Вампиры девичьих грез (СИ) - Борисова Алина Александровна. Страница 17

Но постепенно езда увлекла меня. Дорожки петляли — то влево, то вправо, то вверх, то вниз, и ветер свистит в ушах на спуске, и ноги все ощутимей болят на подъеме, и где мне взять вампирскую грацию, чтобы не свалиться, завязнув в грязи, в какую-нибудь лужу. Да еще бы не потерять его на всех этих поворотах, вон как мчится наш мальчик Антоша, словно крылья за спиной хлопают.

Наконец, на высоком берегу Большого пруда, он остановился и слез с велосипеда, поджидая меня. Через пару секунд я притормозила рядом — раскрасневшаяся, уставшая, но довольная, и он не мог этого не заметить.

— Ну вот, а говорила — библиотека. Пойдем, присядем ненадолго, хоть дыхание выровняешь.

Он повел меня к небольшому деревянному домику над прудом. Зимой им пользовались как раздевалкой любители подледного плавания, а сейчас он был пуст и заперт, и вокруг тоже не было ни души, словно мы единственные забрались сегодня в этот дальний уголок парка. Дверь домика выходила на широкий деревянный настил, от которого вниз, до самой воды шли ступеньки. На солнце доски прогрелись и высохли, и было отчетливо видно, что за все последовавшие за заморозками дни на них не ступала нога человека.

Мы прислонили велосипеды к стене, и расположились на настиле, свесив ноги на ступеньки, глядя на поблескивающую на солнце поверхность пруда, на далекий противоположный берег, шумный и многолюдный. Там, почти у самой воды расположились детские площадки, батуты и карусели, там стояли в рядок лотки с пирожками и мороженым, воздушными шарами и игрушками, дымили многочисленные закусочные, соблазняя гуляющую публику ароматами жареного мяса. На нашей стороне пруда не было ничего. Кроме этого домика, ковра засохших листьев под ногами да сплошной стены вековых деревьев.

— Наверное, ты помнишь эти деревья еще саженцами, — проговорила, поддавшись настроению.

— Здесь всегда был лес, — не согласился Анхен, — его просто облагородили, проложив дорожки, да запрудив речушку, что протекала по дну оврага. А на той стороне — да, и саженцы, и торжественная закладка главной аллеи, и гордые речи, полные похвальбы и надежды. Меня приглашали на открытие.

— Сколько тебе лет, Анхен?

— Восемьсот шесть.

— И кого вы сожрали на последнем юбилее? — не смогла удержаться, хоть и чувствовала, что сейчас все испорчу.

— Это очень личные воспоминания, и я не уверен, что хочу ими делиться, — ответил он совершенно спокойно.

— Хорошо, вопрос неправильный, допустим. Но ты можешь мне честно сказать: как часто ты убиваешь людей? Не тех, которыми тебя угостили, а сам, лично?

— Одного-двух в год. Иногда никого, иногда и больше — зависит от конкретных людей и ситуаций.

— И это считается нормальным? Ну, по вашим, вампирским нормам.

— Да, вполне. Кстати, и по вашим тоже, хоть это и не афишируется. Ваши правители здорово боятся перенаселения, ведь расширяться вам особо некуда.

— Какая глупость, у нас есть множество незаселенных территорий. А у вас и того больше. Насколько я помню географию, непроходимые леса к востоку от вашего Города тянутся на тысячи километров. В случае перенаселения сможете и подвинуться.

— Нет, какие наглые проворные человечки. Не успели обрести свободу, а уже жаждете заполонить собой всю землю, — засмеялся он. — Но правда в том, что никто не жаждет выделять средства на развитее и заселение новых земель в вашей счастливой стране. Вашему правительству удобней, чтоб в этом просто не возникало необходимости. Что же касается идеи заселения людьми части наших восточных территорий, с последующей придачей им статуса суверенного государства, то такой проект уже рассматривался Высшим Советом Вампиров, и был одобрен, хотя и отложен на далекую перспективу.

— А ты мне можешь объяснить: зачем вам это? Зачем вы возитесь с нами, помогая развивать науку и повышать уровень жизни?

— Ну, во-первых нам просто нравится создавать, смотреть, как из саженцев вырастают деревья, а из вчерашних полуразумных существ, едва владеющих речью, вырастают инженеры и биохимики.

— А во-вторых? — потребовала я, увидев, что продолжать он не собирается.

— А во-вторых тебе не понравится.

— А ты обещал отвечать честно.

— Но я не обещал рассказывать абсолютно все.

— Неправда! Ты обещал ответить на все вопросы, которые мне придет в голову тебе задать.

— Хорошо, сама напросилась. Причина в том, что ваша кровь вкуснее. Чем более разумной, полноценной жизнью живет человек, чем больше у него знаний, навыков, реализованных и нереализованных желаний, тем богаче и насыщенней вкус его крови. И потому, как бы ни были полны наши загоны и стойла, мы всегда будем приходить к вам, и пить вашу кровь, порой забирая ее вместе с жизнью. А знания и навыки — это единственное, чем мы можем с вами за это расплатиться. К вашей и нашей выгоде. Такой ответ засчитывается?

— Он больше похож на правду.

— Он так же правдив, как и первый. Почему ты хочешь отказать нам в стремлении к красоте и гармонии?

— Потому что в убийстве человека нет ни красоты, ни гармонии.

— Это не убийство, дурочка, это воссоединение. Твоя кровь сливается с моей кровью, твоя душа навеки становится частичкой моей души, обретая мое бессмертие, а пустая телесная оболочка просто становится не нужной, вот и все.

— Но я не хочу ни с кем сливаться. Не хочу быть частью чьего-то бессмертия!

— Сейчас — возможно. Твое право. Всегда есть достаточно тех, кто хочет.

Я вспомнила маму, ласково глядящую нам вслед.

— Или думает, что хочет. Потому что кто-то заставил его так думать.

— Или думает. Постарайся понять простую вещь: мы сильнее вас. Психологически, ментально. Наш разум подавляет ваш самим фактом своего нахождения рядом. Не потому, что мы прилагаем к этому усилия. Напротив, усилия приходится прилагать, что бы не подавлять, чтобы услышать от любого человека, с которым я общаюсь, не мои мысли, а его собственные. Усилия приходится прилагать, чтобы ваше свободное и независимое государство действительно было таковым, чтобы ваши правители не бежали к нам за советом по самому ничтожному поводу, чтобы ваши медики действительно разрабатывали свои методики лечения, свои лекарства, методы диагностики, наконец, а не смотрели мне в рот, пытаясь угадать, какой ответ будет правильным. Вот как при таком отношении ты хочешь, чтобы мы не считали вас продолжением себя? Не считали возможным взять любого из вас в любой момент времени? Если вы сами ничего другого хотеть не в состоянии? Ведь, как я уже сказал, вы чертовски вкуснее тех, кто принадлежит нам по праву. Так что мы еще сдерживаемся. Который век уже сдерживаемся, и все ждем, что из вас все-таки получатся разумные люди.

— Мне всегда казалось, что мы УЖЕ разумные люди. И если бы вы оставили нас совсем, то возможно, нам бы и не понадобилась ваша помощь.

— Ага, и сидели бы вы голые, ждали, когда молния с неба ударит, чтобы хоть костер развести да обогреться. Нам это зачем? Вы — хоть ты как изводись — наша пища. У вас свой интерес, у нас свой. По-моему, симбиоз получился весьма органичный. К немалой выгоде сторон.

— А твой дружок говорил, что вы и без нас не голодаете, а мы так, на десерт.

— На десерт, на обед, на перекус. Я подолгу живу в вашей стране, и пью — и пил, и буду пить — вашу кровь у многих и часто, и все они живы и здоровы, и весьма довольны, что им так в жизни повезло: ощутить укус вампира, поделиться с ним своей кровью.

— Да, здорово. А как же те 1–2, которых ты все же убиваешь?

— Так, как я уже говорил: умирают, сливаясь со мною в вечности. И становясь куда более счастливыми, чем те, у кого я просто попросил каплю крови для поднятия настроения.

— Отпусти меня домой, пожалуйста, — мое настроение было безнадежно испорчено.

— Я настолько тебе неприятен?

— Не знаю. Просто, чем больше я задаю вопросов, тем отчетливей понимаю, что не слишком хочу знать ответы.

— Мне казалось, ты хочешь понять.

— Я не смогу этого понять. Скажи, а где-нибудь, быть может, очень далеко, есть земли без вампиров?