Венера из меди - Дэвис Линдсей. Страница 23

– Но, возможно, клетки отпирали в какой-то момент?

– Перед выходом животного на арену. Фронтон должен был всегда за этим приглядывать. Он отпирал замок клетки, только когда ее уже поднимали наверх, на арену. После этого рабу наверху было достаточно сдвинуть защелку, чтоб она открылась…

– Но в Цирке это делалось иначе?

– Да. Клетки для пародии на охоту держали в помещении для колесниц; животные должны были попасть на арену через выездные ворота. Они были бы с радостью размялись, после того как провели ночь в тесных клетках. Так что они живо бы выбежали на арену Цирка, которая была заставлена поддельными деревьями, изображающими лес – это выглядело здорово! Вслед за ними должны были выехать охотники…

– Давай пропустим, как были подстрижены деревья. Что случилось у ворот?

– Кто-то освободил пантеру когда Фронтон и мой канатоходец были в одном из узких проездов для колесниц. Они бросились бежать к воротам на арену, но те были еще заперты, и они оказались в ловушке. Я побежала назад с несколькими мужчинами. Мы видели, как пантера закончила свое первое блюдо и собиралась приступить к десерту. Канатоходец заскочил в пустую клетку и захлопнул крышку, совсем как в комедии любовник спрятался в коробке для грязного белья. Вот так он спасся.

– О, Юпитер!

– Тебе не следует проклинать пантеру, – сказала добросердечная Талия, – она была голодная, и мы считали, что кто-то ее разозлил!

– Хорошо. Очень важный вопрос, – сказал я с большей сдержанностью, чем мне хотелось. – Кто ее разозлил, и кто ее выпустил?

Талия вздохнула. Когда вздыхает девушка подобных размеров, явственно ощущаются порывы ветра. Змея подняла голову и укоризненно посмотрела на меня. Талия сунула голову змеи себе за пазуху; в наказание (а может быть для змеи это и удовольствие).

– У нас был кладовщик. – сказала Талия. – Мне никогда не нравились кладовщики.

XX

Я наклонился вперед, опираясь руками на колени. Даже "ожерелье" было забыто.

– У меня есть шанс найти этого кладовщика?

– Ты думаешь, племянник Фронтона не пробовал? Почему ты считаешь, что мы ничего не сказали законникам? Почему племянник Фронтона прекратил разбирательство?

– Ты мне об этом и рассказываешь.

– Кладовщик мертв. Несчастный случай.

– Какой?

– Он шел мимо заброшенного здания. И на него рухнула стена.

– Ты уверена, что это был несчастный случай?

– Племянник Фронтона был убежден в этом. Было много шума по поводу обрушения дома, но так как никто из родни нашего кладовщика не выступил с иском, никто не мог привлечь к ответственности арендатора. Племянник Фронтона чуть не рехнулся, потому как это разрушило все его судебное дело против вдовы, если только кто-то еще совершенно посторонний не был причиной смерти Фронтона. Стражники опознали тело кладовщика, ты послушай, по ключу в его кошельке. На ключе было имя Фронтона, это был пропавший ключ от клетки с пантерой.

– А из-за чего он был зол на Фронтона?

– Никто не знает. Он был у нас всего несколько недель, и никак не проследить, с кем он мог быть связан. У нас работает много временных сотрудников.

– Как его звали?

– Гай.

– Это очень поможет!

Более половины мужчин откликается на имя Гай. А из оставшихся каждый второй или Марк или Люций; и это делает жизнь информатора очень трудной.

– Ты можешь дать что-то получше?

– У него, возможно, было второе имя. Я сломала себе голову, но никак не могу его вспомнить. Фронтон был единственным, кто мог бы ответить на этот вопрос.

Я задал акробатке еще несколько вопросов, но ей нечего было добавить к тому, что она уже рассказала. Она пообещала попробовать вспомнить еще какие-нибудь подробности о кладовщике. Я покинул зверинец, чувствуя себя ошеломленным.

Мое утреннее расследование дало немного конкретного материала, но описания, как встретили свою смерть Эприй и Фронтон, были настолько яркими, что когда я добрался до холма Целий и занял свое обычное место, я был необычайно подавлен.

Счетная улица походила на печку; от летнего зноя все на ней просто жарились. Тротуары высыхали почти сразу, как только ведра воды выплескивали на них, клетка певчего зяблика в мастерской слесаря была обмотана тканью, чтоб укрыть от солнца его маленькую пернатую головку. Когда я пришел, я махнул рукой владельцу забегаловки; к тому времени он уже знал, что я обычно заказываю. Так как я заметил, что кто-то уже стоит у прилавка, то я остался снаружи и занял единственный столик под тентом.

Я ждал, пока хозяин подогреет мое вино. Было приятное утро (если ты сидишь за столиком в тенечке), и я знал, что Северина вряд ли объявится еще пару часов. Счастливый от перспективы того, что мне хорошо заплатят за такую легкую работу, я закинул руки за голову и с удовольствием потянулся.

Позади меня кто-то вышел из харчевни. Я думал, что это слуга, но быстро понял свою ошибку. Когда я опустил руки, их притянули к моим бокам при помощи петли из толстой пеньковой веревки. Веревка туго затянулась. Мой тревожный вскрик был заглушен большим мешком, который быстро накинули мне на голову.

Я бросился вперед, рыча. Я почувствовал, что стул позади меня упал, но я не мог определить, в каком я положении сам. Ослепленный, задыхающийся от дурманящей вони внутри мешка, и совершенно изумленный. Моим инстинктивным попыткам освободиться кто-то препятствовал; напавшие грубо швырнули меня лицом вниз на стол. Я вовремя успел повернуть голову, и спас свой нос от расплющивания, но получил жестокий удар, и в моем ухе зазвенело. Я пнул назад наугад и попал во что-то мягкое, повторил, но попал только в воздух. Все еще распластанный на столе я изогнулся вбок. Руки схватили меня; я с силой рванулся в другую сторону, и свалился за край стола.

Все происходило так стремительно, что я не успевал определить, где верх, где низ. В тоже время другие люди имели собственные идеи, куда мне следует двигаться; я лежал на спине, и меня тащили ногами вперед, и очень быстро. Самое лучшее, что я мог сделать, ждать, вдруг кто-то из прохожих вмешается. Я был совершенно беспомощен. Каждый из злодеев вцепился в одну из моих ног – я сильно рисковал, если они не договорятся оба обогнуть с одной стороны какой-нибудь встречный столб. Большая часть меня уже вся болела. Ругать моих похитителей из такого положения – мне стало бы еще больнее. Мне приходилось следовать туда, куда меня волокли.

Канавы у края дороги не представляли большой проблемы; ожидая следующую я выгнул спину. Мешок до некоторой степени защищал меня, но основание моей шеи было все исцарапано, и я чувствовал себя, как цыпленок, с чьих костей сдирают мясо. Я хрюкнул. Тряска по туфовым блокам никак не шла на пользу моей голове.

Я знал, что мы свернули, так как угол стены содрал с меня кожу даже через мешок. Мы попали в более прохладное место; это уже была не улица.

Я проехался спинным хребтом по твердому порогу, отметился о него черепом. Еще повороты, еще удары. Наконец мои ноги бросили, и я свалился на землю. Я лежал неподвижно и наслаждался покоем, пока мог.

Пахло ланолином 88, решил я. В мешке, куда меня засунули, раньше была непряденная овечья шерсть; неожиданная подсказка.

Я прислушался. В закрытом помещении я был не один. Послышалось какое-то движение; сперва что-то неопределенное, потом стук, словно большими камнями бьются друг о друга.

– Правильно, – проговорила какая-то женщина. Раздосадована, но не слишком взволнована.

– Вытаскивайте его. Дайте на него посмотреть.

Я сердито отбрыкивался.

– Осторожней! Вы так порвете хорошую вещь…

Я узнал крепкого раба, с большими руками, который вытряхнул меня из мешка. Затем я понял, что за стук я слышал: большие глиняные грузила, что качались друг рядом с другом, пока кто-то протягивал нить основы. Она только что опустила ремизку на следующий колышек и подбила ткань. Я никогда не видел ее без покрывала, но узнал ее.