Лучшие годы жизни (СИ) - Ветер Андрей. Страница 24

– Милая, славная девочка! – прошептал он, отодвигаясь от её пахнущего вином рта. – Нам бы следовало растянуть ожидание по возможности дольше, дабы удовлетворение наступило как можно позже.

– Я и не тороплюсь, – проворковала она в ответ. – Я буду подкрадываться к удовлетворению долго-долго, – она откинулась на спину и с грустью посмотрела вверх, где по потолку ползли расплывчатые тени. – Если бы вся жизнь была для нас радостью, то мы бы не ждали с таким восторгом вот этих коротких мгновений.

– Похоже, ты жалуешься.

– Нет. Пою песню. Песню печали.

– Зачем тебе печалиться сейчас, когда ты вполне счастлива?

– Я начинаю бояться завтрашнего дня. Вдруг он принесёт боль?

– Глупо! – Юрий поднялся с кровати. – Глупо! Жизнь полна чудесных мгновений. Откуда в тебе берётся пессимизм? Ты же молода, красива, у тебя всё впереди!

– Что у меня впереди, милый? Эти бесконечные дни в «Арагоне»? – она медленно отвернулась.

Юрий обнял её за плечи. Это был идеальный момент, чтобы поднять вопрос об учёбе.

– Послушай, – заговорил он после некоторой паузы, – я разговаривал кое с кем из моих друзей. У них есть связи… Не так чтобы в очень высоких сферах, но всё же серьёзные…

– И что?

– Иногда они помогают материально людям, которых сочтут перспективными. Я просил, чтобы с ними поговорили о тебе.

– Обо мне? – она взглянула на него из-под упавшей со лба пряди волос.

– Чтобы оказали тебе содействие. Если всё будет в порядке, то ты сможешь учиться и в конце концов станешь историком. Разве это не прекрасно?

Моника с недоверием посмотрела на Юрия.

– Ты говоришь серьёзно? Такое и впрямь возможно?

– Ты даже не представляешь, насколько это серьёзный разговор, – ответил он без улыбки. – Если всё решится положительно, то у тебя не будет нужды тревожиться за твоё будущее.

– Пречистая Дева, – зашептала девушка и сложила руки на груди, – неужели это свершится?

– Свершится. На днях мне сообщат, к кому из профессоров мы должны сходить в университет, чтобы он мог побеседовать с тобой. Так что ты подготовься к разговору.

– Я готова хоть сейчас!

– Сейчас уже вечер. Сейчас мы будем заниматься любовью…

***

Познакомившись с Мигелем Марроном, Юрий стал часто появляться в компании знаменитого тореро, сошёлся с множеством поклонников и вскоре был приглашён в «Клаусуру» – закрытый клуб, который года полтора назад создали очень богатые почитатели Маррона, так называемые марронисты. Приведя Полётова в «Клаусуру», Мигель прежде всего представил русского журналиста барону Хименесу.

– Дон Эстебан – мой самый надёжный друг, – сказал тореро чуть позже, отведя Юрия в сторону и указывая глазами на Хименеса. – Он не раз оказывал мне серьёзную поддержку. Признаюсь, если бы не дон Эстебан, я мог бы сейчас и не разговаривать с тобой.

– Почему? Что за таинственное прошлое у тебя, Мигель? – Юрий приподнял брови, подчёркивая удивление и наивное любопытство.

– Была у меня неприятная история, примерно год тому… Не хочу вспоминать о ней…

– Что-нибудь противозаконное?

– Да, к сожалению, – неохотно кивнул Маррон. – Хорошо, что у Хименеса обширные связи. Но если бы история вышла наружу, то непоздоровилось бы не только мне, но и ему. Ты ведь журналист, сам знаешь, какой вес приобрело сейчас общественное мнение.

– Ладно, оставим эту тему, – сказал Юрий. – Не будем растревоживать больные места минувшего, – он прикоснулся своим бокалом к бокалу Маррона. – Да и мне, дружище, не следует знать того, что не следует, дабы избежать соблазна состряпать лёгонькую статью.

– Нет, нет, Юрий, я тебе верю! – воскликнул с жаром тореро. – Моника сказала, что ты не имеешь никакого отношения к «жёлтой» прессе, ты – серьёзный журналист и исследователь. Если хочешь, я расскажу тебе обо всём! – Маррона заметно развезло от выпитого. Его тянуло на откровения.

– Спасибо, Мигель, спасибо, что ты доверяешь мне. Но не нужно… Зачем мне знать чужие тайны? Тем более, что это не только твоя тайна, как ты сказал, но и сеньора Хименеса.

– Да, конечно, ты прав…

Уже на следующий день Полётов передал отчёт о встрече в «Клаусуре», подробно изложив беседу с Марроном, и особо обратил внимание на тот факт, что барон Эстебан Мария Хименес был покровителем Мигеля Маррона и что он примерно год тому назад каким-то образом вызволил Маррона из «неприятной истории», которая сулила тореадору тюремным заключением. Сообщение Полётова было проанализировано, сделаны соответствующие выводы, даны конкретные распоряжения, агентурная сеть получила задания добраться до информации, связанной с «неприятной историей». Через три месяца на столе у Старика в Мадриде лежала справка на Маррона и Хименеса. Оказалось, что знаменитый тореро Маррон, этот сильный мужчина с эффектной внешностью, страдал безудержным влечением к малолетним девочкам. Источник сообщал, что в присутствии двенадцатилетних девчушек тореро буквально терял над собой контроль. Год назад пагубная страсть едва не привела его на скамью подсудимых, но барон Хименес сумел надавить на следователя и замял дело.

– Любопытно, любопытно, – читал документы Старик, – полезные бумаги. Похоже, нам есть чем надёжно привязать к себе сеньора Хименеса. Человек он влиятельный, вхож в Национальное Законодательное собрание. И вот тебе на – такой серьёзный человек покрывает педофила! С нашей стороны будет недопустимой оплошностью не воспользоваться этой информацией. В Европе существует международный клуб педофилов, куда входят высокопоставленные правительственные чиновники из разных стран. Закрытый, разумеется, клуб, подпольный. Этот клуб занимается торговлей детьми. По сути это рабовладельческий клуб. Думаю, у нас появился шанс подобраться к этим ублюдкам через Маррона и Хименеса…

Шифровка ушла в Центр.

Полётов продолжал заниматься своей журналистской работой. Ежемесячно в журнале «Поколение-7» появлялись его статьи, чаще этнографического толка, иногда – экономические, были и политические. Будучи умелым рассказчиком, он без труда излагал свои впечатления об увиденном и услышанном, пропитывая информацию своими сугубо личными, почти интимными мыслями, что придавало его статьям неповторимый вкус. Мало-помалу его имя стало появляться и в других журналах; корреспонденты российского телевидения искали с ним встреч, брали интервью.

– Юрка, – радостно крикнула однажды Таня в телефонную трубку, – а ведь ты у нас известным стал! Некоторые издательства заинтересовались твоими книгами!

– Правда?

– Правда, правда! – засмеялась она. – Так что будь добр, возьмись за то, что у тебя лежит незавершённое.

– Тань, я сейчас не могу, дел по горло… А о каких книгах речь-то?

– «Ведьма», «Пустырь» «Хрупкое небо». Я сказала, что ты в ближайшее время закончишь ещё пару повестей.

– А что у меня ещё есть на сегодня подходящего?

– Во-первых, «Уснувшее озеро», тебе надо обязательно как следует отредактировать его и переделать концовку. Ну и «Лесные волосы» – почти готовая книга.

– Танюша, но это всё требует времени…

– Значит, ты найдёшь это время! – отрезала она. – Одним словом, я тебя поздравляю. Когда появится сигнальный экземпляр, я дам тебе знать, дорогой, – её голос звучал теперь почти сухо. – Надеюсь, ты выкроишь пару дней, чтобы приехать в Москву на презентацию твоих книг.

– Ты уже об этом думаешь? – Юрий почувствовал неловкость. Таня активно занималась его литературными делами, а он был словно и не рад успеху. – Не рано ли о презентации говорить?

– Самое время, дорогой. Только так и надо. Всё, я целую тебя. Мне пора бежать, – она повесила трубку.

Некоторое время Полётов сидел в глубоком молчании, затем взглянул на часы. Ему было пора ехать в «Клаусуру». Сегодня там обещался быть дон Эстебан. Юрий очень незаметно сумел стать любимым собеседником барона, много рассказывая о жизни в России, о своих друзьях, вымышленных и настоящих, о творческих планах, которые непременно приводили в восторг не только барона Хименеса, но вообще всех слушателей. Иногда Юрий удивлялся сам себе: замыслы повестей и романов зачастую рождались в нём прямо во время разговора, хотя даже намёка на эти сюжеты не было в его голове раньше. Когда он писал отчёты для резидентуры, он вынужден был то и дело отвлекаться, чтобы параллельно записывать для себя сюжеты книг, родившиеся во время бесед с Хименесом.