Матильда. Тайна Дома Романовых - Павлищева Наталья. Страница 6
Кроме того, вагон министра путей сообщения адмирала Посьета, хотя и был несколько облегчен по сравнению с прежним весом, все равно заваливался на бок, а его поставили вторым!
Молва, правда, утверждала, что вагон-столовую, в которой в момент взрыва находилась императорская семья, разнесло взрывом от принесенной слугой бомбы, но это не так. Вагон не взорвался, его массивное свинцовое днище просто сорвалось с вагонных тележек, как и у нескольких других вагонов.
Только чудо спасло императорскую семью от гибели.
На перегоне поставлена большая часовня, к которой императорская семья старалась приезжать в годовщину своего чудесного спасения.
Погибшие похоронены с почестями, раненым оказана помощь. Несмотря на траур, народ ликовал – государя-императора спасло чудо, не иначе! И чем больше рассказывали о катастрофе, тем явственней звучало: «Божья воля! Хранит Господь нашего царя-батюшку!»
Императорскую семью, которая в Санкт-Петербурге отправилась прямо в Казанский собор на торжественный молебен, встречала такая толпа, что пробиться сквозь нее оказалось трудно. Народ был готов на руках нести карету с чудесно спасенным государем.
– Ваше Величество, вынуждены каникулы объявить, все одно – студенты и школяры не учатся, то и дело кричат «Славу!».
Александр Александрович махнул рукой:
– Пусть отдохнут три дня, большого убытка учебе не случится.
Немного погодя не замеченные сразу травмы дали о себе знать.
Императрица и впрямь носила руку на перевязи и ежедневно делала массаж. А вот у императора все оказалось серьезней. Какой же силы оказался удар чертовой крышей, если серебряный портсигар в заднем кармане сплющился! Кость выдержала, но удар по почкам дал о себе знать, позже развилась почечная недостаточность, со временем сведшая крепкого Александра Александровича в могилу.
Глава III
В салоне фотографа Императорских театров суета – балерин привезли запечатлевать их прелестные образы.
Все понимали, кто именно заказал съемку – большой интерес к балету, а особенно к его исполнительницам, проявлял великий князь Владимир Александрович, брат императора.
Он и сидел за стеклянной перегородкой, наблюдая, как девушки одна за другой выходят и останавливаются, позируя фотографу. То и дело слышалось:
– Атенсьон… поспешайте…
Фотограф числился французом, «атенсьон» произносил, как полагалось, с сильным прононсом, но «поспешайте» выдавало происхождение с головой.
Он выстраивал, усаживал, бесконечно менял местами балерин в групповых снимках, заставляя их то принимать нелепые позы, то цепляться за плохо закрепленные гирлянды искусственных цветов с риском потерять равновесие, то надолго замирать в экарте без всякой опоры…
– Еще потребуйте застыть в прыжке!
– Если понадобится, мадемуазель Ильина, застынете, – фотограф знал себе цену, а также знал то, что Ольга Ильина не в числе тех, кто завтра станет корифейкой Императорских театров. Вот Кшесинской, Скорсюк или Рыхляковой он делать такие замечания не рискнул бы.
Особенно Кшесинской, эту лучше не задевать, самоуверенная девчонка. Она даже на съемку пришла в костюме, в котором выступала. Пришлось спешно обрывать бутафорские перья.
Когда перешли к индивидуальной съемке, стало еще мучительней. Собранные вместе и расставленные по местам опытной рукой балерины являли лучшие свои стороны и скрывали недостатки – слишком короткую шею или не очень изящную талию можно задрапировать цветами, короткие ноги заслонит стоящая впереди балерина, а от некрасивого лица отвлекут другие, более симпатичные.
Поодиночке под ярким светом фотосъемки все недостатки проявлялись слишком явно. Обычно фотограф ретушировал снимки, облагораживал их, что-то добавляя, а что-то убирая. Ведь в жизни и некрасивое личико может оказаться весьма привлекательным, а девушка так обаятельна, с такой изюминкой, что короткую шею просто не заметишь…
Но за стеклянной перегородкой сидел князь, который видел балерин без ретуши.
Иван Карлович терпеть не мог такие визиты, они выводили из себя всех, но именно ему приходилось улыбаться и расшаркиваться и перед князем, и перед балеринами. Кшесинская вон возмутилась:
– Мы что, публичный дом, чтобы так сниматься?!
Иван Карлович сравнению даже обрадовался:
– Мы лучше, Матильда Феликсовна, лу-учше-е… Никакой публичный дом не получает такие субсидии и подарки.
Но сегодня великий князь Владимир Александрович был не в духе, ему решительно не нравился никто! О Марии Скорсюк он сказал, что долговязая, Варвару Рыхлякову назвал неуклюжей, Машу Степанову – страшненькой… Ну, просто под нож весь выпуск.
Иван Карлович даже думать боялся о той минуте, когда фотографировать начнут строптивую Кшесинскую.
Положение спасло появление не выпускницы, но примы Императорских театров Пьерины Леньяни. Итальянка воцарилась на сцене Мариинского не так давно, практически выжив великую Цукки, вынужденную уехать в Одессу. Честно говоря, она имела полное право называться примой, у Леньяни было все – великолепная техника, до которой русским балеринам далеко, грация, приятные формы, симпатичное лицо и умение очаровывать. А еще уверенность.
Пьерина не стала ждать распоряжений фотографа, а принялась отдавать их сама:
– Когда повернусь на две трети и улыбнусь – снимай! Не опоздай, не то получится с закрытыми глазами. И свет поставь левее, чтобы тени не легли на лицо!
Француз нижегородского происхождения послушно выполнял приказания.
Иван Карлович смотрел не на суетящегося фотографа, а на великого князя. Владимир Александрович не сводил глаз с Пьерины.
Прекрасно зная, что та ищет влиятельного покровителя, директор доверительно сообщил:
– Пьерина Леньяни, Ваше Высочество. Огонь! Пламень в танце и… – Споткнувшись о недоуменный взгляд князя, сообразил, что говорит двусмысленную фразу и растерянно добавил: – … и на сцене…
Владимир Александрович усмехнулся этой нелепости, бросил только:
– Познакомьте.
– Сию минуту! – заверил Иван Карлович, делая отчаянные знаки ассистенту, чтобы привел Леньяни.
Но Пьерина знала себе цену, она отмахнулась от ассистента и продолжила фотографироваться, делая самые выигрышные па. Леньяни умудрялась надолго застывать в экарте и почти в воздухе.
В другое время Иван Карлович кричал бы остальным:
– Учитесь!
А сейчас не мог дождаться, когда закончится съемка и можно будет представить красавицу князю.
– Ваше Высочество, позвольте представить – прима нашего театра, мадемуазель Леньяни. Мадемуазель Леньяни, Его Императорское Высочество великий князь…
Владимир Александрович продолжил сам:
– Владимир Александрович. Мадемуазель, я очарован. Вблизи вы еще прекрасней, чем на сцене. Прошу, – широкий приглашающий жест князя указал на столик, где стояли бокалы и шампанское.
Пьерина не заставила уговаривать себя. Конечно, князь в возрасте, но о лучшем покровителе и мечтать невозможно, всем известно, что именно брат императора – хозяин в балете Императорских театров. Сам Александр III театром не очень увлекался, на балерин не смотрел. Иметь поклонником великого князя Владимира Александровича значило иметь все лучшие роли. Конечно, Леньяни и без покровителя была таких ролей достойна, но заступничество великих еще никому не мешало.
Иван Карлович мог быть спокоен – великий князь нашел свою прелестницу, а съемка строптивой Кшесинской-2 прошла без его внимания.
– Прелестно!
Фотографировавшаяся Таисия Касаткина, решив, что замечание касается ее лично, одарила директора лучезарной улыбкой.
– Это не вам, кривоногая вы наша, – махнул рукой Иван Карлович, удаляясь.
Следом за ним, цепляясь за все подряд, спешил ассистент Виктор, славившийся пристрастием к роликам, из-за которых то и дело попадал в неловкие ситуации сам и ставил в таковые других. Завидев Виктора на роликах, все либо поспешно отходили в сторону, либо старались за что-то ухватиться, чтобы не потерять равновесие вместе с ним.