Почти нормальная жизнь (ЛП) - Джеймс Моника. Страница 21

О Боже, о каких именно сожалениях идет речь? Но я понимаю, что она спрашивает не о том, что я подумала.

Я пожимаю плечами, и мои волосы вспружинивают, спасибо Табите за ее умение делать укладку.

– Ты же спала с парнем, правда? – интересуется Табита, широко распахну глаза.

Когда я не отвечаю, она легко стукает по моей руке.

– Да ладно!

– Я ведь тебе ничего не сказала, – отвечаю я, совершенно запутавшись. У нее наверно синдром Туретта (прим. пер.: Синдром Туре́тта (болезнь Туретта,) – генетически обусловленное расстройство центральной нервной системы, которое проявляется в детском возрасте и характеризуется множественными моторными тиками и как минимум одним вокальным или механическим тиком).

– Нет, глупенькая, – хихикает Табита, – Я думала, что будет что-то вроде этого, но такое не ожидала.

– Чего не ожидала?

Я просто вообще ничего не понимаю.

– Что ты все еще девственница, – коротко улыбаясь, говорит девушка.

– Почему тебе так трудно в это поверить? – разве слово «ШЛЮХА» нарисовано у меня на лбу.

Табита, должно быть, увидела, мое озадаченное выражение лица, и начала, заикаясь, говорить:

– Я просто имела в виду, имела в виду что... посмотри на себя... ты красивая.

Если бы я умела плакать, то в этот момент появился бы просто поток слез. Мне никогда раньше не говори, что я красива. По правде сказать, обо мне никто не заботился. Но теперь, услышав такое... мне как бы стало приятно.

– Хорошо, достаточно уже об этом, – говорит Табита, переставая наводить марафет. – Все готово. Теперь можешь оценить мое творение.

Она поворачивает мой стул вокруг к квадратному зеркалу, висящему над двойной раковиной. Я оглядываю себя.

– Та-дам! – разводя руками, радостно восклицает девушка. – Что думаешь? – спрашивает она, когда я сижу неподвижно, глядя на свое отражение.

Я поднимаю свою руку, и мое отражение делает то же самое.

Я морщу нос, оно делает то же самое.

Я касаюсь своего лица, и отражение повторяет за мной.

У человека из зеркала нежно-голубые глаза и не смертельно-бледная кожа, на самом деле. И это действительно я.

Запускаю руку в волосы и поражаюсь их мягкостью и густотой. Ловлю себя на мысли, что выгляжу как те девушки из рекламы шампуня «Пантин».

– У тебя на удивление густые волосы, поэтому я сделала такую укладку, чтобы подчеркнуть черты твоего лица. Я надеюсь, тебе нравится? – спрашивает Табита, взволнованная от того, что я молчу.

Я киваю, и мои глаза расширяются от удивления, когда замечаю, как мои волосы подскакивают – да, именно подскакивают.

Я широко распахиваю свои глаза, и вижу, что они ярко-голубого цвета. И большие.

– Почему мои глаза такие яркие? И большие? – спрашиваю я, наклонившись вперед, усаживаюсь на самый край вращающего стула, в надежде рассмотреть себя поближе.

– Я просто сделала их немного заметнее, не так много черного, – отвечает Табита, становясь рядом со мной, наблюдая мою реакцию в зеркало.

Рассматриваю себя поближе и замечаю, что она использовала дымчатый макияж, она нанесла серые тени на веки и провела еле заметную линию черного по нижнему веку глаза. Она выбрала темно-синюю тушь вместо черной, за счет этого моим глазам добавляется еще синий цвет. Мои ровные щеки выглядят женственно, на них легким взмахом нанесены румяна в естественных тонах. Мои губы покрыты прозрачным персиковым блеском.

Я выгляжу... я выгляжу как девушка.

– Спасибо, Табита, – шепчу я, все еще с трепетом рассматривая себя в зеркале.

– Все нормально, обращайся в любое время. А для чего еще нужны друзья.

Глава 11

УБИЙЦА

Все, что я чувствую – это запах смерти.

И этот запах исходит от моего отца.

Его белая рубашка, которая когда-то плотно прилегала к его телу, сейчас свободно болтается на его исхудавшем теле, на два размера больше. Он идет, шатаясь на ногах, будто ему восемьдесят пять, а не сорок пять. Он довольно давно не был в душе, я даже не помню, когда в последний раз он ел.

Но такие вещи совершенно не имеют значения для человека, употребляющего наркотики. Единственное о чем он думает и беспокоится, это о том, где достать следующую дозу. Это именно то, на чем он сосредоточен полностью. Жизнь – дерьмо.

Мой день рождения был вчера, но это не так уж и важно. Его я не праздновала, с тех пор как мама оставила нас. Но каждый год в этот день я обещаю себе «Вот оно. Сейчас я все брошу».

Но всегда погружаюсь еще глубже и глубже в эту пустоту, все труднее и труднее могу увидеть путь назад. Целый год я психологически готовлю себя к уходу из дома. Я все надеюсь, что мой отец соскочит с этой дури. И год проходит в бездействии, и я начинаю понимать, что все это время было потрачено впустую.

И этот год не стал исключением.

– У тебя есть еще? – спрашивает отец, когда я вхожу в маленькую грязную кухню.

Когда-то моя кухня была полна печенья, апельсинового сока и свежих фруктов. Теперь единственное, что засоряет тумбы – это зажигалки, пивные бутылки и неоплаченные счета.

Ну и дела, как приятно тебя видеть папа, хотя нет, вру, неприятно, говорю я про себя.

– Привет, Миа, как твои дела?

Я уже должна была давно привыкнуть к этому, но мне все еще больно от того, что наркотики идут на первое место.

– И тебе привет папа, – парирую я с сарказмом, пока открываю холодильник, чтобы достать пиво.

Я просто измотана. Я устала, как собака носиться по городу, потому что в последнюю минуту Фил изменил место встречи, и мне реально надо выпить. Открываю крышку Будвайзера (прим. пер.: Будвайзер (Budweiser) – марка чешского пива). Делаю глоток, и закрываю глаза, смакуя вкус.

– Не надо строить из себя гения! – говорит отец. В его голосе ясно выражено отчаяние.

Моя рука в ярости крепко сжимает горлышко бутылки.

Гения?

Разве умный человек будет прятать тайник под раковиной, и покупать для кого-то наркотики. Он бы уже давно позвонил в полицию и сдал бы жалкую задницу наркомана. Разумный человек просто взял бы и отправил наркомана на реабилитацию. Так что я сомневаюсь, что он понимает, что значит быть разумным, ведь я просто стою здесь и не предпринимаю никаких попыток исправить ситуацию.

– Вот, – говорю я, с отвращением вытаскиваю из заднего кармана и кидаю прозрачный пакетик на стол.

Мой отец подходит к нему и немного мешкает, будто бы он не сможет жить без очередной дозы.

Я кривлю губы от отвращения.

Сейчас то самое время.

Мне исполнилось девятнадцать лет, и я ухожу из дома.

С меня хватит.

Я хочу отвыкнуть от этого разрушительного образа жизни, потому что не уверена, что выдержу еще один год.

Я так глубоко задумалась, что не заметила, как изменилось лицо отца. Я вижу это.

Его глаза сужаются и делаются похожими на бусинки, он жестко смотрит на меня.

Под его свирепым взглядом мой желудок делает кульбит, не надо смотреть на него. Надо отвести взгляд в сторону. Что он задумал?

– Нам нужно поговорить, – бормочет он, потирая подбородок. – Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, Мия.

Моя кожа мгновенно покрывается мурашками, мне словно снова восемь лет.

– О чем? – спрашиваю, мои мысли мечутся в догадках, что же ему нужно.

Он качает головой, его сальные волосы прилипли ко лбу.

– Не сейчас. Мы поговорим с тобой завтра, – отвечает он, и берет свой тайник, чтобы закинуться еще раз позже.

Но завтра не наступит никогда, потому что через два дня я убила своего отца выстрелом.

* * *

Я резко вскакиваю с кровати вся в огне и быстро вслепую бегу к туалету вывалить свой обед. Мое тело все дрожит, меня рвет до тех пор, пока в желудке ничего не остается.

Под коленями проходит холодок от плиток, но я не могу сдвинуться с места, потому что боюсь, что упаду, если пошевелю хоть одной мышцей. Поэтому я так и остаюсь на полу в туалете, в надежде, что эта истерика пройдет.