Безликий - Корнев Павел. Страница 10
– Привет-привет! – беспечно улыбнулся я, но на всякий случай все же отступил к двери. – Я Жан-Пьер, кузен госпожи Робер!
Крики смолкли, в глазах девушек появился интерес. Кто-то как бы невзначай принял соблазнительную позу, кто-то позволил слегка соскользнуть полотенцу и распахнуться халатику. Одна рыжая чертовка после моих слов и вовсе стала не столько закрывать ладонями груди, сколько приподнимать их, выставляя напоказ.
Я сделал вид, будто ничего не заметил, и объявил:
– Кузина попросила присмотреть в клубе за порядком, поэтому если у кого-то вдруг возникнут проблемы, например, начнет приставать излишне ретивый ухажер, не скромничайте и сразу зовите меня. Помогу, чем смогу.
– Будешь провожать домой? – поинтересовалась рыжая кокетка.
– И даже в кроватку уложу, если понадобится, – с усмешкой подтвердил я. – Главное, не тяните! Всем все ясно?
Я дождался утвердительных кивков, вышел в коридор и наткнулся там на Гаспара.
– Жан-Пьер! – окликнул меня испанец. – Пришел какой-то странный тип, госпожа Робер просит тебя им заняться.
– Кто такой?
– Какой-то Моран. Никогда его раньше не видел.
– А! – сообразил я, о ком идет речь. – Где ты его оставил?
– В холле.
– Идем!
К этому времени уже начали подходить первые зрители. Антонио и Жиль сверялись со списками и запускали их внутрь. Сегодня была закрытая премьера, и случайных людей в клубе не ожидалось, но полицейский на фоне избранной публики нисколько не выделялся.
– Вон, у зеркала, – подсказал Гаспар.
Инспектор Моран оказался худощавым господином средних лет в отлично пошитом вечернем костюме; в петлице пиджака алела гвоздика, из нагрудного кармана выглядывал аккуратный треугольник белого платка. Аристократическое лицо сыщика было худым и бледным, с высокими, круто заломленными бровями, прямым носом и тонкими бледными губами. Напомаженные волосы он зачесал назад.
Я подошел и радушно улыбнулся:
– Мсье Моран?
Инспектор нисколько не походил на полицейского, а скорее напоминал театрального критика или даже бездельника из театральной богемы, но стоило ему только повернуться ко мне, и от пристального взгляда колючих серых глаз враз сделалось не по себе.
– С кем имею честь? – поинтересовался Моран, и поинтересовался, надо сказать, весьма холодно, но я и не подумал разыгрывать смущение.
– Я Жан-Пьер, кузен мадам Робер. Она попросила вам здесь все показать.
Инспектор взял со столика кожаную папку и попросил:
– Проводите меня в кабинет госпожи Робер.
– Ее сейчас нет…
– Не важно! – отрезал Моран и уже несколько мягче добавил: – С ней я побеседую позже, а сейчас просто хочу осмотреть… место происшествия.
– Как скажете. Нам сюда…
Взмахом руки я отпустил наблюдавшего за нами со стороны Гаспара и провел сыщика к кабинету Софи. Отпирать его не понадобилось, Моран просто огляделся в коридоре и спросил:
– Это ближайший путь из зала?
– Так и есть.
– А где работал Пьетро Моретти? Не вчера, а вообще. Была у него постоянная студия?
– Это в другом крыле здания. Идемте.
Я повел инспектора по коридору, а тот вдруг хмыкнул.
– Вы разве здесь не первый день? Хорошо ориентируетесь в этом лабиринте.
– Успел пробежаться, – беспечно ответил я, отпирая нужную дверь. – Не собираюсь терять место из-за какой-нибудь дурацкой оплошности. Если разочарую кузину, она запросто выгонит меня взашей, несмотря на родство.
– И все же она доверяет вам…
– Вы о ключах, мсье? – Я тряхнул кольцом. – Ну да, доверяет. Кровь не вода, знаете ли.
Инспектор прошел в мастерскую, а я остался стоять на пороге. Сыщик на миг замер посреди студии, потом откинул занавес с одного из полотен и задумчиво заломил крутую бровь.
– Что скажете?
Я подошел, взглянул на картину с тремя танцовщицами и пожал плечами.
– Ничего в этом не понимаю, но как по мне – ему повезло с натурщицами!
Моран снисходительно улыбнулся и начал осматривать незаконченные работы. Многие из них оказались выполнены в стиле абстракционизма, их черно-красно-оранжевыми тонами Пьетро пытался раскрыть тему огня. Другим его постоянным сюжетом выступали ночная река и черный, едва различимый дом на заднем плане, но хватало и обнаженной натуры. По правде, таких картин было больше всего.
– Госпожа Робер состояла в отношениях с Пьетро Моретти? – спросил сыщик некоторое время спустя.
– С чего вы взяли? – опешил я от неожиданности.
– На некоторых полотнах она изображена обнаженной, – пояснил свой интерес инспектор. – А кроме того, как еще безвестный художник мог оплачивать аренду мастерской?
– Об этом вам лучше спросить у кузины.
– Спрошу, – кивнул Моран. – Так где, говорите, я могу опросить персонал?
– Здесь?
– Не самое подходящее помещение.
Я на миг задумался, потом вспомнил о кабинете графа Гетти на втором этаже и попросил:
– Следуйте за мной.
Кабинет супруга Софи встретил нас полумраком. Сюда редко кто заглядывал, и окна закрывали плотные шторы. Их я первым делом и отдернул, запустив в просторную комнату лучи заходящего солнца. Пыль здесь протирали каждую неделю, поэтому никакой дополнительной уборки не понадобилось.
– Проходите! – пригласил я внутрь инспектора. – С кем хотите поговорить?
Моран переступил через порог и внимательно оглядел обстановку. Рабочий стол с висевшим на стене за ним пейзажем сыщик по какой-то причине забраковал и остановил свой выбор на одном из кресел у камина. Уселся в то, что было развернуто высокой спинкой к окну, и почти растворился в густой тени. На свету остались лишь убранные на подлокотник руки; в перстне заискрился крупный желтый бриллиант.
– Морис Тома, знаете такого? – спросил Моран.
– Нет, мсье, – ответил я, но сразу прищелкнул пальцами, будто поймал нужное воспоминание. – Буфетчик?
– Он самый. Приведите его. И передайте пепельницу.
Получив хрустальную пепельницу, сыщик достал пачку «Честерфилда» и закурил, а я отправился за буфетчиком. Тот командовал официантами и следил за правильной сервировкой столов, но, памятуя о распоряжении хозяйки, отказаться от общения с нашим гостем не посмел. Только пробурчал под нос какое-то ругательство и на миг задержался у зеркала. Разгладил выглядывавший из-под фрака черный жилет и слегка сдвинул в сторону черную же бабочку. Думаю, поправил бы и прикрывавший лысину парик, но при мне делать это постеснялся.
Я привел буфетчика в кабинет графа, и Морис замялся на пороге, не решаясь ступить внутрь.
– Присаживайтесь, любезный! – указал тогда инспектор на кресло напротив. – Жан-Пьер, не уходите. Хочу, чтобы вы присутствовали при беседе. Я ведь здесь неофициально…
При этих словах буфетчик встрепенулся и напомнил:
– Я все рассказал в Ньютон-Маркте! Под протокол!
– Знаю, я читал, – спокойно подтвердил Моран и требовательно взглянул на меня. – Жан-Пьер?
С обреченным вздохом я прикрыл дверь и уселся за рабочий стол графа. Упоминание сыщиком неофициального статуса беседы убедительным мне нисколько не показалось. Третий департамент обычно не обременял себя формальностями, если вдруг решал сунуть нос в чужие дела.
Бастиан Моран затушил сигарету о дно пепельницы и спросил:
– Морис, когда вы вчера уходили, кто оставался в клубе?
– Госпожа Робер, ночной сторож и художник, Пьетро Моретти, – ответил буфетчик без малейшей заминки. – Вчера был выходной, клуб не работал. Я готовился к сегодняшнему приему.
– А танцовщицы, музыканты, хореограф? Никто из них не мог задержаться?
– Репетиция закончилась раньше. Перед уходом я обошел все помещения и погасил светильники, на глаза никто не попался.
– Вы затушили все светильники?
– Несколько осталось гореть в зале, где работал Пьетро. Он обещал погасить их сам.
– Но не погасил?
– Нет.
Я не понимал, к чему клонит инспектор, а тот, казалось, и сам этого не знал и задавал вопросы исключительно наобум. Какое-то время Моран молча постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, а Морис как завороженный следил за искоркой вставленного в перстень бриллианта. Но потом буфетчик скинул оцепенение и забеспокоился.