже начали целоваться прямо в бассейне, вечеринка начинает выходить из-под контроля, становится бесстыжей. Все эти люди приехали сюда хорошенько выпить и потрахаться, никаких сомнений. Удивляет то, что все они друг с другом отлично знакомы и часто видятся.

Вера спешит в дом, переодевается в свое платье и идет на поиски Белова. Он на кухне все в той же шляпе пьет горячий витамин С - на столе перед ним пачка любимых витаминов - и серьезно разговаривает с Димкой, обсуждает макет очередной тату.

Белов трезв, как стекло, потому что готовится при случае глотать транквилизаторы и обезболивающее. Кажется, ему здесь скучно, глаза сонные, иногда он зевает, прикрывая рот ладонью.

- Горло опять? - спрашивает Вера, он быстро кивает, обнимает ее, присаживая рядом, продолжая говорить:

- Ну и когда будут эти чернила? Ты ж обещал до августа начать раскрашивать. - А ей шепчет: «Хорошо попарилась?» - Вера несколько раз кивает, гадая, как скоро ему донесут о ее приключениях, и как он к ним отнесется.

- Что именно раскрашивать? - спрашивает она вслух. Вик показывает на голень правой ноги. Вера еще ни разу не видела его ноги. Ни ноги, ни плечи, ни живот или спину. Столько ночей провела рядом, он, должно быть, изучил ее тело по сантиметрам, а ей ни разу не повезло его раздеть. Дима и тот знает больше. Он смотрит на Вика своими нереальными бирюзовыми глазами с карими радужками, кивает.

- Ну, сам понимаешь, бывают накладочки с поставками. Я не буду твою кожу бить обычными чернилами, не проси. Я вообще взялся за твои ноги только по дружбе.

- И потому что ты безумный художник.

- Ага, нормальный в глаза краску не зальет. Да же, Вера? - внезапно переключает взгляд на нее, смотрит в упор.

- Ой, прости, - она ловит себя на мысли, что пялится. Но как можно не пялиться, когда белки его глаз ярко-бирюзовые, а взгляд гипнотизирует, мгновенно ловит в ловушку, не выпуская. Через пару секунд напрочь забываешь о некрасивом родимом пятне Димы, есть только его глаза, от которых невозможно оторваться. Страшно красиво - приходит на ум определение.

- Еще скажи, что ты не ожидал, что все, глядя на тебя, будут думать только о том, какой ты психопат, раз залил в глаза краску, - тут же заступается за нее Белов.

- Можно подумать, кто-то в здравом уме возьмется бить шрамированную кожу, - отвечает тот с вызовом.

- О чем спор? - к ним подходит Джей-Ви с очередной девицей в объятиях. Хорошо выпившая, она тянется к Вику, хочет обнять его за шею сзади. Вера делает движение, будто закрывая его, загораживая, та смеется:

- Ну, к тебе не подобраться сегодня! - восклицает. Делает взмах рукой, жестикулируя, и задевает стакан на столе. Тот, как в замедленной съемке, переворачивается, и содержимое выливается частично на стол, а остальное - прямо на живот Белова. Целый полный до краев стакан, Вик успел сделать лишь несколько глотков. Он пытается его поймать, но не выходит.

Вера быстро опускает руку на лужицу - горячо. Смотрит на Вика, на его глаза, которые расширяются, как обычно бывает, когда он сталкивается с триггером или его угрозой. Лицо Вика застывает, и лишь глаза выдают ужас, страх перед болью, которая скрутит минутой позже. Он рассказывал, что эта боль нетерпимая, что в минуту пика нужен кто-то, кто будет караулить, держать за руки, иначе можно и глупостей наделать, из окна выпрыгнуть, лишь бы прекратить ее.

Вера смотрит в его глаза и видит в них панику. Панику, от которой внутри все сжимается. Они продержались целый вечер, у них почти получилось. Безрассудной была сама идея приехать сюда, зря Вера пошла у него на поводу. Надо было настоять на своем, увезти его домой, в безопасность. Хочется ударить эту идиотку чем-то потяжелее.

  - Ну, трындец! Я сейчас, - он почти спокойно поднимается, даже улыбается, и идет в противоположную сторону дома, никто на него не смотрит, бросают вслед лишь короткое: извини. Кажется, лишь только Вера замечает неестественность, скованность в его движениях. Идет к холодильнику, непослушными руками находит в морозилке пакет замороженных овощей, бутылку воды и идет следом за ним, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Сумочка с таблетками висит на ее плече, она как чувствовала - прихватила ее с собой.

Сплошная дубовая дверь находится быстро, хоть и расположена в темной стороне дома. Она заперта, Вера стучится, надеясь, что Вик находится именно за ней. Больше ему на первом этаже укрыться негде, повсюду люди, а гостевой санузел вечно занят.

- Вик, это я, открой.

    Тишина. Стучится снова. На нее никто не смотрит, эта ванная находится в другом конце дома, а гости преимущественно у бассейна да бара.

- Белов, открой дверь. Я хочу помочь.

Он не отвечает, дверь по-прежнему заперта, чтобы открыть снаружи, нужен специальный узкий предмет, нет времени сейчас бежать искать что-то подходящее. Вера начинает долбиться:

- Да вспомни, в конце концов, что у тебя есть яйца, и решись на смелый поступок! - срывается. - Я лед принесла. - Подпирает спиной стену, прикрывает глаза, представляя, что он там один загибается, не пуская к себе никого, даже ее, свою Веру, по-прежнему не доверяя, держа на расстоянии. Неужели он не чувствует, как она к нему относится несмотря ни на что? Как сильно ей хочется быть рядом, невзирая на его странности? Что ей еще сделать, чтобы он подпустил ближе?

Проходит секунд двадцать, прежде чем замок все же щелкает, и она протискивается через чуть приоткрытую дверь, сразу захлопывает ее и закрывается. Оборачивается.

Он без майки. Стоит в одних джинсах к ней лицом, из крана за спиной бурным потоком льется вода, яркий свет ванной слепит, отражаясь в глянцевом потолке, черной плитке, безупречно белой чистейшей сантехнике.

Он без майки, стоит и смотрит на нее, ждет реакции, от которой будет зависеть многое в ее жизни, и все в их отношениях. И Вера вдруг отчетливо понимает, что не может ему улыбнуться и сказать: всего-то? Я-то думала, у тебя там что-то серьезное! - как это планировалось раньше. Она тысячу раз представляла себе этот момент, готовилась сделать вид, что ей все равно, а дефекты его внешности - мелочь. Но она не может так сказать. Потому что не получится искреннее, ни одна репетиция не поможет. Будет чистой воды лицемерие, и он это поймет непременно. Потому что он действительно выглядит плохо. Не просто плохо, она давит в себе это слово, но оно снова и снова всплывает в голове: тошнотворно. Не кожа, а месиво, которое так и застыло каким-то образом, зажило, зарубцевалось, как смогло.

Одного взгляда хватает, чтобы понять - когда его спасали, об эстетике не думали, дело касалось жизни и смерти. То, что это смогло в принципе зажить - чудо. Ее начинает тошнить от одной мысли о том, как это выглядело сразу после пожара, сколько принесло боли. Эта боль словно передается по воздуху, она проникает в ее тело вместе с частицами кислорода, которые выдыхают его легкие, растекается по жилам, покалывает кожу, которая ноет, будто тоже меняясь, словно уродство может быть заразно и передается воздушно-капельным путем. Сердце подхватывает эстафету, колотится, физически больно просто смотреть на Белова. Его страдания сжигают душу. Комок в груди давит, растет, мешает дышать, он настолько тяжелый, что она тянется к горлу, боря порыв отвернуться. Голова начинает кружиться, а ванная - плыть перед глазами от одной мысли, что такая боль вообще существует, что ее физически можно пережить.